Граф Монте-Кристо

– Да, так я слышал.

– Он несомненно был сумасшедший.

– Возможно; а в чем выражалось его сумасшествие?

– Он утверждал, что знает про какой-то клад, про несметные сокровища, и предлагал правительству огромные суммы за свою свободу.

– Бедняга! И он умер?

– Да, с полгода тому назад, в феврале.

– У вас превосходная память.

– Я помню это потому, что смерть аббата сопровождалась весьма странными обстоятельствами.

– Могу ли я узнать, что это за обстоятельства? – спросил англичанин с выражением любопытства, которое вдумчивый наблюдатель с удивлением заметил бы на его бесстрастном лице.

– Пожалуйста; камера аббата находилась футах в пяти-десяти от другой, в которой содержался бывший бонапартистский агент, один из тех, кто наиболее способствовал возвращению узурпатора в тысяча восемьсот пятнадцатом году, человек чрезвычайно решительный и чрезвычайно опасный.

– В самом деле? – сказал англичанин.

– Да, – отвечал г-н де Бовиль, – я имел случай лично видеть этого человека в тысяча восемьсот шестнадцатом или в тысяча восемьсот семнадцатом году; к нему в камеру спускались не иначе, как со взводом солдат; этот человек произвел на меня сильное впечатление; я никогда не забуду его лица.

На губах англичанина мелькнула улыбка.

– И вы говорите, – сказал он, – что эти две камеры…

– Были отделены одна от другой пространством в пятьдесят футов. Но, по-видимому, этот Эдмон Дантес…

– Этого опасного человека звали…

– Эдмон Дантес. Да, сударь, по-видимому, этот Эдмон Дантес раздобыл инструменты или сам сделал их, потому что был обнаружен проход, посредством которого заключенные общались друг с другом.

– Этот проход был вырыт, вероятно, для того, чтобы бежать?

– Разумеется; но на их беду с аббатом Фариа случился каталептический припадок, и он умер.

– Понимаю; и это сделало побег невозможным.

– Для мертвого – да, – отвечал г-н де Бовиль, – но не для живого. Напротив, Дантес увидел в этом средство ускорить свой побег. Он, должно быть, думал, что заключенных, умирающих в замке Иф, хоронят на обыкновенном кладбище; он перенес покойника в свою камеру, влез вместо него в мешок, в который того зашили, и стал ждать минуты погребения.

– Это было смелое предприятие, доказывающее известную храбрость, – заметил англичанин.

– Я уже сказал вам, что это был очень опасный человек; к счастью, он сам избавил правительство от беспокойства на его счет.

– Каким образом?

– Неужели вы не понимаете?

– Нет.

– В замке Иф нет кладбища; умерших просто бросают в море, привязав к их ногам тридцатишестифунтовое ядро.

– Ну и что же?.. – с туповатым видом сказал англичанин.

– Вот и ему привязали к ногам тридцатишестифунтовое ядро и бросили в море.

– Да что вы! – воскликнул англичанин.

– Да, сударь, – продолжал инспектор. – Можете себе представить, каково было удивление беглеца, когда он почувствовал, что его бросают со скалы. Желал бы я видеть его лицо в ту минуту.

– Это было бы трудно.

– Все равно, – сказал г-н де Бовиль, которого уверенность, что он вернет свои двести тысяч франков, привела в отличное расположение духа, – все равно, я представляю его себе!

И он громко захохотал.

– И я также, – сказал англичанин.

И он тоже начал смеяться, одними кончиками губ, как смеются англичане.

– Итак, – продолжал англичанин, первый вернувший себе хладнокровие, – итак, беглец пошел ко дну.

– Как ключ.

– И комендант замка Иф разом избавился и от сумасшедшего и от бешеного?

– Вот именно.

– Но об этом происшествии, по всей вероятности, составлен акт? – спросил англичанин.

– Да-да, свидетельство о смерти. Вы понимаете, родственники Дантеса, если у него таковые имеются, могут быть заинтересованы в том, чтобы удостовериться, жив он или умер.

– Так что теперь они могут быть спокойны, если ждут после него наследства. Он погиб безвозвратно?

– Еще бы! И им выдадут свидетельство, как только они пожелают.

– Мир праху его, – сказал англичанин, – но вернемся к спискам.

– Вы правы. Мой рассказ вас отвлек. Прошу прощения.

– За что же? За рассказ? Помилуйте, он показался мне весьма любопытным.

– Он и в самом деле любопытен. Итак, вы желаете видеть все, что касается вашего бедного аббата; он-то был сама кротость.

– Вы очень меня обяжете.

– Пройдемте в мою контору, и я вам все покажу.