Стихотворения. Песни
Снова август
Памяти А. А. Ахматовой
…А так как мне бумаги не хватило,Я на твоем пишу черновике…Анна Ахматова. «Поэма без героя»В той злой тишине, в той неверной,В тени разведённых мостов,Ходила она по Шпалёрной,Моталась она у «Крестов».Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость —Привычно, как росчерк пера,Вот если бы только не август,Не чёртова эта пора!Таким же неверно-нелепымБыл давний тот август, когдаПод чёрным бернгардтовским небомСтрельнула, как птица, беда.И разве не в августе снова,В ещё не отмеренный год,Осудят мычанием словоИ совесть отправят в расход?!Но это потом, а покудаКоторую ночь – над Невой,Уже не надеясь на чудо,А только бы знать, что живой!И в сумерки вписана чётко,Как вписана в нашу судьбу,По-царски небрежная чёлка,Прилипшая к мокрому лбу.О, шелест финских сосен,Награда за труды,Но вновь приходит осень —Пора твоей беды!И август, и как будтоВсё то же, как тогда,И врёт мордастый Будда,Что горе – не беда!Но вьётся, вьётся чёлкаКолечками на лбу,Уходит в ночь девчонкаПытать твою судьбу.Следят из окон постноЗа нею сотни глаз,А ей плевать, что поздно,Что комендантский час!По улице бессветной,Под окрик патрулей,Идёт она бессмертнойПоходкою твоей,На праздник и на плахуИдёт она, как ты!По Пряжке, через Прагу —Искать свои «Кресты»!И пусть судачат глупые соседи,Пусть кто-то обругает не со зла,Она домой вернётся на рассветеИ никому ни слова – где была…Но с мокрых пальцев облизнёт чернила,И скажет, примостившись в уголке:«Прости, но мне бумаги не хватило,Я на твоём пишу черновике…»<1967–1969>Фестиваль песни в Сопоте в августе 1969 года
Над чёрной пажитью разрухи,Над миром, проклятым людьми,Поют девчонки о разлуке,Поют мальчишки о любви!Они глядят на нас в тревогеИ не умеют скрыть испуг,Но наши страхи, наши богиДля них – пустой и жалкий звук.И наши прошлые святыни —Для них – пустые имена,И правда, та, что посредине,И им и нам ещё темна!И слышит Прага, слышит СопотИстошный шёпот: «Тру-ля-ля!»Но пробивается сквозь шёпотКирзовый топот патруля!Нас отпустили на поруки,На год, на час, на пять минут.Поют девчонки о разлуке,Мальчишки о любви поют!Они лады перебирают,Как будто лезут на рожон.Они слова перевирают, —То в соль мажор, то в ре мажор.А я, крестом раскинув руки,Как оступившийся минер —Всё о беде да о разрухе,Всё в ре минор да в ре минор…<1969>Песня о Тбилиси
На холмах Грузии лежит ночная мгла…
А. ПушкинЯ не сумел понять Тебя в тот раз,Когда, в туманы зимние оправлен,Ты убегал от посторонних глаз,Но всё же был прекрасен без прикрас,И это я был злобою отравлен.И Ты меня провёл на том пиру,Где до рассвета продолжалось бденье,А захмелел – и головой в Куру!И где уж тут заметить поутруВ глазах хозяйки скучное презренье…Вокруг меня сомкнулся, как кольцо,Твой вечный шум в отливах и прибоях.Потягивая кислое винцо,Я узнавал усатое лицоВ любом пятне на выцветших обоях.И вновь зурна вступала в разговор,И вновь, с бокалом, истово и пылкоБолтает вздор подонок и позёр…А мне почти был сладок Твой позор,Твоя невиноватая ухмылка.И в самолёте, по пути домой,Я наблюдал злорадно, как грузиныВ Москву, ещё объятую зимой,Везут мешки с оранжевой хурмойИ с первою мимозою корзины.И я не понял, я понять не мог,Какую Ты торжествовал победу,Какой Ты дал мне гордости урок,Когда кружил меня, сбивая с ног,По ложному, придуманному следу!И это всё – и Сталин, и хурма,И дым застолья, и рассветный кочет, —Всё для того, чтоб не сойти с ума,А суть Твоя является сама,Но лишь когда сама того захочет!Тогда тускнеют лживые следы,И начинают раны врачеваться,И озаряет склоны МтацминдыНадменный голос счастья и беды —Нетленный голос Нины Чавчавадзе!Прекрасная и гордая страна!Ты отвечаешь шуткой на злословье,Но криком вдруг срывается зурна,И в каждой капле кислого винаЕсть неизменно сладкий привкус крови!Когда дымки плывут из-за рекиИ день дурной синоптики пророчат,Я вижу, как горят черновики,Я слышу, как гремят грузовикиИ сапоги охранников грохочут —И топчут каблуками тишину,И женщины не спят, и плачут дети…Грохочут сапоги на всю страну!А Ты приемлешь горе, как вину,Как будто только Ты за всё в ответе!Не остывает в кулаке зола,Всё в мерзлый камень памятью одето,Всё как удар ножом из-за угла…«На холмах Грузии лежит ночная мгла…»И как ещё далёко до рассвета!<1969?>* * *Прилетает по ночам ворон,Он бессонницы моей кормчий.Если даже я ору ором,Не становится мой ор громче.Он едва на пять шагов слышен,Но и это, говорят, слишком.Но и это, словно дар свыше, —Быть на целых пять шагов слышным!<1969>Размышления о бегунах на длинные дистанции
Поэма в пяти песнях с эпилогом…Впереди – Исус Христос.
А. Блок«С вашего разрешения, вам сейчас придётся выдержать 22 минуты без перерыва. Будет, значит, такое сочинение, которое называется «Размышление о бегунах на длинные дистанции». Это вот, так сказать, из тех сочинений, которые я давно стал практиковать… Это было сочетание стихов, прозы и песни, и очень этим интересуюсь. И очень, в общем, пытаюсь как можно больше расширять. Я сегодня ещё покажу потом несколько сочинений подобного рода. Но это, пожалуй, одно из самых таких больших сочинений. Тут будут, возможно, не очень пристойные выражения по временам, ну, ничего не попишешь».
(Фоногpамма)«Басан, басан, басана» в русский язык пришло из цыганского, в цыганский язык пришло из индийского, в индийский пришло, вероятно, из арабского. Означает это заклинание от нечистой силы».
(Фоногpамма)Рождество
Всё шло по плану, но немножко наспех.
Спускался вечер, спал Младенец в яслях,
Статисты робко заняли места,
И Матерь Божья наблюдала немо,
Как в каменное небо Вифлеема
Всходила Благовещенья звезда.
Но тут в вертеп ворвались два подпаска
И крикнули, что вышла неувязка,
Что праздник отменяется, увы,
Что римляне не понимают шуток, —
И загремели на пятнадцать суток
Поддавшие на радостях волхвы.
Стало тихо, тихо, тихо,
В крике замерли уста,
Зашипела, как шутиха,
И погасла та звезда.
Стало зябко, зябко, зябко,
И в предчувствии конца
Закудахтала козявка,
Вол заблеял, как овца.
Все завыли, захрипели!..
Но, не внемля той возне,
Спал младенец в колыбели
И причмокивал во сне.
Уже светало. Розовело небо.
Но тут раздались гулко у вертепа
Намеренно тяжёлые шаги,
И Матерь Божья замерла в тревоге,
Когда открылась дверь, и на пороге
Кавказские явились сапоги.
И разом потерявшие значенье
Столетья, лихолетья и мгновенья
Сомкнулись в безначальное кольцо.
А он вошёл и поклонился еле,
И обратил неспешно к колыбели
Забрызганное оспою лицо.
«Значит, вот он – этот самый
Жалкий пасынок земной,
Что и кровью, и осанной
Потягается со мной…
Неужели, неужели
Столько лет и столько дней
Ты, сопящий в колыбели,
Будешь мукою моей?!
И меня с тобою, пешка,
Время бросит на весы?» —
И недобрая усмешка
Чуть приподняла усы.
А три волхва томились в карантине.
Их в карантине быстро укротили:
Лупили и под вздох, и по челу,
И римский опер, жаждая награды,
Им говорил: «Сперва колитесь, гады,
А после разберёмся, что к чему».
И, понимая, чем грозит опала,
Пошли волхвы молоть, что ни попало,
Припоминали даты, имена…
И полетели головы. И это
Была вполне весомая примета,
Что новые настали времена.
Клятва вождя
«Потные, мордастые евреи,
Шайка проходимцев и ворья,
Всякие Иоанны и Матфеи
Наплетут с три короба вранья!
Сколько их посыпет раны солью,
Лишь бы им взобраться на Синай!
Ладно, ладно, я не прекословлю:
Ты был первый – Ты и начинай.
Встань – и в путь по городам и весям,
Чудеса и мудрости твори!
Отчего ж Ты, Господи, невесел?
Где они, соратники Твои?
Бражничали, ели, гостевали,
А пришла беда – и след простыл!
Нет, не зря Ты ночью в Гефсимани
Струсил и пардону запросил.
Где Твоих приспешников орава
В смертный Твой, в последний час земной?
И смеётся над Тобой Варавва…
Он бы посмеялся надо мной!..
Был Ты просто-напросто предтечей,
Не творцом, а жертвою стихий!
Ты не Божий сын, а человечий,
Если мог воскликнуть: «Не убий!»
Душ ловец, Ты вышел на рассвете
С бедной сетью из расхожих слов —
На исходе двух тысячелетий
Покажи, велик ли Твой улов?
Слаб душою и умом не шибок,
Верил Ты и Богу, и царю…
Я не повторю Твоих ошибок,
Ни одной из них не повторю!
В мире не найдётся святотатца,
Чтобы поднял наменя копьё…
Если ж я умру – что может статься, —
Вечным будет царствие моё!»
Подмосковная ночь
Он один! А ему неможется,
И уходит окно во мглу…
Он считает шаги, и множится
Счёт шагов – от угла к углу!
От угла до угла потерянно
Он шагает, как заводной!
Сто постелей ему постелено —
Не уснуть ему ни в одной.
По паркетному полу голому —
Шаг. И отдых. И снова шаг.
Ломит голову. Ломит голову
И противно гудит в ушах.
Будто кто-то струну басовую
Тронул пальцем – и канул прочь.
Что же делать ему в бессонную,
В одинокую эту ночь?
Вином упиться?
Позвать врача?
Но врач – убийца,
Вино – моча…
Вокруг потёмки,
И спят давно
Друзья – подонки,
Друзья – говно!
На целом свете
Лишь сон и снег,
А он – в ответе
Один за всех!
И, как будто стирая оспины,
Вытирает он пот со лба:
Почему, почему, о Господи,
Так жестока к нему судьба?
То предательством, то потерею
Оглушают всю жизнь его!
«Что стоишь ты там, за портьерою?
Ты не бойся меня, Серго!
Эту комнату неказистую
Пусть твоё озарит лицо,
Ты напой мне, Серго, грузинскую,
Ту, любимую мной, кацо!
Ту, что деды певали исстари,
Отправляясь в последний путь…
Спой, Серго, и забудь о выстреле,
Хоть на десять минут забудь!
Но полно, полно,
Молчи, не пой!
Ты предал подло —
И пёс с тобой!
И пёс со всеми —
Повзводно в тлен!
И все их семьи
До ста колен!»
Повсюду злоба,
Везде – враги!
Ледком озноба —
Шаги, шаги!..
Над столицами поседевшими
Ночь и темень – хоть глаз коли.
Президенты спят с президентшами,
Спят министры и короли.
Мир, во славу гремевший маршами,
Спит в снегу с головы до пят,
Спят министры его и маршалы…
Он не знал, что они не спят,
Что, притихшие, сводки утренней
В страхе ждут – и с надеждой ждут.
А ему всё хужей, всё муторней,
Сапоги почему-то жмут…
Неприказанный, неположенный
За окном колокольный звон…
И, упав на колени: «Боже мой! —
Произносит бессвязно он.
– Молю, Всевышний,
Тебя, Творца,
На помощь вышли
Скорей гонца!
О, дай мне, дай же
Не кровь – вино!..
Забыл, как дальше…
Но всё равно!
Не ставь отточий
Конца пути,
Прости мне, Отче!
Спаси!..
