Сказка странствий: Магия трофи – рейда. Том 2

Откуда мне знать, что в это время, наблюдавший за этой, в высшей мере, прикольной картинкой, с точки зрения небожителей, довольный исходом комической ситуацией Архангел Михаил заржал во весь голос, аки конь на водопое – Бог мой! Вот он уделал Самого князя Тьмы! Респект, чувак!

И кинул вниз, ко мне Нечто, похожее на яркую вспышку стремительной молнии, а я мгновением позже, ощутил размазанный на несколько уколов раскаленной иглой в левое плечо…потом, дома, я разглядел под рубахой, на голом теле странную тату в виде каких – то рун, возможно древних, как сам Мир!?

Как потом мне, через неделю, поведала в Краеведческом музея, глядя на фото этого безобразия на моем плече, профессор филологии, признанный специалист по древней письменности – Да это батенька, пожалуй, по древнее самой Библии?! Знаете уважаемый, что написано древним рунным письмом на вашем плече? – она сняла традиционные очки старой училки с переносицы и улыбаясь, посмотрела на меня взглядом старой бабушки, журящей своего нашкодившего любимого внука – Посрамивший Диавола! Не знаю, откуда у вас ЭТО? Но это очень странно, в высшей мере?! Ибо выглядит, будто вам и ему не одна сотня веков! Как так возможно? Не знаю…И потому настоятельно рекомендую вам обратиться в наш кафедральный Собор, что на площади стоит…Там найдете батюшку Иннокентия, я думаю он вам поможет лучше, нежели я…

– Ого, выходит, что тогда я посрамил самого Князя Тьмы? – и что – то мне стало совсем не уютно, словно сквозняком под куртку проник ледяной язык из жидкого азота и легко так сдирая кожу, прошелся по позвоночнику…

Словно ледяной и шершавый язык того самого козлорогого…это понял я лишь спустя два месяца, когда мне всё же удалось разыскать того самого батюшку Иннокентия…Войдя под расписную сень кафедрального собора, словно под великие небеса…я испытал невероятный трепет преклонения перед вечно печальным взором Спасителя, который смотрел, кажется отовсюду на меня, Его глаза выражали вселенскую скорбь и сожаление…

От неожиданности, я на автомате сделал неловкую попытку перекреститься, когда склонил голову, чуть не родил слоника – И всё – таки именно Ты преклонил непокорную главу! Отрок, посмевший и посрамивший самого Вельзевула! Приветствую тебя в доме Господа, чадо моё… – медленно поднимаю голову и глаза – за мной стоит колоритный такой дядька, священнослужитель – видимо тот самый отец Иннокентий, который мне и нужен!

– Я даже и не знаю, что говорить и делать, Отец мой! Я пришел по протекции… – но Отец Иннокентий движением руки остановил меня и пророкотал – Знаю чадо моё, кто тебя заставил направить стопы в дом божий! То не человек, а сам Архистратиг Михаил! На то мне было откровение за утренней молитвой…Пойдем, не гоже прихожан смущать нашей речью необычной! И нарушать тем самым порядок их молитвослова…Следуй за мной, отрок!…

Оборачиваюсь – а за моей спиной? Мама моя – почти весь храм полон плотно столпившегося народа! И все они, застыв, вперили взгляд в меня, словно говоря – Что ты тут делаешь, грешник? Как ты посмел оскоромить дом Господен?

Так и кажется, что сейчас, как во время Опричнины, кто – нибудь из них истерически возопит, ввинчивая звонкий крик в небесные своды кафедрального собора – Слово и дело государево! Анафема и Гиенна огненная Грешнику! Вздернем православные на дыбу Его, великого грешника! Пусть покается в своих сочтенных грехопадениях и прелюбодеяниях! – и ткнет в меня корявым пальцем ближайшая старуха, с выпученными в религиозном экстазе подслеповатыми глазами, корявым и узловатым указательным пальцем на сморщенной от возраста руке с жутко грязными и загнутыми ногтями, похожими скорее на когти хищной птицы, чем на руку человека, сотрясая во второй руке клюкой нищенки…

Выписывая мне по ТЕМ временам, по Их понятиям и божьим законам, стопроцентный смертный приговор и погибель мою на дыбе в кровавых отсветах очередного судебного костра Великой инквизиции на Привокзальной площади Читы!

И мне на миг показалось, что за стрельчатыми окнами огромного собора, резко потемнело небо и в воздухе натурально запахло вонью горелой человеческой плоти и застарелого трупного пепла от многочисленных аутодафе во славу Господа нашего! Свершаемых во имя Его! В витражи Святого собора будто ударил ураганный огненный ветер прямиком из Ада, посланный самим Козлорогим! Будто пришли, прилетели на своих гнусных кожаных , перепончатых крылах по мою грешную душу сами Демоны – Посланники Диавола – Погонщики Грешных Душ с Адских Пустошей Ада…

И до того была полная иллюзия хрономиража, что священник остановился и с удивлением смотрел на огромную толпу прихожан, плавно окружавшую меня и моё отчаянного состояние загнанного в угол кролика…резко оборачиваюсь и мой душевнобольной взор впирается в адски скорченную рожу самого священника, злобно усмехающегося мне иезуитской улыбкой самого главного приспешника Диавола – Падшего сановника самого Князя Тьмы – Черного епископа…

– Твою дивизию, что здесь творится богохульное? Сгиньте, отродье дьявола! – взревел я так, что толпа с перекошенными лицами ломанулась от меня, словно черти от ладана!

– Изгоняю вас в Адские Пустоши Чистилища! – я вскинул растопыренную ладонь вверх и словно в натуре, из моего плеча в зенит, самую сердцевину храма ударил пучок Первозданного Света Творения, затем распускаясь священным цветком Лилии, а на моем плече, проплавив насквозь одежду так, что она пеплом осыпается с моего плеча…А на моем голом плече полыхает божественным Светом надпись рунным письмом – Посрамивший диавола!…

И люди, до того со слезами на глазах молившиеся Ему, стоя на коленях…сейчас с безумным огнем в глазах, и испуганным обликом устремились вон из храма! Словно Первозданный Свет из моего тела в натуре выгоняет мусор из божьего храма в Гиенну Огненную Падшие Души тайных Грешников и слуг Сатаны!

И вся ЭТА апокалептическая картина происходит на глазах до смерти удивленного священнослужителя, ибо в рядах грешников затесались и некоторые из числа служителей Господа, судя по их сутанам? Сколько длилось это? Я – не знаю, но очнулся я от того, что в храме стояла мертвая тишина, только в дальнем углу по отношению ко мне, за клиросом… и возле икон испуганно жался народ, с суеверным страхом и ужасом взирая на меня!