– Так я же сегодня не приглашал его в гости. – удивился хозяин. Видя недоумение на лицах «товарищей из СССР», он попытался им втолковать: – У нас не принято являться без приглашения и, тем более, садиться за стол, накрытый для кого-то другого.
– Мы тогда только рты от изумленья раскрыли. – закончил Павел Сергеевич. Он немного подумал и рассказал ещё одну небольшую историю:
– В нашей воинской части работал переводчик из местных. Если были какие-то праздники или просто небольшие пирушки, офицеры всегда его приглашали в компанию. При этом денег с немца не брали. Мол, много ли съест или выпьет один человек? От нас не убудет.
Немца всегда поражало обилие пищи и разнообразных крепких напитков. Он очень старался не отставать в потреблении того и другого. Во время таких возлияний, он часто говорил офицерам: – Мне очень нравятся ваши застолья. Как-нибудь, я вас всех приглашу в свой замечательный дом и угощу там на славу.
Советские люди знали жуткую прижимистость немцев. Никто не воспринимал его речи всерьёз. Считали их обычным пьяным бахвальством. Мол, протрезвеет и сразу об этом забудет. Каково же было удивление всех офицеров, когда переводчик пригласил их к себе.
Как оказалось, он жил один в отличном коттедже. Встретив гостей, хозяин провёл их в гостиную и предложил начать небольшую пирушку. Помня обещания немца, офицеры ожидали увидеть внушительный стол, уставленный яствами и множеством различных бутылок.
Кроме нескольких кресел, в комнате находился низенький столик, который называют журнальным. На нём стояли стаканы и две неглубокие миски. В одной лежали солёные орешки для пива, во второй виднелись небольшие печенья, наподобие крекеров. Рядом темнел картонный ящик на двенадцать бутылок.
Гордый собственной щедростью, хозяин налил всем по стакану дешёвого шнапса и поднял тост: – За советских друзей.
Проглотив одним махом вонючую жидкость переводчик, закусил её парой орешков и строго спросил, почему никто больше не пьёт? Все слегка пригубили напиток и потянулись за скудной закуской.
Хозяин повторил свой тост про хороших товарищей и проглотил ещё двести грамм. После такого ударного старта, переводчик совсем окосел. Он упал в глубокое кресло и немедля уснул.
Ошеломлённые «оккупанты» оказались предоставлены сами себе. Пить «по-европейски» никто не хотел. Уходить от полного ящика водки, выставленного «хлебосольным» хозяином было, как-то неловко.
Как всем известно, советская армия привыкла справляться со всякими трудностями. Поэтому, офицеры быстро сбросились по сколько-то марок и послали гонца в ближайшую продуктовую лавку.
Скоро посланец принёс пакет полный различных продуктов. Там были сыр, колбаса и, несколько булок белого хлеба. Порезав еду на куски, гости продолжили небольшую пирушку. Кстати сказать, под такую закуску, шнапс пошёл значительно лучше, чем раньше.
Выпив всё, что предложил им хозяин, офицеры убрали стол за собой и ушли восвояси. Утром нового дня, переводчик не пришёл на работу. Скорее всего, он сильно страдал от похмелья. Не всякий может быстро очухаться от настоящих русских застолий.
Похищенье невесты
Наслушавшись баек про граждан восточной Германии, Верочка неожиданно вспомнила кое-что интересное: – Помнишь моего соседа по общежитию? – спросила она как-то подругу.
– Кого ты имеешь в виду? – с интересом откликнулась Таня.
– Шнитке Семёна. Того поволжского немца, который жил в комнате напротив меня. К нему ещё приезжала жена, которая как-то узнала, что у него в институте появилась новая пассия.
– Конечно же помню. – рассмеялась Татьяна: – Ведь тогда, о нём говорил весь КИСИ.
– Кстати сказать, после той неожиданной сцены, я часто встречалась с Семёном в нашей общественной кухне. Мы познакомились, и он стал меня охмурять. Я сразу сказала, что у меня есть мой милый Лёня.
Он ничуть не обиделся и продолжал со мною общаться, как ни в чём не бывало. Оказалось, что он очень приятный мужчина. Знает много интересных историй и к тому же, отличный рассказчик.
За год до громкого шума в общаге, двоюродный братец Семёна решил жениться на замечательной девушке. С ней он гулял ещё с выпускного школьного бала, который устроили по окончанию десятилетки.
Нужно напомнить читателям, что в то далёкое время, советские люди были воспитаны в духе интернационализма и атеизма. Поэтому, молодежь мало обращала внимания на происхожденье любимых. Да и принадлежность к разным конфессиям их совсем не смущала.
– Был бы человеком хорошим. – говорили тогда в СССР и, несмотря на условности, создавали крепкие семьи.
Как это ни странно, но и в те просвещённые годы, свадебные ритуалы оставались точно такими, какими они когда-то сложились, много столетий назад. Причём, в каждой местности они были своими и мало походили на то, что делалось в соседнем районе.
Например, у немцев Поволжья новобрачные стояли навытяжку во главе большого стола, за которым сидели все приглашённые. Множество родичей с обеих сторон поднимались один за другим. Они подолгу говорили о том, как нужно строить счастливую семейную жизнь. Можно было подумать, что у кого-то из них всё было так, как они объясняли другим.
Под конец нравоучительной речи, вручался какой-нибудь весьма скромный подарок. Все дружно «нюхали» рюмки. Легонько закусывали, и слово переходило к другому почётному гостю.
