– Я пойду сегодня вечером к де-Тревилю и поручу ему выпросить для меня эту милость у зятя его Дезессара.
– Теперь о другом деле.
– О каком? спросил д’Артаньян, – видя что Бонасиё затруднялась высказаться.
– Может быть, у вас нет денег?
– «Может быть» лишнее, сказал д’Артаньян, улыбаясь.
– Так возьмите этот мешок, сказала Бонасиё, – открывая шкап, и вынимая оттуда мешок, который полчаса назад так любезно ласкал ее муж.
– Мешок кардинала! сказал с хохотом д’Артаньян, который, подняв половицы пола, не проронил ни слова из разговора торговца с его женой.
– Да, мешок кардинала, отвечала Бонасиё: – Видите, что он имеет почтенную наружность.
– Право, вдвое веселее спасти королеву за деньги кардинала.
– Вы любезный и милый молодой чёловек, сказала Бонасиё; – поверьте, что королева не останется неблагодарна.
– О! я уже чрезмерно вознагражден. Я вас люблю, и вы позвольте мне сказать вам это. Чуть больше счастья, чем я мог надеяться.
– Тише! сказала Бонасиё дрожа.
– Что?
– На улице говорят.
– Это голос…
– Моего мужа. Да, я узнала его!
Д’Артаньян побежал к двери и запер ее на задвижку.
– Он не войдет, пока я не уеду, сказал он, а когда я уеду, вы отворите ему.
– Но я должна бы тоже уйти. А как же оправдать пропажу денег, если я останусь!
– Вы правы, нужно уйти.
– Как уйти? Он увидит, когда мы выйдем.
– В таком случае нужно пойти ко мне.
– Вы говорите это таким голосом, что мне делается страшно.
Бонасиё сказала эти слова со слезами на глазах.
Д’Артаньян видел эти слезы и смущенный, растроганный бросился к ее ногам и сказал:
– У меня вы будете безопасны, как в храме, даю вам в том слово дворянина.
– Пойдем, сказала она, – я доверяюсь вам, мой друг.
Д’Артаньян осторожно отодвинул задвижку, и оба, легкие как тени, скользнули чрез внутреннюю дверь в коридор и вошли без шуму по лестнице, в комнату д’Артаньяна.
Войдя к себе, молодой человек запер для верности дверь; они подошли оба к окну и через щелку ставни увидели Бонасиё, разговаривавшего с человеком в плаще.
Увидев человека в плаще, д’Артаньян вскочил и обнажив до половины шпагу, кинулся к двери.
Это был Менгский знакомец.
– Куда вы, сказала Бонасиё, – вы погубите нас!
– Я поклялся убить этого человека, сказал д’Артаньян.
– Ваша жизнь теперь не принадлежит вам. Именем королевы запрещаю вам подвергаться опасности кроме опасности путешествия.
– А своим именем вы ничего не приказываете?
– Своим именем я прошу вас об этом, сказала Бонасиё с сильным волнением. Но послушаем; кажется, говорят обо мне.
Д’Артаньян приблизился к окну и приставил ухо.
Бонасиё отворил дверь и увидев, что в комнате пусто, возвратился к человеку в плаще.
– Она ушла, сказал он, – она верно возвратилась в Лувр.
– Вы уверены, отвечал незнакомец, – что она не подозревала с каким намерением вы ушли?
– Уверен, отвечал Бонасиё с самодовольством; это женщина очень посредственного ума.
– Гвардейский кадет дома?
– Не думаю; как видите, ставня закрыта и в щели не видно света.
– Все равно, надо бы в этом увериться.
– Как же?
– Постучать в дверь.
– Хорошо, постучите.
– Я спрошу у его слуги.
Бонасиё вошел в свою квартиру, прошел через ту дверь, через которую только что прошли наши беглецы, дошел до дверей д’Артаньяна и постучался.
Никто не ответил. Планше на этот вечер был отпущен к Портосу. Д’Артаньян не издал никакого знака.