Макароны по-флотски (сборник)

– …Я не понял, товарищ капитан 3-го ранга…

– Ну, Рома – «Пал Палыч», – ласково поправил его Большой Зам

– …Я не понял, Пал Палыч, вы меня что, стучать просите?

Зам поморщился – добыча уходила, но лицо его выражало только грусть и отеческую заботу.

– Рома, ну брось ты, честное слово, это нехорошее выражение – «стучать». Здесь никто никого сту-чать не просит. Не стучать, Рома, а ин-фор-ми-ро-вать. …Информировать, понимаешь? Это большая разница. Мне нужна твоя помощь, чтобы на корабле, который именем твоего деда назван, навести элементарный порядок. Поможешь мне, сынок?

Рома сделал невнятное движение головой. И Большой Зам не смог сразу расшифровать этот неоднозначный ответ.

– Ну? Поможешь? – подсекал Замполит.

Рома вилял, как мог, уклоняясь от прямого ответа. Ещё минут пять Большой Зам тянул на себя, но уже понимал, что на этот раз не получится – сорвалась добыча.

– Ну, ладно, – раздраженно сказал Большой Зам, кидая на стол авторучку. – Ты иди, подумай, завтра поговорим. – и он встал, давая понять, что на сегодня разговор окончен.

– Подумаю, тащ… капитан 3-го ранга!

Рома открыл дверь и сделал шаг в коридор. Придерживая, но не закрывая до конца дверь в каюту, он оглянулся по сторонам. Коридор был пуст. Извечного посыльного Командира не было на месте. Рома на секунду замешкался. Он стоял, что-то обдумывая, соображая. Через мгновение, он решительно приоткрыл дверь и просунул голову в каюту Большого Зама.

– Товарищ капитан 3-го ранга, разрешите обратиться?

Успевший сесть Большой Зам привстал. В его глазах вспыхнули огоньки надежды.

– Конечно, конечно, Рома, обращайся. Ты уже подумал?..

– Товарищ капитан 3-го ранга, идите вы на х**!..

Быстро захлопнув дверь, Рома бросился бегом по коридору подальше от Замполитовской каюты.

– Сгною-ю!!! – нёсся ему вслед рёв Паши Сорокопута.

С этого момента про Рому и Большого Зама можно было сказать словами Саида из фильма «Белое солнце пустыни»: они не любят друг друга. Начались репрессии. Из «блатной» команды медиков внучатого племянника адмирала Фокина перевели в считавшуюся самой грязной и тяжелой, (а на деле в самую дружную) электромеханическую боевую часть пять (БЧ-5). Ему зарубили рапорт о поступлении в Ленинградскую Военно-Медицинскую академию им. Кирова, разжаловали из старшин в матросы. За последний год службы Большой Зам объявил Роману в совокупности 3 месяца и 9 дней ареста. Большой Зам держал обещание – «гноил», как мог. Он без сомнения сделал бы много больше, но сработал инстинкт самосохранения. Он всё же опасался: как-никак, а родственник бывшего командующего флотом. Именем его деда корабль назван.

* * *

Осенью 1987 года к нам во Владивосток в нашу военно-морскую базу, приехал известный петербургский бард Александр Розенбаум! В начале семидесятых во время учебы в Первом медицинском институте Розенбаум сам стажировался на кораблях Тихоокеанского флота. Вот и решил дать концерт специально для нас, моряков тихоокеанцев, прямо с юта одного из стоявших у стенки (причала) военных кораблей. В нашей, замкнутой в ограниченном пространстве корабля казённой жизни, где, в смысле музыки, кроме строевых песен, запрещено было всё: и магнитофоны, и гитары, и музыкальные телепрограммы, приезд Розенбаума был Событием с большой буквы.

Как нам всем хотелось быть на этом концерте! И Большой Зам это отлично понимал. Он построил экипаж и со своей, вечно прищуренной улыбочкой медленно ходил вдоль строя, собственноручно отбирая горстку избранных, достойных сойти на стенку и подойти к стоявшему в трехстах метрах от нас кораблю-счастливчику. В первый и последний раз за время моей службы к нам в базу, специально для моряков, с концертом приехал исполнитель такого масштаба. Розенбаум пел, а перед ним на стенке стояла всего лишь кучка, человек пятьдесят, – «отличников боевой и политической подготовки», собранных замполитами с разных кораблей. А мы, не отобранные Большими Замами, стояли на своих кораблях и, опершись на леера (поручни) тянули шеи, пытаясь уловить хоть какие-то обрывки слов, доносящихся издалека любимых песен… Это было Пашино «разделяй и властвуй» в действии. Тогда после концерта наш Большой Зам пригласил Розенбаума к нам на корабль и, угощая его в офицерской кают-компании, попросил написать для корабля строевую песню. Александр Яковлевич отказался.

* * *

Последнее, что я слышал о Большом Заме, это то, что он, продолжая традиции легендарных комиссаров, работал военным комиссаром в городском военкомате одного маленького городка – отвечал за призыв молодого пополнения. Говорили также, что один раз он даже пытался пройти в депутаты местного законодательного собрания, к счастью для местных жителей – безуспешно.

Как у «оленя» шило увели

Только русский человек услышав слово «пол-литра» не станет спрашивать – «пол-литра чего?»

    (Правда)

Справка:Издавна на флоте спирт носит странное жаргонное название – «шило». Когда-то, еще на парусном флоте, водку, по чарке которой непременно наливали матросам перед обедом (кто не пил – тому к жалованью каждый день пятачок добавляли), хранили в кожаных бурдюках. Завязки как-то там особо опечатывались, чтоб было видно, если кто покусится на святое. Так вот самые ушлые матросы наловчились бурдюки шилом прокалывать. Добытое таким образом спиртное называлось «шильным» или «шилом». Источник: Военно-морской жаргон, Должиков С., № 9, 2002, с. 23.

