«ГЗ»

В 1837 г. закончена внешняя и внутренняя переделка комплекса усадьбы Пашкова для размещения новых университетских зданий. В 1841 г. в Московском университете введена плата за обучение со студентов и вольнослушателей (28 руб. 57 коп.).

„Профессором словесности был Шевырев…, богатое содержание умел превратить в ничто, изложение богатых материалов умел сделать нестерпимым для слушателей фразерством и бесталанным произведением известных воззрений… Бесконечные фразы о гниении Запада, о превосходстве Востока, русского православного мира. Однажды после подобной лекции Шевырева, окончившейся страшной трескотней в прославлении России, студент-поляк Шмурло… спросил: «Не знаете ли, сколько Шевырев получает лишнего жалования за такие лекции?» Так умел профессор сделать свои лекции казенными…

Преподавание Грановского представляло широкую и возвышающую душу картину исторического развития человечества… Грановский одарен был высоким художественным чувством… Все преподавание Грановского насквозь было пропитано гуманностью, оценкою в человеке всего человеческого, к какой бы партии он ни принадлежал, в какую бы сторону ни смотрел… Когда Грановский обращался к слушателям с сердечным словом, не было возможности оставаться равнодушным; вся аудитория увлекалась неудержимым восторгом… В нем было такое гармоничное сочетание всех высших сторон человеческой природы, и глубины мысли, и силы таланта, и сердечной теплоты, и внешней ласковой обходительности, что всякий, кто к нему приближался, не мог не привязаться к нему всей душой…

Катков читал уже второй год… Никто из слушателей не понял ни единого слова из всего того, что читал профессор, так что, когда наступил экзамен, он всем должен было поставить 5, ибо студенты вовсе не были виноваты в том, что отвечали совершеннейшую чепуху…

Изложение Соловьева было ясное, умное и живое… Поражали новые взгляды, мастерские очерки…

Герье читал просто, безо всяких эффектов, неторопливо и размеренно, очень ясно и отчетливо излагая свою мысль. Он считался грозою факультета… Требования его были вполне разумны, да и в качестве экзаменатора он был вовсе не так страшен, как его малевали ходячие среди студентов анекдоты. Один из этих анекдотов пользовался особой популярностью. За столом сидят три экзаменатора: протоирей Сергиевский, философ Троицкий и Герье. Сергиевский говорит студентам: «Верь, не то будет единица», Троицкий говорит: «Не верь, не то будет единица», а Герье говорит: «Верь – не верь, а единица все равно будет».

Дювернуа странный был профессор. Он ходил по Москве, словно иностранец, неожиданно для себя попавший в русскую столицу. Его речь была весьма нелепа для русского уха… Идя по улице и желая поторопить бабу, медленно шедшую перед ним и мешавшую ему идти, говорил ей: «Поселянка, прогрессируй» – и искренне удивлялся, что баба его не понимает…”

В 1842 г. окончивший Берлинский университет И.С.Тургенев обратился в Совет университета с просьбой предоставить ему право на получение степени магистра философии. Он надеялся в будущем занять соответствующую кафедру. Однако Совет отказал, ссылаясь на невозможность экзаменов „в науке, которая в течение 15 лет не преподается в университете”.

В августе 1847 г. Грановский „со товарищи” обратились к попечителю графу Строганову. Молодые ученые требовали увольнения профессора Н.И.Крылова, который своими личными качествами „позорил университет”. „Крылов был человек необыкновенно умный и даровитый, но полнейший невежда и лишенный всякого нравственного смысла…” На экзамене он поставил богатому студенту единицу и соглашался перевести его на следующий курс за деньги.

Требования ученых бунтарей не были выполнены и они подали в отставку. Отставка Грановского не была принята, так как он еще не выслужил 12-летнего срока после заграничной командировки. Но за ним по предписанию московского генерал-губернатора Закревского был учрежден „строжайший секретный надзор”.

3 ноября 1847 попечитель Московского университета Строганов подал в отставку из-за обострившегося конфликта с министром народного просвещения Уваровым. После увольнения графа, он был избран почетным членом университета. В знак „прощания” Строганову был поднесен адрес с подписями профессоров и около 200 студентов.

