Солнечный круг

– Максим, спой как там дальше.

– Я много раз слышал её, но помню только первый куплет и припев.

– Спой припев.

– Подожди, как же там:

Прощай любимый город!

Уходим завтра в море.

И ранней порой

Мелькнёт за кормой

Знакомый платок голубой.

– Да, только так, – прошептал Малыш, – море… голубой платок.

– О чём ты, Малыш? – заволновался Конрад. – Какое море?

– Оставьте его, Конрад, – грустно сказал Максим (Малыш вопрос не заметил), – Мне кажется, мы ничего не сможем изменить. Это его судьба. К добру это или на беду.

Вечером после ужина Максим собрал свои вещи – пора было отправляться дальше. Прощались недолго. Максим пожал руку Конраду, обнял Малыша и, не оглядываясь, ушёл по тропинке в лесную чащу.

Эта неделя была самой счастливой в жизни Малыша. Он купался на рассвете, ел до отвала, гулял по лесу, осторожно исследуя окрестности дома. По вечерам беседовал с Конрадом сидя на веранде с чашкой чая и миской с мёдом. Жизнь была почти беззаботна, Конрад назвал это время первыми каникулами Малыша. Мысль о том, что придётся идти в город, мелькала поверхностно. До этого оставалось 9 дней и до возвращения Максима неделя. Шесть дней. Пять дней. Четыре, три, два, один…

Через неделю Максим не вернулся. Не пришёл он и на следующий день. На ожидание оставалась только суббота. Малыш потерял покой. Сидел на веранде, глядя в ту сторону, куда ушёл Максим, забыв про еду и прогулки. Конрад, как мог, успокаивал мальчика, то уверяя, что Максим наверняка успеет, то утверждая, что судья не может вернуться домой так рано, то ругая его, то упрашивая. Носил Малышу еду и заставлял его съесть хоть что-нибудь. Малыш молчал, или напевал свою странную песню, слов которой Конрад не понимал.

В ночь с субботы на воскресенье Малыш сбежал. Конрад не заметил, как это случилось. Он был всё время тут, рядом, не сомкнул глаз, но Малыш исчез. На широких гладко струганных досках стола, угольком из камина было выведено кривым мальчишеским почерком: «Мне нужно идти, дождись Максима, я буду вас ждать». Конрад сел на лавку и обхватил голову руками. Уйти за Малышом? Максим не будет знать, что случилось, и потеряет время, разыскивая их. Теперь уже Конрад сел на крыльце – как только появится Максим, так сразу бежать на помощь.

А Малыш благополучно добрался до коридора. Здесь в густом лесу он начинался за добротной, крепкой дверью, ведущей, будто в землянку. Дверь при отсутствии замков, открылась без всякого труда, без скрипа, лишь только Малыш с опаской потянул её на себя. Вглубь уходили ровные, удобные ступеньки. Вперёд! Медлить нельзя. Дверь позади негромко хлопнула, и он остался в полной темноте. Один в темноте. Малыш замер. «Как страшно! Так и кажется, кто-то схватит или бросится из тьмы пространства. Вдруг здесь есть повороты, он может блуждать здесь, пока не упадёт от голода и жажды. А если и выберется на ту сторону, может никогда не вернуться. Если Макс не придёт совсем, он останется в проклятом городе совсем один, даже без Конрада. Но там Линда. Она не хочет меня видеть! Ей грозит опасность! Они ещё не вернулись в свой дом. Почему же Максим не пришёл?! Вернуться! Подождать его. Судья. Линда! Нет, я должен идти вперёд.

Споёмте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдём в предрассветный туман.

Споём веселей, пусть нам подпоёт

Седой боевой капитан.

Да. Вперёд, он ждёт меня, мой поход и мой предрассветный туман. Прощай любимый город!»

Малыш уверенным шагом, более не останавливаясь и не оглядываясь, направился в темноту. Сегодня коридор показался короче, чем в прошлый раз. Одна дверь, другая, они открылись без проблем, едва малыш толкнул их. Вот и Чернецкий тупик. Каким удушливым показался воздух родного города, даже луна здесь выглядела тусклой и кривой. Как быстро он привык к вольности чудесного лесного жилища. Однако, к делу. Теперь не спешить и не попасться, у него ещё есть время.

Путь по кустам и задворкам до дома судьи занял больше времени, чем ожидал Малыш. Ему приходилось прятаться ото всех. Полицейские были опасны сами по себе, а в каждом припозднившемся прохожем мнился член банды. Ну, вот и нужный дом, тёмный, с закрытыми ставнями. Он зря так волновался, так спешил – хозяев нету дома. А вон и полицейский прогуливается на своём месте. Жаль полицейский был другим, не тем знакомым сержантом. К тому можно было бы подойти поговорить. А этот того гляди отправит в каталажку или отдубасит, чтоб неповадно было шляться по ночам.

Вокруг было тихо, и всё же Малыш никак не мог успокоиться. Он подобрался ближе к дому и сидел в кустах у забора почти напротив калитки сада заветного дома. Полисмен подходил ближе, разворачивался и уходил обратно вдоль улицы. И снова, и снова. Малыш пристроился прямо на земле у основания забора и тихонько дремал, пока рассвет только посеребрил воздух. Днём придётся перебираться в другое место, здесь слишком заметно. Малыш твёрдо намеревался провести здесь всё воскресенье и лишь потом, если всё пройдёт хорошо нужно будет решить, что делать дальше.