Эта история произошла до моего прибытия на корабль, когда Олень ходил ещё в старпомах. На флоте со спиртным было туго. Выпивать доводилось не часто, так что и выбирать особо не приходилось, пили, что подворачивалось по случаю – от браги до концентрированной укропной эссенции: лишь бы эффект был. Эту эссенцию нам на камбузе по несколько капель в котел с супом добавляли – для привкуса витаминов. Как вспомню запах этого укропного концентрата у себя в стакане, до сих пор выворачивает. Особым почетом на корабле пользовался коктейль «Александр Третий»: две части одеколона «Тройной» и одна часть одеколона «Саша». О «шиле» даже не думали: о-о-очень редкий деликатес.

Однажды в кубрик, где годки расположились на отдых, ворвался запыхавшийся посыльный командира корабля, рябой полторашник по кличке Слон, и слил информацию:

– Ребята, Олень приволок в свою каюту две трёхлитровые банки «шила»!

– Врешь?!

– Ну, падла буду! Спрятал их в сейф у себя в каюте, а сам свинтил на сход…, – с трудом переводя дыхание, выпалил Слон.

– Браты, поднапрягите мозги – нельзя это упустить, – привстал с рундука годок Сиплый. Его голос заметно дрожал от волнения, – Куда одному Оленю шесть литров!?

Кореш Сиплого, Пашин спрыгнул со шконки и сформулировал задачу:

– Короче, ребята, задача не из лёгких: как можно из находящегося в запертой каюте старпома, закрытого, опечатанного, привинченного к палубе сейфа добыть шесть литров «шила» и, главное, сделать это так, чтобы Олень абсолютно ничего не заподозрил?

Задача на первый взгляд невыполнимая. Но в кубрике на совет собрались в тот день не малые дети, а годки флота российского. А когда речь идёт о «шиле», для матроса нет ничего невозможного. Но у Оленя шило не в кожаных бурдюках хранилось. Тут по старинке не справишься. Мозговой штурм бушевал час. А когда наступила тишина, план был готов и операция по отделению «шила» от Оленя началась. Время поджимало. Олень должен был вернуться часа через три.

По всем коридорам на подступах к каюте на стрёме расставили карасей – сигнальщиков. Крыса не проскользнёт, не то что офицер. Сиплый с Пашиным, незамеченными, под прикрытием карасей, пробрались по офицерскому коридору к заветной каюте. Пашин отработанным движением вставил в замочную скважину загнутый электрод. Раздался щелчок: вход в каюту был свободен! Аккуратно закрыв за собой дверь, годки огляделись по сторонам. Сейф стоял у левой переборки, закрыт, опечатан и намертво прикручен к палубе. Сиплый внимательно оглядел его и выглянул в коридор.

– Ну? Как? – шёпотом спросил годок, дежуривший около двери каюты.

– Пока никак… Давай ключ на 22 и обрез (таз). Да, и ещё: там гайки палубной краской покрашены, скажи карасям, чтобы ещё чуток краски родили… Только быстро…

Ключ на 22 и обрез принесли через полминуты, чуть позже краску. Сиплый работал ключом усердно. Тяжело сопя, он, высунув язык, с трудом проворачивал прикипевшие, замазанные краской гайки. Прошло долгих десять минут, прежде чем он открутил, наконец, все четыре.

– Вроде бы всё, – перевёл дыхание Сиплый.

Годки, тяжело пыхтя, приподняли сейф и аккуратно, стараясь не повредить печать, встряхнули. Раздался жалкий звон разбитого стекла. В нос ударил до боли знакомый запах.

– Не обманул Слоняра! – ухмыльнулся Пашин.

Сейф осторожно наклонили, и из щели между дверцей и корпусом, потекло тоненьким ручейком драгоценное «шило» в предусмотрительно подставленный обрез.

– Точно шесть литров! – улыбнулся Сиплый, вместе с Пашиным устанавливая на место полегчавший сейф. – Теперь гулять можно.

Дальше было дело техники: сейф прикрутили гайками, мазнули краской пошкарябанную резьбу, закрыли дверь каюты, электродом защёлкнули замок… Теперь можно расслабиться и гульнуть.

Старпом потом долго сокрушался: в заводе стоим, в море не ходим, шторма нет, как же банки в сейфе разбились?! Короче говоря, он так и не въехал, в чём дело. Олень, одним словом…!

* * *

На большом противолодочном корабле «Маршал Ворошилов», где служил мой друг Дима Голиков, с «шилом» тоже история вышла. Во время боевого похода к ним на корабль погрузили двухсотлитровую бочку с «шилом». Командир корабля, конечно, понимал, что это, всё равно, что ягнёнка в стаю к волкам кинуть. Пока до этой бочки кто-нибудь доберётся, лишь дело времени. Но по правилам, эта жидкость положена для бачка-омывателя лобового стекла вертолёта и для протирки контактов. Значит: грузи и охраняй.

Легко сказать: охраняй! А как? Бочку к себе в каюту не поставишь, а в любом другом месте доберутся ведь сволочи. Думали всем офицерским составом и придумали: хранить бочку в вентиляционном отсеке, что в офицерском коридоре, отсек закрыть на висячий замок и опечатать, а у двери поставить часового, чтоб головой отвечал, если что. Так и сделали. Куда ещё надёжней?