Весной 1848 г. в связи с революциями в Европе министр просвещения издает циркулярное предписание о приостановлении отпусков и командировок „в чужие края по настоящим заграничным обстоятельствам”.Следующей весной выходит распоряжение императора Николая I, ограничивающее число студентов в университетах, в связи с чем временно прием студентов прекращался. В университете вводится „военная дисциплина”, согласно которой студентам запрещается читать газеты, ходить в кондитерские, нарушать форму одежды.

Через год выходит указ императора „О порядке избрания ректоров и деканов в университеты”. Согласно ему должность ректора перестает быть выборной и совмещаться с должностью профессора. Ректор назначается министром и утверждается императором на неопределенный срок. Выборность деканов сохраняется формально, так как министр получал право назначения деканов и увольнения их до истечения срока полномочий. Попечителем университета назначен генерал-майор Назимов – сторонник „палочной” дисциплины. „Приходил Назимов на лекции, в коих мало понимал, но считал нужным сказать несколько слов о величии и славе России. Пришедши на лекцию профессора римского права Н.И.Крылова, Назимов собрался сказать, что Римская империя по значению и величию своему была почти равна Российской, и на вопрос попечителя, что он читает, Крылов ответил: «О преторском интердикте». Ответ, который поставил Назимова в невозможность что-либо сказать, так как он и не понял даже ответа Крылова…”

Выходит распоряжение Николая I „О принятии мер, чтобы исключаемые из университета студенты не оставались на месте жительства в том же городе”.

Летом 1853 г. начинается Крымская война. Студенты университета находятся в действующей армии.

Через два года 12 мая 1855 г. университет отмечает столетие основания. Профессор Шевырев произнес речь „Обозрение столетнего существования Московского университета”: „Нам пришла пора, как в оныя времена священной брани, изготовляться на все возможные жертвы, каких бы от нас не потребовали Государь и Отечество. А на старейшем из Университетов Русских лежит святая обязанность, и мыслью, и словом, вызывать все духовные, и умственные и нравственные силы наши, на утверждение народных начал нашей жизни, на защиту и спасение нашего Отечества. Денно и нощно наука пускай работает над познанием России и огромных ее сил природы телесной и духовной. Некогда грозило нам варварство от Татар и востока: теперь оно грозит нам от запада. За мир, за добро и любовь к просвещению нам платят войною, злом и угрозами отодвинуть нас в тьму невежства на целое столетие. Не бывать тому. Брани от запада были всегда нам полезны тем, что призывали нас к народному самопознанию. Завистники сил наших думают принести нам вред своею враждою: нет, они принесут нам пользу, заставив нас сосредоточиться более всего в самих себе, узнавать и разработывать силы нашей земли, нашего неизмеримого Отечества. Задача Русских Университетов в этом деле есть задача великая, святая, не истощимая…”

К столетию университета с приходом к власти Николая І в университете фактически исчезло демократическое начало: прием студентов ограничен количественно и качественно, образование стало платным и строго поднадзорным. „Комплект студентов, кроме медицинского факультета, был ограничен тремястами человек; философия как опасная наука была совершенно изгнана из преподавания, и попу Терновскому поручено было читать логику и психологию… Московскому университету, да и всему просвещению в России нанесен был удар, от которого они никогда не оправились. Высокое значение Московского университета в жизни русского общества утратилось навсегда…”

4 октября 1855 г. скончался Т.Н.Грановский. Похороны собрали сотни учеников и почитателей его таланта, явились символом окончания целой эпохи в истории университета…»

Ночь заканчивалась. Вздохнул. Ни тебе черного аспиранта, ни даже и Кеши… Но я не считал прошедшие «засадные» часы потраченными бесцельно. Ведь читая эту книгу, я все больше вникал в дела университетские, все больше понимал их. Рано или поздно мне станет ясно все происходящее здесь и в прошлом, и в, наверняка с ним связанном, настоящем. Разберусь и с пожарами, и с взрывами, и с черным аспирантом, если он, конечно, существует.