Там лежала деревня Ашборн.
Среди всех тех далеких окон, которые с любопытством рассматривала Дженни, я узнал окно моей комнатки, открытое так же, как окно Дженни.
Хотя она ни о чем меня не спросила, я сказал ей, указывая рукой:
– Вот оно – то, что сплошь покрыто виноградной лозой.
Она улыбнулась:
– Это очень далеко для тех, у кого нет подзорной трубы…
– Я бы передал вам свою, Дженни, но, поверьте, при этом я потеряю слишком много!
– О, это не имеет значения, – откликнулась она, – у меня острое зрение, и я увижу вас, когда вы покажетесь в своем окне.
– Дженни, вот уже пять дней, как я только там и находился, а в течение недели, когда мне запрещено приходить сюда, я нигде больше и не буду.
– Посмотрим, – сказала Дженни.
– Это означает, дорогая моя возлюбленная, – воскликнул я, – что и вы сами будете у своего окна?..
– Разве я живу не в этой комнате? – улыбнулась девушка. – Если только матушка не возьмет меня во второй раз в Честерфилд, чтобы приобрести для меня другой наряд…
– О Дженни, надеюсь, ей не понадобится ехать в Честерфилд, чтобы его заказать: белое платье и венок из флёрдоранжа[237 - Флёрдоранж (фр. fleur d'orange) – здесь: искусственные цветы померанцевого дерева, которые служат в ряде стран принадлежностью свадебного убора невесты; символ невинности.] можно найти где угодно.
– Стоп, господин мой брат! – остановила меня Дженни. – Вы говорите о нашем браке, словно я уже дала на него свое согласие…
– Это правда, – пришлось согласиться мне, – я забыл, что имею право о чем-либо просить только через неделю.
– И вы так уверены, что через неделю получите ответ?
– Дженни, – сказал я ей с мольбой и в голосе, и во взгляде, – я на это надеюсь!
– И поскольку надежда – одна из трех христианских Добродетелей,[238 - В католицизме определяется значительное количество добродетелей. Здесь имеются в виду т. н. «теологические добродетели»: вера, надежда и любовь к ближнему.] я вовсе не хочу отнимать ее у вас.
– О Дженни, Дженни! – вскричал я, беря ее за руку. – Как вы добры и как я вас люблю!
Дженни, высвободив свою руку, поднесла указательный палец к устам.
– Тихо, господин мой брат, – сказала она, – эта комната не должна слышать подобные слова, и, поскольку, как я понимаю, вы за себя не отвечаете, пожалуйста, спустимся в гостиную. Впрочем, время уже позднее; с сегодняшнего утра вы не видели своих прихожан, а ведь кто-нибудь из них может нуждаться в вашей помощи.
Девушка сказала правду: я забыл даже час, до которого мне можно было оставаться в Уэрксуэрте.
Я вздохнул, глазами и сердцем попрощался с каждым предметом в этой комнате и вышел.
У пастора как раз закончился его полуденный отдых, а г-жа Смит завершила свои дела по хозяйству; оба ожидали меня в гостиной.
Так же как их дочь, они явно полагали, что мне пора удалиться.
Впрочем, даже в состоянии счастья бывают минуты, когда человек испытывает потребность остаться наедине со своими мыслями.
Прощаясь, я обнял пастора и его жену и поцеловал руку их дочери.
Господин и госпожа Смит проводили меня до двери, напутствовав словами:
– Через неделю!
Я искал глазами Дженни, чтобы и ей сказать – если не голосом, то хотя бы взглядом – «Через неделю!», но она скрылась.
Первым моим чувством была досада, я почти готов был обвинять ее.
Мы расставались на целую неделю, а Дженни не побыла со мной до момента моего ухода!
Неужели у нее нашлось более срочное дело, чем сказать мне: «До свидания»?!
Я громко вздохнул и тихо прошептал:
– О Дженни, Дженни! Неужели ты не могла уделить мне еще хотя бы минуту, хотя бы секунду?! Минута радости так драгоценна! Секунда счастья – такая редкость!
Неожиданно я хлопнул себя по лбу, распрямил грудь, на губах моих вновь заиграла улыбка, и я ускорил шаг.
Я торопился уйти, я спешил обогнуть угол дома и выйти на главную дорогу!
Ко мне вернулась надежда!
Дженни рассталась со мной, чтобы подняться в свою комнатку; Дженни должна сидеть у своего окна.
О, как забилось мое сердце, когда я обернулся!.. Если только ее там нет!..
Но, слава Богу, она там была.
Я так встрепенулся от радости и с таким пылом протянул к ней руки, что она отшатнулась от окна.
Я застыл на месте, умоляюще скрестив руки на груди.
Дженни осторожно снова подошла к окну.
Солнце уже почти скрылось за горизонтом; его последний луч упал прямо на девушку, образовав вокруг нее огненный ореол и облачив ее в золото.
Дженни и сама не подозревала, насколько она была прекрасна в эту минуту.
Она была похожа на одну из тех отправляющихся на Запад католических девственниц, что изображали итальянские художники шестнадцатого века.[239 - Возможно, здесь имеется в виду легенда о святой Урсуле и ее спутницах. Урсулу, дочь короля Британии, потребовал себе в жены некий языческий государь; девушка попросила отсрочку на три года для поклонения святым местам и вместе с одиннадцатью тысячами девственниц, явившихся к ней со всех концов света и обращенных ею в христианскую веру, отправилась в Рим. На обратном пути, когда они пришли в Кёльн, всех их замучили гунны, осаждавшие тогда этот город. В живописи эта легенда нашла воплощение в серии из девяти картин итальянского художника Витторе Карпаччо (1450–1525) «Легенда о святой Урсуле».]
Я возблагодарил Господа за то, что он дал мне возможность принадлежать к реформатской церкви;[240 - Имеется в виду англиканская церковь] я возблагодарил его и за то, что он даровал мне возможность обладать этим бесценным сокровищем.
Дженни, улыбаясь, знаком велела мне продолжить путь.
Если бы не этот знак, я так и стоял бы на месте, забыв обо всем на свете в созерцании ее нежного лица.