– Хорошо! – сказал он. – Хочешь ли, милая Кетти, я представлю тебе доказательство своей любви, в которой ты сомневаешься.
– Какой любви? – спросила она.
– Той, которую я буду иметь к тебе.
– А какое же доказательство?
– Хочешь ли, я сегодня проведу с тобой то время, которое обыкновенно проводил с твоею г-жой?
– Хорошо, хорошо, очень рада, – отвечала Кетти, хлопая руками.
– Ну, милое дитя, – сказал д’Артаньян, усаживаясь в кресло, – позволь сказать тебе, что ты лучшая субретка из всех, каких я видал.
Он так много и так нежно говорил ей в этом роде, что девушка поверила, потому что желала этому верить. Впрочем, к великому удивлению д’Артаньяна, хорошенькая Кетти защищалась довольно решительно.
Время проходит быстро в любовных объяснениях. Пробило двенадцать часов; в то же время раздался колокольчик в соседней комнате.
– Боже мой! – сказала Кетти, – госпожа зовет меня. Уйди скорее, уйди!
Д’Артаньян встал, взял шляпу, как будто хотел уйти; но вместо того чтоб отворить дверь на лестницу, он отворил дверь большого шкафа и спрятался между платьями и пеньюарами миледи.
– Что это вы делаете? – спросила Кетти.
Д’Артаньян, вынувший прежде ключ, заперся в шкафу, не ответив на вопрос ее.
– Что же, – кричала миледи пронзительным голосом, – спите вы что ли; что не идете на мой звонок?
Д’Артаньян слышал, как отворилась дверь из комнаты миледи.
– Я здесь, миледи, я здесь, – закричала Кетти, побежав навстречу своей госпоже.
Они вошли в спальню, а так как дверь была отворена, то д’Артаньян слышал, что миледи еще несколько времени бранила свою служанку, потом она успокоилась, и разговор зашел о нем, пока Кетти раздевала ее.
– Итак, я не видала сегодня нашего гасконца, – сказала миледи.
– Как, сударыня, неужели он не приходил? Он начал ветриничать, прежде чем достиг счастья.
– О, нет, его, верно, задержал де Тревиль или Дезессар. Я знаю, Кетти, что он у меня в руках, и я его не выпущу.
– Что же вы с ним сделаете?
– Что я сделаю?.. Не беспокойся, Кетти: между этим человеком и мною есть что-то такое, чего он не знает. Через него я едва не лишилась доверия кардинала. Я отомщу ему за это!
– А я думала, что вы его любите.
– Я ненавижу его. Этот негодяй имел в своих руках жизнь лорда Винтера и не убил его, а я через это теряю триста тысяч ливров годового дохода.
– Правда, – сказала Кетти, – ваш сын единственный наследник своего дяди, и до его совершеннолетия вы пользовались бы всем его состоянием.
Д’Артаньян дрожал до костей, когда услышал, что эта женщина резким голосом, который она с трудом изменяла в разговоре, упрекала его за то, что он не убил человека, пользовавшегося ее дружбою.
– И я давно бы ему отомстила, – продолжала миледи, – если бы, не знаю почему, кардинал не велел мне щадить его.
– Без сомнения, зато вы не пощадили женщину, которую он любил.
– Да, лавочницу с улицы Могильщиков… Неужели он еще не забыл о ней? Признаюсь, это было хорошее мщение.
Холодный пот выступил на лбу д’Артаньяна; он понял, что эта женщина – чудовище. Он хотел еще послушать, но, к несчастью, туалет кончился.
– Хорошо, – сказала миледи. – Ступайте, да постарайтесь же, наконец, завтра получить ответ на то письмо, которое я вам дала.
– К графу де Варду?
– Конечно, к де Варду.
– Этот господин, кажется, совсем не то, что бедный д’Артаньян, – сказала Кетти.
– Ступайте, – сказала миледи, – я не люблю рассуждений.
Д’Артаньян слышал, как дверь затворилась и миледи заперлась на задвижку; Кетти со своей стороны тихонько повернула ключ в дверях. Д’Артаньян отворил тогда дверь шкафа.
– Боже мой, что с вами? – сказала шепотом Кетти, – как вы бледны!
– Презренная тварь! – пробормотал д’Артаньян.
– Молчите, молчите и уйдите, – сказала Кетти. – Моя комната отделяется от комнаты миледи только перегородкой, и там слышно все, что здесь говорят.
– Поэтому-то я и не уйду, – сказал д’Артаньян.
– Как! – сказала Кетти, покраснев.
– Или, по крайней мере, уйду попозже.
Он привлек к себе Кетти; она не могла сопротивляться, потому что боялась наделать шуму, и потому уступила.
Этим он думал отомстить миледи. В эту минуту он был согласен, что мщение есть величайшее наслаждение. Чувствительный человек довольствовался бы этою новою победою; но у д’Артаньяна были только два чувства: гордость и самолюбие.
Впрочем, должно сказать к его чести, что пользуясь влиянием на Кетти, он прежде всего хотел употребить его на то, чтоб узнать о госпоже Бонасьё; но бедная девушка клялась, что решительно ничего не знает о ней, кроме того что она не умерла, потому что госпожа не вполне доверяла ей свои тайны.
Она ничего не знала и о причине, по которой миледи едва не потеряла доверие кардинала. Но в этом отношении д’Артаньян знал больше, чем она, потому что он видел миледи на корабле в то время, когда выезжал из Англии, и не сомневался, что дело состояло в наконечниках.
Но всего яснее для него была искренняя и глубокая ненависть к нему миледи за то, что он не убил ее брата.
На другой день д’Артаньян пришел к миледи. Она была в самом дурном расположении духа.
Он приписал это неполучению ответа от графа де Варда. Вошла Кетти; миледи обошлась с нею очень грубо. Кетти бросила на д’Артаньяна взгляд, которым хотела сказать: «Видите ли, я страдаю за вас».
Впрочем, к концу вечера прекрасная львица смягчилась: она с улыбкой слушала приятную болтовню д’Артаньяна и даже дала ему поцеловать руку.