Прости…»
Ночной разговор в вагоне-ресторане
Вечер, поезд, огоньки,Дальняя дорога…Дай-ка, братец, мне трескиИ водочки немного.Басан, басан, басана,Басаната, басаната…Что с вином, что без вина —Мне на сердце косовато.Я седой не по годамИ с ногою высохшей.Ты слыхал про Магадан?Не слыхал?! Так выслушай.А случилось дело так:Как-то ночью странноюЗаявился к нам в баракКум со всей охраною.Я подумал, что – конец.Распрощался матерно…Малосольный огурецКум жевал внимательно.Скажет слово – и поест,Морда вся в апатии.«Был, – сказал он, – говны, съездСлавной нашей партии.Про Китай и про ЛаосГоворились прения,Но особо встал вопросПро Отца и Гения».Кум докушал огурецИ закончил с мукою:«Оказался наш ОтецНе отцом, а сукою…»Полный, братцы, ататуй!Панихида с танцами!И приказано статуйЗа ночь снять на станции.Ты представь – метёт метель,Темень, стужа адская,А на Нём – одна шинель,Грубая, солдатская.И стоит Он напролом,И летит, как конница!..Я сапог Его – кайлом,А сапог не колется…Огляделся я вокруг —Дай-ка, мол, помешкаю!У статуя губы вдругТронулись усмешкою…Помню, глуп я был и мал,Слышал от родителя,Как родитель мой ломалХрам Христа Спасителя.Басан, басан, басана,Чёрт гуляет с опером…Храм и мне бы – ни хрена:Опиум как опиум!А это ж – Гений всех времён,Лучший друг навеки!Все стоим – ревмя ревём,И вохровцы, и зэки.Я кайлом по сапогуБью, как неприкаянный,И внезапно сквозь пургуСлышу голос каменный:«Был я Вождь вам и Отец,Сколько мук намелено!Что ж ты делаешь, подлец?!Брось кайло немедленно!»Но тут шарахнули запал,Применили санкции, —Я упал, и Он упал, —Завалил полстанции…Ну, скостили нам срока,Приписали в органы.Я живой ещё – пока,Но, как видишь, дёрганый…Басан, басан, басана,Басаната, басаната!Лезут в поезд из окнаБесенята, бесенята…Отвяжитесь, мертвяки,К чёрту, ради Бога!..Вечер, поезд, огоньки,Дальняя дорога…Глава, написанная в сильном подпитии и являющаяся авторским отступлением
То-то радости пустомелям!Темноты своей не стыжусь:Не могу я быть Птолемеем,Даже в Энгельсы не гожусь.Но, от вечного бегства в мыле,Неустройством земным томим,Вижу – что-то неладно в мире,Хорошо бы заняться им.Только век меня держит цепко,С ходу гасит любой порыв,И от горестей нет рецепта,Все, что были, – сданы в архив.И всё-таки я, рискуя прослытьШутом, дураком, паяцем,И ночью, и днём твержу об одном:Ну не надо, люди, бояться!Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,Не бойтесь мора и глада,А бойтесь единственно только того,Кто скажет: «Я знаю, как надо!»Кто скажет: «Идите, люди, за мной,Я вас научу, как надо!»И, рассыпавшись мелким бесомИ поклявшись вам всем в любви,Он пройдёт по земле железомИ затопит её в крови.И наврёт он такие враки,И такой наплетёт рассказ,Что не раз тот рассказ в баракеВы помянете в горький час.Слёзы крови не солонее,Даровой товар, даровой!Прёт история – СаломеяС Иоанновой головой.Земля – зола, и вода – смола,И некуда вроде податься,Неисповедимы дороги зла.Но не надо, люди, бояться!Не бойтесь золы, не бойтесь хулы,Не бойтесь пекла и ада,А бойтесь единственно только того,Кто скажет: «Я знаю, как надо!»Кто скажет: «Всем, кто пойдёт за мной,Рай на земле – награда!»Потолкавшись в отделе винном,Подойду к друзьям-алкашам,При участии половинномПобеседуем по душам.Алкаши наблюдают строго,Чтоб ни капли не пролилось.«Не встречали, – смеются, – Бога?»– «Ей-же-Богу, не привелось».Пусть пивнуха не лучший случайТолковать о добре и зле,Но видали мы этот «лучший»В белых тапочках на столе.Кому «сучок», а кому коньячок,К начальству – на кой паяться?!А я всё твержу им, как дурачок:Да не надо, братцы, бояться!И это бред, что проезда нетИ нельзя входить без доклада,А бояться-то надо только того,Кто скажет: «Я знаю, как надо!»Не верьте ему!Гоните его!Он врёт!Онне знает – как надо!Эпилог
Аве Мария!..Дело явно липовое – всё, как на ладони,Но пятую неделю долбят допрос.Следователь-хмурик с утра на валидоле,Как пророк, подследственный бородой оброс.…А Мадонна шла по Иудее!В платьице, застиранном до сини,Шла Она с котомкой за плечами,С каждым шагом становясь красивей,С каждым вздохом делаясь печальней,Шла, платок на голову набросив, —Всех земных страданий средоточьем.И уныло брёл за Ней Иосиф,Убежавший славы Божий отчим…Аве Мария…Упекли пророка в республику Коми,А он и перекинься башкою в лебеду.А следователь-хмурик получил в месткомеЛьготную путевку на месяц в Теберду.…А Мадонна шла по Иудее!Оскользаясь на размокшей глине,Обдирая платье о терновник,Шла Она и думала о СынеИ о смертных горестях Сыновних.Ах, как ныли ноги у Мадонны,Как хотелось всхлипнуть по-ребячьи!..А вослед Ей ражие долдоныОтпускали шутки жеребячьи.Аве Мария…Грянули впоследствии всякие хренации,Следователь-хмурик на пенсии в Москве,А справочку с печатью о реабилитацииВыслали в Калинин пророковой вдове.…А Мадонна шла по Иудее!И всё легче, тоньше, всё худееС каждым шагом становилось тело…А вокруг шумела ИудеяИ о мёртвых помнить не хотела.Но ложились тени на суглинок,И таились тени в каждой пяди, —Тени всех бутырок и треблинок,Всех измен, предательств и распятий…Аве Мария!..1966–1969Признание в любви
«Люди, я вас любил – будьте бдительны!»
Юлиус Фучик (любимая цитата советских пропагандистов)Я люблю вас – глаза ваши, губы и волосы,Вас, усталых, что стали до времени старыми,Вас, убогих, которых газетные полосыЕжедневно бесстыдными славят фанфарами!Сколько раз вас морочали, мяли, ворочали,Сколько раз соблазняли соблазнами тщетными…И как черти вы злы, и как ветер отходчивы,И – скупцы! – до чего ж вы бываете щедрыми!Она стоит – печальницаВсех сущих на земле,Стоит, висит, качаетсяВ автобусной петле.А может, это поручни…Да, впрочем, все равно!И спать ложилась – к полночи,И поднялась – темно.Всю жизнь жила – не охала,Не кляла белый свет.Два сына было – сокола,Обоих нет как нет!Один погиб под Вислою,Другого хворь свела!Она лишь зубы стиснула —И снова за дела.А мужа в Потьме льдиноюРаспутица смела.Она лишь брови сдвинула —И снова за дела.А дочь в больнице с язвою,А сдуру запил зять…И, думая про разное, —Билет забыла взять.И тут один – с авоськоюИ в шляпе, паразит! —С ухмылкою со свойскоюГеройски ей грозит!Он палец указательныйЕй чуть не в нос сует:– Какой, мол, несознательный,Еще, мол, есть народ!Она хотела высказать:– Задумалась, прости!А он, как глянул искоса,Авоську сжал в горстиИ – на одном дыханииСто тысяч слов подряд!(«Чем в шляпе – тем нахальнее!» —Недаром говорят!)Он с миною канальскоюГремит на весь вагон,Что с кликой, мол, китайскоюСтакнулся Пентагон!Мы во гребне истории,Нам душат в лоб шторма,А есть еще, которыеВсе хочут задарма!Мы – конец истории,Без нас бы мир ослаб!А есть еще, которыеВсе хочут цап-царап!Ты, мать, пойми: неважно нам,Что дурость – твой обман.Но – фигурально – кажномуЗалезла ты в карман!Пятак – монетка малая,Ей вся цена – пятак,Но с неба каша маннаяНе падает за так!Она любому лакома,На кашу кажный лих!..И тут она заплакала,И весь вагон затих.Стоит она – печальницаВсех сущих на земле,Стоит, висит, качаетсяВ автобусной петле.Бегут слезинки скорые,Стирает их кулак…И вот вам – вся история,И ей цена – пятак!Я люблю вас – глаза ваши, губы и волосы,Вас, усталых, что стали до времени старыми,Вас, убогих, которых газетные полосыЕжедневно бесстыдными славят фанфарами.И пускай это время в нас ввинчено штопором,Пусть мы сами почти до предела заверчены,Но оставьте, пожалуйста, бдительность «операм»!Я люблю вас, люди!Будьте ж доверчивы!1972Песня об отчем доме
«Я доехал до Покровского скверика и спустился по Колпачному вниз к зданию ОВИРа… Человек со стёртым лицом сказал мне:
– Вот вы хотите выехать за границу с советским паспортом. Ну как же мы можем позволить выехать за границу с советским паспортом, когда вы здесь у нас в стране занимаетесь враждебной пропагандой, а вы хотите, чтобы мы вас отправили за границу как представителя Советского Союза… Но у вас есть ещё другой выход… Вы можете подать заявление на выезд в Израиль, и я думаю, что мы вам дадим разрешение.
Я сказал:
– Собственно говоря, вы мне предлагаете выход из гражданства?
Он сказал:
– Я вам ничего не предлагаю, я просто говорю о том, что есть такая возможность.
Я не помню лица этого человека, но разговор этот я запомнил, пожалуй, навсегда, до конца своих дней. И после этого свидания я написал песню…»
(Из пеpедачи на pадио «Свобода» от 23 августа 1975 года)* * *Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом,Золотой мой, недолгий век.Но всё то, что случится со мной потом, —Всё отсюда берёт разбег!Здесь однажды очнулся я, сын земной,И в глазах моих свет возник.Здесь мой первый гром говорил со мной,И я понял его язык.Как же странно мне было, мой Отчий Дом,Когда Некто с пустым лицомМне сказал, усмехнувшись, что в доме томЯ не сыном был, а жильцом.Угловым жильцом, что копит деньгу —Расплатиться за хлеб и кров.Он копит деньгу, и всегда в долгу,И не вырвется из долгов!– А в сыновней верности в мире сёмКлялись многие – и не раз! —Так сказал мне Некто с пустым лицомИ прищурил свинцовый глаз.И добавил:– А впрочем, слукавь, солги —Может, вымолишь тишь да гладь!..Но уж если я должен платить долги,То зачем же при этом лгать?!И пускай я гроши наскребу с трудом,И пускай велика цена —Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,Я с тобой расплачусь сполна!Но когда под грохот чужих подковГрянет свет роковой зари —Я уйду, свободный от всех долгов,И назад меня не зови.Не зови вызволять тебя из огня,Не зови разделить беду.Не зови меня!Не зови меня…Не зови —Я и так приду!<Декабрь 1972?><Опыт отчаянья
Мы ждём и ждём гостей нежданных,И в ожиданьеНи гугу!И всё сидим на чемоданах,Как на последнем берегу.И что нам малые утратыНа этом горьком рубеже,Когда обрублены канатыИ сходни убраны уже?И нас чужие дни рожденьяКропят солёною росой,У этой —Зоны отчужденья,Над этой —Взлётной полосой!Прими нас, Господи, незваных,И силой духа укрепи!Но мы сидим на чемоданах,Как пёс дворовый на цепи!И нет ни мрака, ни прозренья,И ты не жив и не убит.И только рад, что есть – презренье,Надёжный лекарь всех обид.<Декабрь 1972>Священная весна
«…Я живу в таком жутком посёлке у метро «Аэропорт», на улице Черняховского, где все друг про друга всё знают, как в андерсеновской сказке: какой суп у кого варится. Поэтому ко мне очень, в последние дни особенно, подходит ужасное количество народу, и все спрашивают: «Правда ли, что вы крестились?» Я им говорю: «Собственно говоря, почему вас это так занимает?» Они говорят: «Ну как же? Это так интересно…» Я говорю: «Ну вот, вы знаете, я два года как поручик Киже, не имею лица и фигуры… Вас никогда не интересовало, а на что я существую? Почему вас так заинтересовал вопрос – крестился ли я?» Они говорят: «Ну вы знаете, это такое всё-таки экстраординарное событие». Тогда я отвечаю, что я действительно крестился, что истинно. Когда они спрашивают, почему я это сделал, то я сначала пытался объяснять, потом решил, что объяснять слишком долго, и на вопрос решил отвечать: «Так мне было нужно». Так проще всего».
(Фоногpамма)* * *Собирались вечерами зимними,Говорили то же, что вчера…И порой почти невыносимымиМне казались эти вечера.Обсуждали все приметы искуса,Превращали – в сложность – простоту,И моя Беда смотрела искосаНа меня – и мимо, в пустоту.Этим странным взглядом озадаченный,Тёмным взглядом, как хмельной водой,Столько раз обманутый удачами,Обручился я с моей Бедой!А зима всё длилась, всё не таяла,И, пытаясь одолеть тоску, —Я домой, в Москву, спешил из Таллинна,Из Москвы – куда-то под Москву.Было небо вымазано суриком,Белую позёмку гнал апрель…Только вдруг, – прислушиваясь к сумеркам,Услыхал я первую капель.И весна, священного священнее,Вырвалась внезапно из оков!И простую тайну причащенияУгадал я в таянье снегов.А когда в тумане, будто в мантии,Поднялась над берегом вода, —Образок Казанской Божьей МатериПодарила мне моя Беда!…Было тихо в доме. Пахло солодом.Чуть скрипела за окном сосна.И почти осенним звонким золотомТа была пронизана весна!Та весна – Прощенья и Прощания,Та, моя осенняя весна,Что дразнила мукой обещанияИ томила. И лишала сна.Словно перед дальнею дорогою,Словно – в темень – угадав зарю,Дар священный твой ладонью трогаюИ почти неслышно говорю:– В лихолетье нового рассеянья,Ныне и вовеки, навсегда,Принимаю с гордостью СпасениеЯ – из рук Твоих – моя Беда!<1973?>Вечерние прогулки
Маленькая поэма
Владимиру Максимову
1Бывали ль вы у Спаса-на-крови?Там рядом сад с дорожками.И кущи.Не прогуляться ль нам, на сон грядущий,И поболтать о странностях любви?Смеркается.Раздолье для котов.Плывут косые тени по гардине,И я вам каюсь, шёпотом, в гордыне,Я чёрт-те в чём покаяться готов!Пора сменить – уставших – на кресте,Пора надеть на свитер эполетыИ хоть под старость выбиться в поэты,Чтоб ни словечка больше в простоте!Допустим, этак:Медленней, чем снег,Плывёт усталость – каменная птица.Как сладко всем в такую полночь спится!Не спит – в часах – песочный человек.О, этот вечно-тающий песок,Немолчный шелест времени и страха!О Парка, Парка, сумрачная пряха,Повремени, помедли хоть часок!..А ловко получается, шарман!О, как же эти «О!» подобны эху…Но, чёрт возьми, ещё открыт шалман!Вы видите, ещё открыт шалман!Давайте, милый друг,Зайдём в шалман!Бессмертье подождёт, ему не к спеху!2Ах, шалман, гуляй, душа,Прочь, унынье чёрное!Два учёных алкашаСпорят про учёное:– Взять, к примеру, мю-мезон:Вычисляй и радуйся!Но велик ли в нем резонВ рассужденьи градуса?..Ух, шалман,Пари, душа!Лопайтесь, подтяжки!Работяга не спешаПьёт портвейн из чашки.– Все грешны на свой фасон,Душу всем изранили!Но уж если ты мезон,То живи в Израиле!..Ну, шалман!Ликуй, душа!Света! Света! Светочка!До чего же хороша,Как в бутылке веточка!Света пиво подаетИ смеётся тоненько.Три – пустые – достаётСвета из-под столика.– Это, Света, на расчётИ вперёд – в начало!..Работяга, старый чёрт,Машет ручкой:– Чао!..Вот он встал, кудлатый чёрт,Пальцами шаманя.Уваженье и почётЗдесь ему, в шалмане!3Он, подлец, – мудрец и стоик,Он прекрасен во хмелю!Вот он сел за крайний столикК одинокому хмырю.– Вы, прошу простить, партейный?Подтвердите головой!..Хмырь кивает.Работяга улыбается:– Так и знал, что вы партейный.Но заходите в питейный —И по линии идейнойПолучаетесь, как свой!Эй, начальство!Света, брызни!Дай поярче колорит!..– Наблюдение из жизни! —Работяга говорит.И, окинув взглядом тесныйЗал на сто семнадцать душ,Он, уже почти что трезвый,Вдруг понёс такую чушь!..4– На троллейбусной остановкеВсе толпятся у самой бровки,И невесело, как в столовке,На троллейбусной остановке.Хоть и улица, – а накурено,И похожи все на Никулина —Ну, того, что из цирка, клоуна, —Так же держатся люди скованно.Но попробуй у них спроси:«Где тут очередь на такси?!»А где очередь на такси,Там одни «пардон» и «мерси».Там грузины стоят с корзинкамиИ евреи стоят с грузинками,И глядят они вслед хитроТем, кто ехать решил в метро.И вдогонку шипят: «Ай-вай!..»Тем, кто топает на трамвай.А трамвайная остановка —Там особая обстановка:«Эй, ты – в брючках, пшено, дешёвка,Ты отчаливай, не форси!