В небольшой перерыв между длинными тостами, юным супругам разрешалось, сделать глоточек шампанского и проглотить что-нибудь из съестного. Всё это они делали стоя, не опускаясь на стулья. Однако, едва поднимался новый оратор, как следовало немедленно закончить жевание и слушать «ценнейший» совет с крепко сомкнутым ртом.
У русских волжан всё протекало куда веселее. Сначала к родителям юной невесты приезжал жених с «кунаками». Он пытался забрать зазнобу с собой. Игривые подружки невесты вступали в перепалку с прибывшим «купцом». Они грозились не отдать наречённую девушку и требовали за неё, так называемый, «выкуп».
В качестве платы принимали всё, что угодно. Песню, танец, стихотворение из школьной программы. Если суженный девушки не мог изобразить что-либо путное, то приходилось платить деньгами или спиртными напитками.
Самое странное, что с бедного парня взимали плату за каждый незначительный шаг. За то, чтобы ему разрешили войти в подъезд дома невесты. За то, что он поднялся на новый этаж. За то, что шагнул за порог.
Так продолжалось, до тех самых пор, пока он не добирался до своей наречённой. А она, между прочим, стояла в самом дальнем углу дальней комнаты. Всё это сопровождалось шумом, смехом и шутливой толкотнёй молодёжи.
Наконец, жених, брал свою избранницу за руку и нежно целовал её в щёчку. Всё облёгчённо вздыхали, дружно садились в машины и ехали в ЗАГС. Потом, какое-то время, катались по приметным местам родного посёлка и двигались к месту, где намечался банкет.
Там тоже всё начиналось с нотаций, но они были намного короче, чем у чопорных немцев. Молодым разрешалось садиться, а так же питаться, и пить вместе со всеми.
Спустя пару часов, всё это превращалось в большую попойку. После чего, новобрачные уезжали в другую квартиру. Там начиналась их регулярная семейная жизнь.
На второе утро, а иногда и на третье, всё повторялось сначала.
Были, конечно, и совершенно иные сочетания браком. На некоторые собиралась одна молодёжь и веселилась так, как могла. То есть, пила и плясала до тех пор, пока не падала с ног. Это были, так называемые, комсомольские свадьбы.
Встречались супруги, которые в ЗАГС приглашали только свидетелей, а после простой церемонии, шли с ними в небольшое кафе. Там очень скромно отмечали событие, и уезжали вдвоём в романтический тур. Те, кто был побогаче, двигались за границу страны. Те, кто был победней, в соседний посёлок, а то и на заводскую турбазу.
В азербайджанских свадьбах за невестой приходили с оркестром. В нём обязательно имелась зурна – длинная флейта, похожая на обычный кларнет. Ей вторила небольшая свирель, что звалась – балабан.
Поддерживали партию тар – щипковый инструмент похожий на мандолину с растянутым грифом, а так же нагара – высокий барабан диаметром около тридцати сантиметров. Он прижимался к боку левым локтем, а играли на нём, стуча в перепонку, пальцами рук.
Однако, самое странное празднество проводилось в глухих деревнях, расположенных возле знаменитого Тихого Дона. Там всё шло так же, как в русских селениях, но лишь до тех пор, пока не приходила пора начинать вечеринку.
Первыми в избу входили молодые крепкие парни, мужчины разного возраста и старики. Все садились за стол, на котором стояли стаканы, наполненные до краёв самогонкой. Никакой закуски поблизости не было.
Атаман говорил коротенький тост в честь молодых. Все дружно выпивали горилку и выходили во двор. Некоторое время, станичники дружно курили и говорили о том и о сём. Потом, возвращались к столу. Там их встречали стаканы, налитые всклень, и полное отсутствие закуси.
После второй, предлагали выйти на воздух, а через десять минут, вернуться и выпить по третьей. Однако, даже самых стойких людей развозило до такой сильной степени, что мало кто мог проглотить ещё одну порцию сногсшибательной смеси воды, сивухи и спирта.
Жёны и девушки брали под руки «своих» мужиков, растаскивали их по домам, и укладывали там почивать. Затем возвращались в дом жениха, где и начиналась, собственно, свадьба. Там веселились лишь женщины, старухи и непьющие дети.
Если в середине гулянки, кто-то из мужиков «приползал» к большому столу, ему опять наливали полный стакан. Он выпивал его залпом, и слетал с ног до утра. Таким образом, горячие донские казаки избегали эксцессов, которыми завершались «обычные» свадьбы в других поселениях. Всё обходилось без драк, поножовщины и прочих увечий.
Но вернёмся к нашим героям, о которых Верочке рассказывал архитектор Семён. Его родственники были поволжскими немцами, но суженная одного из братанов, оказалась по рождению русской.
Поэтому, хочешь, не хочешь, а пришлось «выкупать» виновницу сего торжества. Причём, всё делать по тем самым правилам, которые постоянно использовались в её народной среде.
Желая поскорее увидеть любимую, жених не хотел петь и плясать под чужую дуду. Вместо этого, он стал угощать всех подружек шампанским, а друзей сорокаградусной водкой.
Это лишь раззадорило и тех и других. Началась шутейная свара возле подъезда. Семён тоже выпил несколько рюмок почти без закуски. Он осмотрел пятиэтажку, возле которой они все находились, и сразу вспомнил, что был здесь вместе с двоюродным братом.