Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей

Она вдруг встала с кресла и прошлась по покоям легким, стремительным шагом. Потом зачем-то подошла к двери и выглянула наружу, словно проверяя, что поблизости нет слуг или охраны. Орест взглядом следил за передвижениями матери, не говоря ни слова.

Наконец она вернулась обратно. В выражении ее лица читалась решимость. Клитемнестра встала напротив Ореста, и тот поднялся в ответ – сидеть перед стоящей царицей, пусть и матерью, нарушало бы правила приличия.

– Мой мальчик, я выбрала единственно возможную дорогу, которая могла спасти Микены… и меня. Это был путь мира, путь торговли. Знал бы ты, сколько сил – и лет! – ушло, чтобы примириться с царствами, которые разоряли твои доблестные предки…

От этих слов Орест поморщился. Слова матери показались ему грубыми, к тому же слово «твои» задело царевича за живое. Да, Клитемнестра умела вовремя вспоминать о своем спартанском происхождении… У нее получилось небрежно переложить на сына вину за деяния его предков, благополучно при этом отстранившись. Орест уже собирался заговорить, но царица жестом приказала молчать, и он подчинился.

– Вряд ли меня назовут нежной матерью, Орест, но владычицей я оказалась достойной. Мне не хватало ни времени, ни сил на собственных детей, зато я заботилась о будущем, в котором мы все сможем жить счастливо и спокойно. Без устали добивалась выгодных сделок, налаживала новые торговые пути, принимала послов, без конца обменивалась с ними обещаниями и любезностями… Всем этим мне приходилось заниматься в одиночку. Только представь, какой груз лег на хрупкие плечи женщины, окруженной толпами завистников во дворце! Но я – Клитемнестра, дочь одного царя и вдова другого. Я – мать будущих микенских царей. Чтобы я – и сломалась, уступила?! Отдать город на растерзание кучке глупцов?.. Не бывать этому!

Казалось, ничто в мире не могло прервать ее страстный, искренний монолог. Когда царица наконец замолчала, грудь ее тяжело вздымалась, а глаза, прежде холодные, теперь сверкали – будто серое грозовое небо пронзали вспышки молний. Орест, завороженный, не отводил от Клитемнестры взгляда.

– Почему ты так смотришь? – приподняв брови, спросила она.

– Я горжусь тобой, мама, – улыбнулся царевич.

– Ох, я заслужила эту гордость, – Клитемнестра кивнула без ложной скромности. – И могла бы рассчитывать на уважение микенцев. Благодаря мне эти люди живут сыто, их благополучию ничто не угрожает. Закрома полны зерна, Львиный город минуют болезни и страдания. Разве это не золотое время? Увы, народ мог быть и благодарнее, хотя я и не ожидала от него дальновидности…

На ее лице недавнее ликование сменилось злостью:

– Родиться женщиной во власти – настоящее проклятие, – сказав это, царица впилась в сына взглядом, в котором уже давно не осталось ни намека на веселье или насмешку. – Капризный и своенравный народ Микен требует господина. Все чаще звучат призывы напомнить о нашей силе соседям. Все громче люди требуют новых земель, славы и чужих богатств. Военные союзы, лязг мечей, громкие свершения – вот что занимает их умы.

Большинство микенцев – прирожденные воины, понимающие лишь язык грубой силы. Им нужен повелитель, который вновь прольет реки крови. Ни торговля, ни дни процветания не способны заглушить любви микенского народа к звону металла и стону побежденных. Я поняла это далеко не сразу… Но теперь осознаю даже слишком хорошо.

– Так чего же ты хочешь? – поинтересовался Орест. – Возвращение времен Атрея и моего отца тебя не прельщает, это очевидно. Тогда почему ты так настаиваешь на том, чтобы я стал царем? Неужели тебе нужно лишь красивое прикрытие? Мужчина на троне, которым ты сможешь управлять, оставаясь при этом истинной владычицей Микен?..

Клитемнестра выдержала короткую паузу и… кивнула.