Тут трамвайная остановка,А не очередь на такси!..»И, платком заместо флагаСложный выразив сюжет,Наш прелестный работягаВдруг пропел такой куплет:– А по шоссе, на Калуги и Луги,В дачные царства, в казённый уют,Мчатся в машинах народные слуги,Мчатся – и грязью народ обдают!..5У хмыря – лицо как тесто,И трясётся голова.Но приятный гром оркестраЗаглушил его слова.Был оркестр из настоящихТрёх евреев, первый сорт!А теперь упрятан в ящикПод названием «Аккорд».И ведёт хозяйство этоОслепительная Света.И пускает, в цвет моменту,Отобрав из сотни лент,Соответственную лентуВ соответственный момент.Вот сперва завыли трубы:Всё, мол, в жизни трын-трава!..У хмыря трясутся губыИ трясётся голова.Вот – поддал ударник жару,Показал, бродяга, класс!А уж после – под гитаруПроизнёс нахальный бас:– Доля, доля, злая доля,Протрубила б ты отбой!Сверху небо, снизу поле,Посерёдке – мы с тобой.Мы с тобою посерёдке,Ты – невеста,Я – жених.Нам на личность по селёдкеИ пол-литра на двоих.Мы культурно свет не застим,Взять судьбу не можем в толк.И поёт нам: «С новым счастьем!»Наш парторг – тамбовский волк.Он поёт – один в гордыне,Как свидетель на суде:«С новым счастьем, молодые,И с успехами в труде!..И чтоб первенец загукал,Как положено в семье,Вам партком отводит уголВ обще…»…Тут, увы, заело ленту —Отслужила, видно, срок.Но, опять же в цвет моменту,Грянул бойкий тенорок:– Чтобы очи мои повылазили,Чтоб не видеть мне белого дня!Напридумали Лазари лазерыИ стараются кончить меня!..И шалман зашёлся смехом,Загудел, завыл шалман.И, частушке вторя эхом,Об стакан гремит стакан.6Света, Света, добрый друг,Что же ты замолкла вдруг?Где твой Лазарь, где твой милый,Завбуфетом в цвете лет?!Он убит – и взят могилой,Как сказал один поэт.Брал он скромно, брал по праву,Брал не с верхом, а в очко:Было – заму,Было – заву,Было всем на молочко…Уносите, дети, ноги,Не ходите, дети, в лес, —В том лесу живет в берлогеЛютый зверь – Обехаэс!..[4]Всем влепили мелочишку,Всё равно что за прогул.Только Лазарь принял «вышку»,Даже глазом не моргнул…Точно так же, как когда-тоНе моргнул и глазом он,Когда гнал его, солдата,Дезертир из школы вон —Мол, не так он учит деток,Подозрительный еврей,Мол, не славит пятилеток,А долдонит про царей.Заседанье педсоветаПодвело всему итог…С ним ушла тогда и Света —Физкультурный педагог.Что ты, что ты, что ты, что ты,Что ты видишь сквозь туман?Как мотались без работы?Как устроились в шалман?Как, без голоса, кричалаВ кислом зале горсуда?..Эй, не надо всё сначала,Было – сплыло навсегда!Было – сплыло…Тут линяет гром оркестра —Мал в шалмане габарит.И опять, оркестра вместо,Работяга говорит(А в руке гуляет кружкаИ смеётся левый глаз):– Это всё была петрушка,А теперь пойдёт рассказ!7Мы гибли на фронте,Мы хрипли в комбеде.А вы нас велиОт победы к победе!Нам бабы кричали:«Водицы попейте!Умойтесь, поешьте,Поспите хоть ночку!»А вы нас велиОт победы к победе,И пуля свинцоваяСтавила точку!Мы землю долбили,Мы грызли железо,Мы грудь подставлялиПод дуло обреза.А вы, проезжаяВ машине «Победе»,В окно нам кричали:«Достройте!.. Добейте!..»И мы забывалиО сне и обеде,И вы нас велиОт победы к победе!А вы:«Победы» меняли на «Волги»,А после:«Волги» меняли на «ЗИМы»,А после:«ЗИМы» меняли на «Чайки»,А после:«Чайки» меняли на «ЗИЛы»…А мы надрывались,Долбили, грузили!И вот уже рукиПовисли, как плети,И ноги не ходят,И волосы седы.А вы нас велиОт победы к победе.И тосты кричалиВо славу победы:«Ну, пусть не сегодня,Так – завтра, так – в среду!Достройте!.. Добейте!..Дожмём!.. Приурочим!..»А мы, между прочим,А мы, между прочим,Давно – положили —На вашу победу!..8Хмырь зажал рукою печень,Хмырь смертельно побледнел.Даже хмырь – и тот не вечен,Есть для каждого предел.Работяга (в кружке пена),Что ж ты, дьявол, совершил?Ты ж действительного членаНашу партию лишил!И пленительная Света,Сандалетами стуча,Срочно стала из буфетаВызывать в шалман врача…9Какая ночь! Как улицы тихи!Двенадцать на часах Аэрофлота.И кажется – дойдёшь до поворотаИ потекут бессмертные стихи!<1973?>