Дело выползков

Та, посмотрев на него, покрутила у виска пальцем.

– Не, не сможешь, – оценил он ее, расплывшиеся габариты, – вот если только с балкона тебя сбросить. А чего? Лишнее – то глядишь в полете и отвалится, а чего не в полете, так от удара отлетит. А чего, может, попробуешь, грядки внизу не асфальт…

… Смотри, как градус играет, – восхищался со своего балкона Василий, хлебнув из « опытной чашки», – вместо белок, Анна Петровна уже скачет. Неужели постиг, неужели на подходе…

… Учитывая вышеизложенное. Я взываю к вашей мудрости и торжеству нашего справедливого закона, – высунув язык, старательно выводил Офигеныч, – прошу верховный суд пересмотреть несправедливое, ничем не обоснованное решение, вынесенное в пользу Финиковой А.П., ленинским районным судом.

– Про белье напиши, – сказала Нинка, – откуда в нашем бутике секон хенде, под названием «Краше, только в гроб кладут», плащ за 25 тысяч рублей? Он чего из самого Парижа, к нам в бутик, один на такси приехал?

– Нет, не один, а вместе с платьем, тоже французским, – возразил Офигеннович, жене,

потрясая листком с приговором, где было перечислено утраченное Анной Петровной имущество.

– Вон, пузырек «Шанели» стоит, что я в прошлом году нашла. «Красной Москвой» залила, все нюхают, и ахают, – Какой аромат! Умеют же делать. Так и плащ с платьем, прилепят бирку и на тебе, из заморских стран.

… Никак не может стоить столько одежда, приобретенная у нас в магазине, – писал под пристальным взором жены Офигеннович, – а что Финикова А.П. одежду покупала там, у нас есть свидетели…

– А кого в свидетели писать? – поднял он глаза на жену.

–Пиши. Стукачева Лариса Моисеевна.

– Фамилия соответствует, – вспомнил Офигеннович, даму с «прожектором».

–Молчи уж, – хлопнула его по затылку жена, – не, она бы, так может, и в живых уж тебя не было.

–С чего это? – удивился он.

–Нам бабам видней, – не стала выдавать свои тайны жена, – давай дальше пиши.

– У нее тут еще лифчик, за десять тысяч, – вычитал он, вопросительно посмотрев на жену.

– Врет, ох врет, – покачала головой Нинка, – лифчик у нее обыкновенный, весь квартал видел.

А за десять тысяч, это бронированные продают, для силиконовых бюстов. Чтоб не проткнули ненароком, или не прокусили в азарте.

– Иди ты, – ахнул Офигеннович, – а я и не знал.

–А тебе зачем? У меня, слава богу, все от матушки природы, хоть жуй, хоть кусай. Только здоровья прибавит, никакой химии, – заверила его супруга, – ты давай не отвлекайся, пиши.

… Этим Финикова А.П. ввела наш справедливый суд, в заблуждение, указав такую сумасшедшую цену за белье. Да и не французское оно вовсе, раз купленное у нас в магазине «Краше только в гроб кладут».

– Ты еще напиши, откуда такие деньги у учительницы? – со спины добавила жена, – про репетирство напиши.

– У нас все соседи задаются вопросом – откуда деньги на такие дорогие вещи, у учительницы, со скромной зарплатой, – внес он корректировку жены в исковое заявление, – А такие деньги, которые присудили к выплате ей, весь этот магазин можно купить на корню. Сами подумайте, уважаемые ваши чести, из Верховного суда, это ж какие выдающиеся предметы, надо держать в лифчике за десять тысяч? А гражданка Финикова, ничем таким сверхвыдающимся не отличается.

– Вот именно, – одобрила, прочитав написанное жена, – кроме как на французском язык ломать, кроме «мерси» да «пардон», ничего выдающегося. Дальше пиши.

… А моральный ущерб? За что, ваши чести!

Бросила, конечно, гражданка Яблокова Н.А. в лицо Финиковой выползков. Но ведь в лицо.

9

В лифчик – то она, их ей не совала. Животные же они, понимать надо, сами забрались, с них и спрашивать надо. А животные они завсегда в тепло ползут. А где теплее всего? Вот и заползли. Наоборот, граждане ваши чести, это с нее высчитать надо, за жестокое обращение с животными.

Как они, падали бедные, когда она их из лифчика вытряхивала? Думаете, им не больно?

Чудом ведь, об асфальт не разбились, с такой-то высоты. Выходит, она виновата, а мы заслуженные пенсионеры труда, многочисленными мозолями отмеченные, за их, этих неразумных выползков, отвечай.

Очень надеемся мы с женой на наш Верховный суд, на вашу мудрость ваши чести!

А то ведь что получается? И так, как говориться «ни хвоста, ни чешуи» так еще и громадные деньжищи плати. А за что?

С пенсионным приветом и верой в справедливость.

Крепкая, нерушимая семья Яблоковых.

ПЕРЕДАЧА

Емелю вчера выгнали с работы. Нет, это они, утверждают, что выгнали. Он то, точно знает, что просто вежливо попросили, больше не приходить. Если бы не вежливо, он бы показал бы им тогда, этим новым буржуям, всю силу свое пролетарской к ним, ненависти. Тем более,

что вчера – то она еще и подогревалась, бродившими и еще не испарившимися парами портвейна

«три семерки» иначе «три топора», изготовленного с вопиющими нарушениями традиционного рецепта страны Советов.

– Надо куда – то подаваться, думал он на следующее утро, спеша в близлежащую забегаловку под названием « Тебе сюда, тебя тут ждут», чтоб отметить свое очередное увольнение с работы и послушать советов бывалых, чтобы определиться с вопросом – куда податься.

– Мужчинка, заработать не желаете? – оторвал его от мыслей, женский голос сбоку.

– Во бля, – мысленно ошалел от вопроса он, и сказал – Чего-то я не врубаюсь, сегодня чего, праздник «белого танца» типа, дамы приглашают кавалеров? Чего совсем приперло, раз, сама приглашаешь? Только не по адресу, сударыня обращаешься, не поэтому делу я. Я в забегаловку тороплюсь, пивка накатить.

– Вы так удивили меня своим отказом, – сказала девица, – с таким типажом и отказываетесь. И взгляд у вас такой, для нас подходящий, настырный, я бы сказала, жаждущий такой, взгляд.

– А я о чем, тебе толкую. Мне остановки сейчас, как прыщ на заднице нужны. Организм поправки просит, не до баб мне сейчас, так, что извини. Если уж тебе, край невтерпеж, так подожди. Я быстро обернусь, – внес предложение Емеля.

– Я тоже, как вы изволили выразиться, не по этому делу, – блеснула улыбкой незнакомка,

– в телепередаче, не желаете поучаствовать?

– А на кой мне? У меня и телевизора нет, жена при разводе утащила.

– Тридцать долларов в час, – отчеканила девица.

– Мне эти двои доллары, как лысому расческа, – почесал он в задумчивости затылок, – в общем, до одного места. Мурзик, вон, корефан, в «мусорке» их полную пачку нашел. И чего? Сначала охрана «обменника» била, обувь об него чистила, потом в полиции ботинки полировали. Фальшивыми оказались. Так, что не пойдет.

– Тогда две тысячи, рублей, – уточнила девица, – какой же вы тягучий. Если бы не срочно нужно, студию заполнить, я б даже останавливать вас не стала.

– Не, ну погоди, – попросил он ее, – ежели две тысячи за час, так это же в корне меняет дело. Ладно, бог с ним, с организмом, не впервой потерпит. И чего тогда стоим? Пойдем, показывай, где сцена? Или передумала?