– Так я и думал, – тихо произнес царевич. Его захлестнула волна разочарования. От былого восхищения царственной матерью не осталось и следа. Клитемнестра не заметила напряженного вида сына и заговорила как ни в чем не бывало:

– Не вижу смысла это скрывать. Да, я хочу, чтобы микенцы получили свой желанный символ – мужчину-вождя. Я готова принести эту жертву, публично сойдя с трона, чтобы занять заслуженное место позади него.

Клитемнестра позволила себе короткий смешок – она явно была довольна планом, который, казалось, разрешал все противоречия.

– Тебе не придется сильно утруждаться, мой милый: Микенами по-прежнему будет править твоя мать. Так засохнут зерна протеста, не успев разродиться урожаем народных волнений! Это будет самым разумным решением, и мы выгадаем еще несколько лет мирной жизни. А затем… – Клитемнестра обратила внимание на лицо сына и осеклась.

Орест стоял с потемневшими глазами, его губы превратились в тонкую, бледную нить. Царевич более не пытался скрывать свое раздражение. Он резко махнул рукой, словно отметая все доводы Клитемнестры:

– Я снова повторю, что сказал раньше. Нет, мама! Я не горю желанием становиться правителем, и еще менее желаю сесть на трон послушной тебе куклой. Игрушечным царем я не буду никогда. Что меня ожидает?.. Покорная жизнь, где я без твоего позволения не смогу даже рта раскрыть? Избавь меня от этой участи.

Красивое лицо Ореста свело судорогой. Был ли это страх от собственной дерзости, или попытка справиться со злостью? Но это выражение почти сразу сошло с его лица, и он заговорил уже спокойнее:

– Прежде чем принимать подобные решения, тебе следовало бы поговорить со мной раньше. Если ты желаешь видеть меня заложником твоих планов, то лучше уж я отрекусь от трона. Почему бы тебе не побеседовать с моим братом? Мы с Эгисфом мыслим по-разному. Возможно, он согласится быть твоим послушным, домашним царьком?

Орест замолчал. В звенящей тишине напряжение между царицей и наследником нарастало. Царевич знал, что дерзкие слова не останутся без ответа, и с гордо поднятой головой ждал бури.

Клитемнестра совмещала в своей душе противоречивые сущности, поочередно меняя маски матери и правительницы Микен. И мать всякий раз покорно умолкала, стоило заговорить великой царице… Кара настигала любого, кто смел перечить Клитемнестре, даже собственного сына.

Она и теперь не заставила себя ждать.

***

Звук пощечины раздался в покоях царицы и эхом отскочил от каменных стен. Орест не попытался уклониться от удара, его щека покраснела. Царевич чувствовал, как горит лицо – Клитемнестра явно не сдерживалась.

– Я надеялась, что родила достойного мужчину, а не жалкого глупца! – в бешенстве выкрикнула его мать, утратив остатки самообладания.

– Вот как… Мои слова ты считаешь глупостью? – Орест, пытаясь справиться с переполнявшей его злостью, говорил тихо и медленно, но твердо. Уступать и извиняться он явно не собирался.

– Именно так. Глупостью… и наглостью. Как мать и царица, я вправе требовать от тебя повиновения! Хочешь отказаться от всего, опозорить себя, упасть в моих глазах?.. У тебя прекрасно получается – продолжай же, не стесняйся!

Клитемнестра говорила с нескрываемым ядом в голосе. Орест пристально смотрел на нее, кусая губы и нахмурившись. Казалось, по комнате вдруг пронесся ветер с морского побережья, принеся с собой колючий, пронизывающий холод.

– Что же ты молчишь? – натянуто спросила Клитемнестра. – Разве нежелание смириться с ролью «игрушечного царя» – единственное, что удерживает тебя, Орест? Не нужно быть пифией, чтобы понять: у тебя должны быть и другие причины перечить мне так дерзко. Что ж, вот тебе шанс, объясняйся! Рассказывай, на что собираешься променять микенский престол? Очень надеюсь, что дело не в какой-нибудь женщине…

Прежде чем ответить, Орест провел ладонью по лицу и сделал несколько глубоких вздохов, чтобы расслабиться. Царевич понимал, что избрал опасный путь – сейчас требовалось сохранять хладнокровие, даже если хотелось кричать.

– Ты права, мама, – наконец сказал он. – Я действительно не вижу себя царем. Моего отца все чтут как великого героя, истинного повелителя Микен. Мне никогда не стать таким, как он. Но и оказаться безвольной куклой на троне я не желаю. Престол меня не привлекает. Возможно, в своем образовании я пропустил пару важных уроков, которые отец мог бы мне преподать… Или же я просто глупец, как ты утверждаешь… Итог все равно один.

Царевич улыбнулся – вымученно, словно насмехаясь над ситуацией, в которой оказался. Клитемнестра отвела взгляд и с застывшим лицом уставилась куда-то в сторону окна. Она не проронила ни единого слова, и Орест продолжил:

– Я не гожусь на роль повелителя Микен. И не стану слепым исполнителем чьих-то приказов. Но ты, моя мать, имеешь великую силу и можешь дать мне то, чего я давно желаю.

Царица продолжала стоять, словно каменное изваяние, но при последних словах чуть приподняла брови.

– Свободу, мама, – закончил Орест. – Именно ее мне не хватает в этом дворце.

Царица с силой ударила кулаком по столу, заставив вздрогнуть стоявшую на нем посуду:

– Хочешь стать подобием своей сестры?! – резко спросила она. Если бы можно было сжигать взглядом, на месте Ореста уже покоилась бы кучка пепла. – Жить, как легкомысленная, беспутная Электра… Ты действительно желаешь этого? На ее глупости я уже привыкла закрывать глаза, но ты… Ты совсем другое дело, Орест! Мужчине не пристало отказываться от своего долга!

– Мы можем вести разговор в другом тоне? – не выдержав, спросил царевич. – Под градом упреков сложно оставаться спокойным и что-то объяснять.

Клитемнестра стиснула зубы; так некстати потеряв терпение, она напоролась на упрямство сына. Владычицу Микен, не привычную к возражениям ни от кого, даже от собственных детей, это поразило, но гигантским усилием воли она вернула контроль над чувствами. И махнула рукой:

– Хорошо, я дам тебе высказаться. Продолжай.

– Помнишь, как дядюшка Одиссей взял меня к себе на корабль, когда мне было тринадцать? Ты не желала меня отпускать, но прислушалась к советам Телефа – это была его идея, он считал, что небольшое морское путешествие полезно для подростка. Маленький Эгисф не горел желанием покидать дворец, а я с радостью отправился плавать с итакийцами.

– Как же такое не помнить. Из-за тебя я целыми днями не находила себе места: каждый день представляла, что ты попадаешь в бурю. Любой каприз погоды, и Микены лишатся наследника!

– Так ты беспокоилась о городе или все-таки обо мне? – с внезапной улыбкой спросил царевич. Клитемнестра воздела глаза к потолку:

– И о тебе, разумеется.

– Это радует, – ответил Орест, не сумев до конца скрыть иронию в голосе. А затем продолжил уже серьезным тоном. – Я очень благодарен Телефу, который настаивал, чтобы я научился ходить по морю. Это было лучшее время… С Одиссеем и его командой. Среди волн и облаков, окруженный моряками, я жил по-настоящему, дышал полной грудью, с радостью учился у старших товарищей. Хотя поначалу для Одиссея я был лишь обузой – он принял меня без особой охоты и лишь за солидную плату, – под конец мы стали друзьями. Теперь я желаю вновь отправиться в плавание, но уже со своей командой.

– Понятно, этот старый моряк заразил тебя пустыми мечтаниями, – Клитемнестра ощутила, как зарождается в груди новая вспышка негодования. – Вот уж не думала, что тебе захочется повторять подвиги Ясона, печально известного царя Иолка.

– Историю Ясона мне пересказывали множество раз. Он отправился в плавание не по своей воле, – возразил Орест. – Я не такой. Меня влекут тайны моря и лежащих за ним далеких земель, а не скучная, сытая жизнь во дворце. В Микенах мне тесно; сердце зовет на корабль, влечет к безбрежной синеве. Но… – Орест выпрямился и лукаво улыбнулся, – это не значит, что я буду для тебя бесполезен.