Сказки Белой Горы

– Сколько километров до Индии, это дальше, чем от Ельца до Москвы? А кормить их чем?

– Мишель! Не задавай наивных вопросов, а только слушай:

– Перегонять крупных рогатых святых придется зимой, лучше ранней. Травы в это время полно, температура плюс двадцать – сплошной комфорт. Главный вопрос – как продавать? Можно живьем, пересек границу и тут же сбыл по дешевке. Только лучше загнать их за хорошую цену, это посложнее, но доходнее. Часть можно обратить в консервы и продать в ту же Индию под видом деликатесных оленей, но тут нужно как следует продумать детали.

Мишкин взгляд становится отсутствующим, он напряженно пытается что-то понять и, наконец спрашивает:

– Сколько денег на этом можно взять?

Александр Васильевич, как человек близкий к сельскому хозяйству, уверенно и авторитетно заявляет:

Положим по двести килограмм на голову чистого мяса. Теперь сам считай.

Подопечный с математикой не в ладах; прихожу ему на помощь:

– Пять миллионов умножим на двести килограммов, получим миллион тонн. Дальше умножаем на пятьсот рублей за килограмм мяса, получаем пятьсот миллиардов рублей, или больше восьми миллиардов долларов.

Мишка стоит в полупараличе. Амфибрахий приплетает для убедительности:

– Еще с таможней надо договорится, шкуры, рога, хвосты и прочие копыта придется оставить таможенному населению или властям, консервные заводы арендовать…

Курд восторгается:

– Вот это да! А почему ни один дурак раньше до такого не додумался?

Я уверенно заявляю, глядя на начинающее покрываться звездами небо:

– Не каждому дураку такое по силам. Лучшие умы —«сидят», а интеллект и способности чиновников, ничего, кроме удручающего сарказма не вызывают. Главное нас не забудь, когда выйдешь и долю стариков-консультантов отложи.

Мишку уже начинает одолевать жадность:

– Каждый из вас получит по квартире и машине. Главное сделать, а советы давать каждый может.

Мы, как по команде, одновременно презрительно-разочаровано морщимся втроем и взываем к его совести. Вокруг беззастенчиво ржут, или отворачиваются.

– Ладно, ладно – смягчается «бизнесмен», я вас не забуду, а вы мне еще идей подкиньте.

Раздается звонок – проверка закончена; основная масса устремляется в тепло двухэтажного барака. После проверки, пятиминутная словесная разминка и наша банда юмористических анархистов отправляется на вечернее чаепитие. Главных чаепитий два, после утренней и вечерней проверок, а, бывает, что усаживаемся в неурочное время. Мы, молодые пенсионеры, можем себе позволить подобное баловство – нас выручает пенсия, на которую покупаются сласти, сыр, колбаса и прочий ларечный ассортимент.

Рано утром, часов в шесть, или пять минут седьмого, мою кровать начинает трясти «Кучак» с требованием, чтобы я встал и шел на завтрак. Торопиться некуда, завтрак не убежит, и я ворчливо отворачиваюсь. Конечно, он укладывается спать, когда начинаются вечерние новости – около восьми часов и, естественно, к пяти утра высыпается, с кряхтением бродит и усиленно мешает самым сладким утренним снам зеков.

Ко мне, увы, сновидения не возвращаются и, ворочаясь с бока на бок, костеря мысленно неугомонного Кучака, вспоминаю, что сегодня в столовой дают рисовую кашу, любимую еду Мишки Касояна. Иду будить юного балбеса – сам он проснуться вовремя не в состоянии. Разбудить его – целая наука, спросонья он начинает пинаться ногами, поэтому пришлось разработать конструктивное противоядие. Я кипячу воду в бокале под чай, или кофе, беру горячий кипятильник и направляюсь к койке очкарика. Осторожно бужу его, чтобы не попасть под дрыгающие ноги самому и выставляю в виде мишени огонный нагревательный прибор. Действует безотказно. Я настолько его выдрессировал, что можно уже обходиться без пыточных средств. Мишка вскакивает со злобным полупсовым рычанием:

– У-ух, эти конструкторы, сталевары, пивовары! Я бы вас, стариков на цепи держал – никакого уважения к людям…

На утренней проверке уточняются детали говяжьей авантюры, которые к вечеру отшлифовываются окончательно.