Его разбудил шум, к калитке медленно подкатила крытая повозка, запряжённая невысокой каурой лошадкой. «Неужели бандиты совсем обнаглели, наняли повозку для ограбления. А может быть, отобрали у возницы?» Повозками в городе пользовались редко – слишком узкие и кривые улицы. Полицейский как раз развернулся в дальнем конце улицы и направился прямо к карете.

«Его надо тоже предупредить», – и Малыш начал потихоньку выползать из кустов.

Дверца повозки открылась, и оттуда вылез слуга и судья. Судья обернулся и подал руку, опираясь на неё, из кареты вышла Линда. Малыш замер, тревожно огляделся – улица по-прежнему была пуста, только полицейский шёл твёрдой походкой всё ближе к повозке. «Полицейский!» – чуть не заорал Малыш (язык словно застрял во рту), сейчас при разгорающемся свете утра, он узнал его. Узнал это широкое лицо с неприметными чертами, и только глаза, эти белые глаза выделялись на нем. Полицейский ускорил шаг и, сунув руку в карман, начал вытаскивать револьвер.

– Линда! Ложись! – Малыш бросился к повозке. – Ложитесь, это бандит!

Все растерялись, только Белоглазый ускорил шаги, поднимая руку с револьвером. Раздался выстрел, и судья схватился за плечо, и сразу путаясь в пиджаке, полез в карман, стараясь достать оружие. От дома уже бежали двое полицейских, стреляя в сторону Белоглазого, но тот был невредим и вновь потянул за курок. Линда закричала, закрывая глаза руками. Малыш прыгнул, сбивая Линду с ног, и тут же раздался второй выстрел Белоглазого. Второй и последний. Судья выхватил револьвер, разорвав карман пиджака. Пуля судьи, попала нападавшему точно в лоб, и бандит рухнул ничком. Остальные полицейские тут же окружили повозку, размахивая револьверами и прикрывая судью. Нападение закончилось, Белоглазый или был один, или его подельники разбежались, увидев незавидную участь главаря.

– Всё закончилось, – судья окровавленными пальцами прижимал левую руку.

– Малыш, отпусти меня, – тихо сказала Линда.

Малыш всё также лежал, прикрывая Линду собой.

– Малыш!

Судья потянул мальчика за плечо, Линда кое-как высвободилась и вместе с отцом хотела помочь Малышу встать. Малыш не шевелился. Позади на рваной майке, с левой стороны, медленно расплывалось тёмно-красное в неверном утреннем свете, неровное кровавое пятно.

– Малыш! Малыш! – Линда трясла мальчика за плечо. Слезы бежали по щекам и капали на лёгкий синий полупрозрачный платок.

Старый слуга проверил пульс, и помотал головой. Судья поднял и унёс на руках в дом безудержно плачущую и вырывающуюся дочь.

Малыша похоронили на городском кладбище далеко от центральных аллей. Там, где кудрявые ветви раскидистой липы дают благословенную тень. Могилу накрыли мраморной белой плитой. Ни имени, ни дат, ни эпитафий, только чистый белый мрамор с тонкими серыми прожилками. В этот уголок кладбища редко кто заглядывает, и почти никого не привлекает безымянная могила. Только изредка появляется седой сгорбленный одноногий старик в сопровождении странно одетого мужчины в плаще и шляпе. Да молодая девушка тихо плачет, поглаживая кончиками пальцев, неизвестно откуда появившуюся на мраморе надпись на чужом языке. И странные, незнакомые буквы сами собой рождают слова:

Споёмте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдём в предрассветный туман.

Рыбинск,                   Июль 2012.

Луч солнца золотого

Ночь пройдёт, настанет утро ясное,

Верю, счастье нас с тобой ждёт.

Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,

Солнце взойдёт… Солнце взойдёт.

Ю. Энтин

Глава 1. 

Чук толкнул тяжёлую обитую железом дверь, занывшую ржавыми погнутыми петлями и скребущую провисшим углом по бетонному полу. Из приоткрывшейся щели выскочило чёрное чудище и, хлестнув Чука по ноге хвостом, исчезло в темноте. У Чука дух захватило, он замер на пороге с вытянутой вперёд рукой: «Уф! Напугал!». И сразу успокоился – узнал кота соседки бабы Мани из сорок третьей квартиры. Соседский кот Яшка был существом вполне мирным и часто делил этот подвал с Чуком, сидя тихонько в углу, намывая лапой усатую морду и посверкивая жёлтыми глазами. Но сегодня и он был против Чука. Сегодня всё было против Чука. Хуже дня в жизни не было, ну разве только тот, когда он узнал, что мама больше никогда не придёт.

Чук протиснулся в приоткрывшуюся дверь не хуже кота Яшки, едва лишь чуть медленнее и оказался в маленькой комнатушке, освещаемой только через узкое подвальное окошко, скорее просто дыру размером в полкирпича. В луче света мельтешили многочисленные неугомонные пылинки. Чук сел почти под самым лучом на перевёрнутый старый ящик из-под помидор, упёр локти в колени, а голову положил на подставленные ладони. Замер, рассматривая круговерть в истончающемся лучике солнца. Вот так и будет сидеть. А что ещё делать? Куда идти? Как показаться на улице после сегодняшнего позора? Чук снова всё вспомнил, и щеки, и уши его налились жаром.