Проходят еще пару дней. В бараке шмон. Довольно необычный. На среднестатистическом шмоне ищут «запреты» – телефоны, заточки, брагу или самогонку, ложки из нержавейки и прочее, с чем на текущий момент идет борьба.

Трудно сказать, какой гениальный дурень и на каком этаже власти придумывает с чем бороться в этом месяце, квартале, или году, но, иной раз фсиновцы способны изумить самых спокойных и толстокоже-непробиваемых.

На сей раз борьба с книгами. После крика стоящих «на расходе»: «шмон в секторе», к нам забегают три запыхавшихся офицера. Сержантов и прапорщиков «на подхвате» не привлекли и обошлись без личного обыска. Старший объявляет:

– Внимание! Сейчас будет производится проверка на запрещенную литературу. Все книги будут изъяты, потом, после проверки, мы их вернем.

Опережая события скажу, что никто литературную продукцию, естественно, возвращать нам не собирался – это такой дешевый прием, чтобы держать контингент в постоянном нервном напряжении.

На моей тумбочке лежат пять библиотечных книг. Я начинаю апеллировать к старшему:

– Они же не краденые, на первой странице стоит штамп учреждения, значит цензурная комиссия их проверяла.

Тот лениво отвечает:

– Разберемся. Кстати, больше одной книги не положено.

Я возражаю, что сильно распаляет стоящего до сей поры безмолвно лейтенанта. У него карикатурный вид карлика-переростка – короткие ноги, утиная, вперевалку походка и лицо тронутое послечернобыльской мутацией. Он орет, явно провоцируя меня на психический срыв и агрессию:

– Сейчас все скину, разорву и растопчу!

Верхняя книга лежит перевернутой – переднюю обложку не видно. Это показное, независимо-угодливое произведение известного журналиста и телеведущего Владимира Соловьева —«Путин, политический портрет». Я кладу книгу так, что нельзя не увидеть портрета Путина и ее названия. Никакого эффекта. Говорю:

– Это же книга о главе государства.

В ответ раздается матерное утверждение о нетрадиционном сексуальном контакте с президентом и добавляется нечто в мой адрес.

Я хватаю книгу и подаю дерзкому правоохранителю:

– Ну ка покажи, как ты ее будешь рвать и топтать.

До зарвавшегося кретина доходит смысл им же сказанного.

Я приседаю у тумбочки, достаю авторучку и тетради с литературными записями:

– Ваша фамилия, имя, должность?

– Я зам ДПНК – он пытается брать на горло, но звучит не очень убедительно; потом замолкает и его лицо становится серовато-бледным.

Конечно, я не собирался писать на олуха донос, ибо отношение к правящему режиму в местах заключения, мягко выражаясь – негативное…

Поздняя осенняя пора отличается не только рано сгущающимися сумерками, но и ощутимой прохладой. Вечерняя проверка вновь затянулась – не хватает одного и нас пересчитывают вновь и вновь. Потом окажется, что это безумный «Таракан» прячется в сушилке. Но, даже получасовая задержка нас не обескураживает – мы очень плодотворно провели эти томительные для других минуты.

Мишка не надел куртку, мерзнет, лязгая зубами, засунув руки в карманы и втянув голову в плечи, просит подкинуть еще темы, для добычи денег. Нам-то проще, мы старые волки, прошедшие огни, воды и трубы не только медные, но и железобетонные, одеты и обуты по погоде, ничуть не озябли и готовы «травить баланду» еще хоть целый час. Моя мыслительная машина заводится моментально:

– Теперь переключаемся на Китай, где огромный дефицит деликатесных продуктов. Главная тема – икра.

– Да ну вас! Где ее брать-то?

Быстрота мыслей Амфибрахия, это нечто среднее между зигзагом молнии и полетом стрижа. Я близок к нему по скорости раздумий, а шустрость мозга Кучака не уступает воробьиной, когда дерзкий серый разбойник лихо опережает голубей во время кормежки хлебными крошками. Мы выкрикиваем одновременно: