Мила и Юра

Юра мёрз больше других, поскольку отказался от выпивки. Остальные бодрились. Первый колычёвский дом со стороны Зайцева, на правой стороне, принадлежал Жилкиным – болтуну Ваське и его скромной жене. Призывно манили светящиеся окна. Вошли, открыв симпатичную резную калитку. Юра ещё с лета обратил внимание: забор может быть любой степени ветхости, но парадную входную калитку, деревенские жители стараются мастерить на совесть.

Идущие в хвосте цепочки егорьевские гости переговаривались вполголоса:

– Люда, а где мы спать будем? Надеюсь, не на полу?

– Вот ещё! – хихикнула девушка – Печка большая и тёплая, спи – не хочу.

– Я никогда не спал на печке, ноги поджимать придётся, она же короткая.

– Сам ты короткий! Там полати приделаны. На стук вышли хозяин дома и старшая дочь Зина. Васька Жилкин елейно-приторно заулыбался и вышмыгнул в темноту налево, что-то приборматывая. Зина изучающе оглядела ввалившуюся в террасу компанию:

– Вы колядуете что ли? Тогда я с вами пойду. Зайцевская Людмила пропищала:

– У нас своя компания.

– Ничего, примите и меня. Уж больно кавалер симпатичный – она кивнула в сторону Юры.

Парень растерянно уставился на нахальную девицу, понятия не имея как себя вести. Выручил Боцман.

– Мо-может я подойду, он-то занятый.

– Что, женатый уже?

У городской Людмилы вырвалось:

– Почти.

– Жена не стена, подвинем.

Здоровенная Зинка нахально ухмыльнулась.

Увалень Вася Куракин вяло возразил:

– Он младше тебя, успокойся.

– Тогда совсем изумительно – слушаться будет.

Зина, откровенно говоря, валяла дурака, пытаясь сбить с толку «добытчиков» и увести компанию в любой другой дом.

Из избы в террасу вышла шестиклассница Танька:

– Зина, я тоже с вами хочу!

– Дома сиди, а то задницу отморозишь!

– Мне уже тринадцать лет! Мне можно.

Старшая сестра угрожающе прошипела:

– Сейчас ты у меня узнаешь, что можно!

После этих слов она грубо впихнула Таньку в дверь и пригрозила кулаком мужского размера.

Тем временем коварный и озорной отец семейства отпустил с цепи злобную собаку среднего размера. Так получилось, что первыми выходили в ночную темень Юра и Людмила. Пока он оборачивался, подавая руку спутнице, пёсик налетел сбоку и порвал карман на брюках не ожидающего нападения Юры. Зина спасла его от большого урона, пнув дворнягу валенком.

Вышли из огорода. Вдоль домов, параллельно дороге тянулась неровная тропинка, глубиной около полутора метров из-за насыпанных бортов. Решили топать к дороге, там приближалась местная компания молодёжи.

Четверо молоденьких парней и две девчонки с «Новой стройки», так назывались в просторечии Парковая и Перспективная улицы, сошлись с шестёркой колядников из Зайцево, плюс примкнувшей к ним Зиной Жилкиной.

Верховодили прибывшей семёркой низкорослые братья Курдюковы – Юрка и Женька. Под стать им рядом увивались две подруги, едва достигшие полутора метров роста, вертлявые и смешливые. Толстушку звали Галей Безруковой, она училась на товароведа в торговом техникуме, а девица похудей являлась старшей дочерью агронома подсобного хозяйства Людой Королёвой, школьницей местной школы. Одноклассники Вася Котелкин и Валера Калинин готовились стать предстоящей весной выпускниками общеобразовательного заведения. Крупнее остальных смотрелась Света Сёмина – студентка последнего курса Егорьевского медицинского училища имени Зинаиды Самсоновой. Рослая и крупная красавица пошла прогуляться от скуки. Она пренебрегала местными парнями, мечтая обязательно выскочить замуж за умного и бойкого симпатягу, обязательно приезжего. Обычная, в общем-то, блажь, свойственная восторженным натурам, не удовлетворенным собственной жизнью. Спустя полгода её мечта осуществится, и она целый месяц побудет где-то замужем. Реальность окажется гораздо хуже прозаической жизни в бараке, в качестве незамужней барышни. Вскоре она вернулась в родительскую комнатушку, надолго потеряв интерес к романтическим приключениям.

Пока автор отвлёкся и забежал чуть вперёд, на наезженной и утоптанной дороге назревали любопытные события.

Когда выяснилось наличие трёх Людмил, двух Василиев и двух Юр (Женей тоже оказалось двое, но придурочного заику за полноценного человека не посчитали) стали загадывать желания. Галя Безрукова и Люда Королёва буквально с первой минуты нашли общий язык с городской Людмилой, и они увлеченно принялись обсуждать пустяковые малозначащие дела. Юра, пострадавший от зубов собаки, старался держаться подальше от девушек, стесняясь порванных брюк. С лёгким раздражением прислушивался он к трескотне Гали Безруковой о горных вершинах Кавказа и Памира, и как было бы здорово взобраться на них:

– У нас в СССР четыре вершины выше семи километров, три на Памире, одна на Тянь-Шане. Юра раздраженно думал: «С такой задницей ей до пятого этажа по лестнице-то едва доползти».

Люда Железнова поразилась знанием толстушки:

– Я только пик Коммунизма помню.

Галя картинно подбоченилась:

– Тоже мне городская. Запоминай: пик Ленина и пик Евгении Корженевской, а ещё, Тянь-Шанский пи к Победы. Я мечтаю когда-нибудь в горах побывать. Палатки, рюкзаки, гитары, романтика…

Лет десять спустя в горах она побывает. Её на автобусе отвезут на каток Медео в Алма-Ате, то есть, выше отметки 1620 метров Галя никогда не поднимется, а романтические мечты посчитает блажью юности.

… Пока рассуждали, что можно предпринять дальше, подвалила совсем недружественная команда из местных балбесов и отпетых хулиганов. Руководил ватагой Володька Варфоломеев, по прозвищу Тарзан. Рядом увивался в виде адъютанта его приятель Диколя. Несколько независимо держались здоровенный Мамонт – Серёжка Михайлов с мелким дружком по прозвищу Пират Степанович и совсем юный и дерзкий Сашка Яснов по кличке Богдан.

Только от одного вида подошедших Вася Куракин сделался вдруг меньше ростом. Крупный Боцман спрятался за Зину, а Юра, чутьём определив, что произойдёт нечто, застыл в ступоре. Галя Безрукова и Люда Королёва подхватили городскую Людмилу под руки и повели в сторону от греха подальше.

Тарзан внимательно осмотрел присутствующих, мысленно отделяя чужаков:

– Зайцевские совсем обнаглели, шляются где хотят.

Боцман возразил робким баритоном:

– До-дорога не куплена.

Тарзан указал Мамонту на блаженного:

– Разберись.

Боцман слабаком не был, но силы оказались настолько не равны, что бедолага Женька Боцман, схваченный Мамонтом за ногу и телогрейку совершил более чем двухметровый полёт за снежный бордюр обочины. Следом полетел кудрявый толстяк Сашка, протараненный головой Пирата Степановича. Юра с Васей Куракиным стали медленно отступать. К ним подбежал юркий Богдан и треснул не слишком сильно, а больше для устрашения, по лицу обоим. Тарзан с Диколей высокомерно наблюдали, примеряя на себя роль полководцев.

Света Сёмина визгливо закричала, подбегая к Мамонту с Пиратом:

– Отстаньте от них, они вам ничего плохого не сделали. Серёжка, тебе говорю!

Мамонт обернулся к соседке:

– Что, сама в сугробе давно не валялась?

Зина поддержала ровесницу:

– Мы тебя самого сейчас в снег затолкаем

На глазах изумлённого Пирата Степановича, оторопевшего от неожиданности, рослые, крупные девки, подбежав к здоровяку, попытались свалить его. Многочисленные присутствующие замерли как по команде, с неподдельным интересом наблюдая странную схватку. На пару секунд Мамонт растерялся, потом сгрёб обеих и затолкал за дорожный вал. Светка с Зиной, отчаянно ругаясь и грозя насыпать снега за шиворот силачу, полезли выкарабкиваться на дорогу. Боцман и кудрявый Сашка, пользуясь моментом, вылезли на твёрдый снег дороги и поспешили к Юре с Васей. Богдан инстинктивно отступил, понимая: четверых ему не одолеть. Зайцевская Людмила с визгом помчалась к брату, то ли прося защиты, то ли защищая близкого родственника.

Понимая бесперспективность борьбы с Мамонтом, Зина и Света со злости свалили Пирата, раскачали его за руки и ноги, после чего хлипкое тело хулигана с Парковой улицы совершило полутораметровый полёт в сугроб. Никто из злодеев, хохочущих над его неуклюжими попытками выбраться, на помощь одноглазому Степановичу не пришёл.

Людмила Железнова в состоянии немого ужаса оглядывалась на оставшуюся зайцевскую пятёрку, медленно отступающую за пределы Колычёво.

Диколя грозно рыкнул:

– Курдючки, уводите свою команду, а то по курдюкам вашим надоём! А эта – мелкая – с вами?

Люда Королёва прокричала в ответ:

– Да, она ко мне приехала.

– Ладно, валите отсюда на свою улицу. Светка, отцепись от Пирата, уматывай со своими.

Та поогрызалась, кинула в Диколю и Мамонта кусками твёрдого снега, после чего нехотя поковыляла к молодёжи с Новой стройки. Зина тоже отправилась домой, предварительно угостив Пирата пенделем. Одноглазый было погнался за ней, но она так грозно к нему обернулась, что мелкорослый хулиган не рискнул на дальнейшие действия.

Пятёрка злодеев, двигаясь подобно македонской фаланге размеренным шагом, медленно погнала неудавшихся колядников в сторону Зайцево.

Юра пребывал в полной, почти панической растерянности. Всякое могло случиться, но столь дурацкого исхода он не предполагал.

– Как же там Люда? Что они с ней сделают? – причитал он по-бабьи – это не мыслимо просто.

Люда успокаивала:

– Ни чего страшного, переночует у Королёвых.

Оптимист Боцман выдал успокоительный перл:

– Баба с воза – во-волки сыты.

Вася Куракин хихикнул, несмотря на дурацкую ситуацию.

Растерянность Людмилы Железновой оказалась ничуть не меньше, чем у её кавалера:

– Куда мы идём? Вдруг они его убьют?

Галя отмахнулась:

– Кого, Боцмана? Никто его не тронет.

– Я о Юре говорю.

– А, пацан длинный такой?

– Да. Он толком никого не знает.

– Вообще не переживай. Наши дураки их за бугор перегонят, а дальше не пойдут, будут полночи шляться и проверять, чтобы зайцевские назад не вернулись. У нас всегда так, что с тимшинскими, что с сазоновскими, что с остальными. Главная задача у всех – перегнать за бугор. Со всех сторон деревни – бугры, вот они друг друга и гоняют. Раньше нашим больше доставалось, а теперь, как правило, наоборот.

– А мне как быть?

– У Люды переночуешь. Назад тебе нельзя, а у меня дома отец не разрешит – я с ним в контрах.

Свернули и поднялись на Перспективную улицу. Когда проходили мимо длинного здания, которое начиналось напротив входных ворот парка, Света указала на него рукой:

– А вот и барак дяди Мити.

Людмила удивлённо спросила:

– Он один в таком здоровенном доме живёт?

Будущая медичка рассмеялась:

– Нет конечно, это мой сосед, а живёт здесь одиннадцать семей. Митька самый известный окрестный шут, поэтому и барак его именем назван.

Подошли к дому Королёвых. Люда нырнула в свою калитку, торопливо прокричав:

– Сейчас вернусь, подождите.

Вышла она минуты через три с постно-удрученным видом:

Мать не разрешает у нас ночевать. Так что пока.

И тут молчавший до этого момента Вася Котелкин взял за руку расстроенную Людмилу Железнову:

– Пойдём к нам, у нас всё просто.

Оказалось, не совсем просто. Сонная мать прошипела со злостью, расталкивая мужа:

– Проснись Иван! Твой сын баб уже приводить начал на ночевку.

– Что ты врёшь, – яростно зашептал Василий, – ей ночевать негде. Не замерзать же на улице?

Отец посмотрел оценивающе одним глазом, поскольку был с детства кривой:

– Ничего девка, хороша. Пусть на печке спать ложатся, только Юрку сгони оттуда.

У Котелкиных было четверо детей, а пятый дозревал в чреве матери.

Мила всерьёз испугалась: ложиться спать с чужим, практически незнакомым парнем в её планы не входило. Вася понял её состояние:

– Никого сгонять не надо. Юрк, ну ка двигайся, ишь развалился на полпечки.

Спустя минут десять, не очнувшийся от сна семилетний Юра, проворчал, отползая к стене:

– Тётя какая-то лезет…

В Зайцево события развивались тоже не лучшим образом. Деревенской пигалице, с топорными чертами лица рослый и симпатичный парень понравился ещё летом, но при наличии соперницы, да ещё и красивой, шансы остаться с ним наедине сводились к нулю. И она решила воспользоваться удачным стечением обстоятельств.

Вошли тихо, стараясь никого не разбудить. Сашка сразу скрылся в дальней комнате и вскоре послышался скрип ворочающегося тела на кровати. Людмила и Юра сняли куртки и обувь. Девица, хорошо ориентируясь в домашней темноте, подтолкнула парня к печке, указывая, как удобнее на неё взбираться.

На пышущей жаром печке одуряюще пахло овчиной и старыми тряпками. Начиная взмокать Юра стянул свитер. Стало чуть легче. Он удивлённо услышал голос Люды:

– Штаны снимай.

– С кого? – Ступил от растерянности парень.

Девица коротышка захохотала. Тут раздался сердитый голос матери:

– Я тебе сейчас сниму штаны!

– Да я и не снимаю – пробурчал растерянный Юра.

– Не тебе говорят, городской. Лежи там тихо.

… Ранним утром, когда за окнами ещё чернела темнота, одноглазый Иван Котелкин, наблюдая, как ловко слезла с печи бывшая гимнастка, одобрительно отозвался:

– Такая сноха нам подойдёт. Главное: приучить за скотиной ходить.

– А я умею, – улыбнулась Людмила, – только жених у меня уже есть.

– Городской? – Тамара Котелкина повернулась к ней животом в профиль.

– Да, городской, в одном доме живём.

Иван не одобрил:

– Жених без скотины, как пиво без водки.

Вася великодушно предложил девушке проводить её до Зайцево. Людмила охотно согласилась, но от завтрака отказалась категорически, выпив только чай вприкуску с бутербродом.

Когда проходили мимо дома Королёвых, из калитки высунулась Люда:

– Я с вами.

Её городская тёзка насмешливо отозвалась:

– Зачем? Сами дойдём.

– Не могу же я вас бросить. Мало ли что.

Василий ухмыльнулся:

– А чего же вчера бросила?

– Это не я.

Из-за спины старшей сестры выглянул Виталик Королёв:

– А кого ты вчера бросила?

Сестра сердито оттолкнула его:

– Больно любопытный. Иди домой, не подслушивай!

Ей нравился Василий. Она давно положила глаз на него, а тут какая-то приезжая, да ещё и переночевавшая у него в доме, могла испортить её расклад.

Добрый и снисходительный Вася кивнул:

– Ладно, пошли.

Люда Королёва, как бы невзначай, поинтересовалась:

– Как спалось на незнакомой кровати.

Лукавая городская старшеклассница созорничала:

– Мы вдвоём на печке спали. Тепло, красота…

Дочь агронома сердито засопела, по-своему поняв слова новой знакомой.

Любопытного Виталика, желающего прогуляться в почти взрослой компании, моментально отшили. Сестра опасалась, что он, по малолетству, сболтнёт лишнее матери, а подобное за ним водилось.

Войдя в дом, увидели сидящего у печки Юру в синих тренировочных штанах, стыдливо прикрытого выше колен газетой «Известия». Мать зайцевской Людмилы аккуратно зашивала штаны гостя, ворча на дочь:

– А ещё о муже мечтаешь, косорукая. Не можешь толком брюки заштопать.

Та оправдывалась, оглядывая вновь прибывших:

– Я не виновата, что у меня плохое зрение.

Она взялась с утра восстановить целостность верхней одежды, пострадавшей от собачьих челюстей, но с задачей справилась плоховато. Деликатный Юра лишь слегка поморщился, глядя на грубую работу, зато мать отчитала за халтуру как следует. Она иронично оглядела вошедших:

– Привели пропавшую? Молодцы. А ты, девка, чуть жениха не потеряла. Ничего, тебе урок: сама не шляйся чёрт знает где и молодого человека не бросай в лапы разных вертихвосток.

Дочь обиженно отвернулась к окну.

Мила Железнова от завтрака в доме родственников не отказалась. Остальные тоже не стали привередничать. Ели немного торопливо: Юра категорически настаивал на немедленном отъезде на ближайшем автобусе. Обмен впечатлениями, по обоюдному умолчанию, решили отложить на потом, а начавшую трещать о вчерашнем происшествии Люду Королёву быстро осадили.

На автобус отправились вчетвером. Зайцевская Людмила отбоярилась от провожания, сославшись на головную боль. Вася резонно предложил:

– Мы дойдём с вами до Курдюковых, а там свернём к себе, так даже ближе получится.

В конце Парковой улицы попрощались. Люда Королёва опустила глаза:

– Нехорошо, конечно, получилось, но Боцман сам виноват – не надо было возбухать и нарываться.

– Молчи уж, – Вася взял её за руку, -пойдём скорее, а то замёрзнем.

Поговорить в автобусе толком не удалось. Медлительный и тряский «Лиаз» оказался изрядно заполненным пассажирами и возможность подремать хотя бы полчаса на сиденьях отпала сама собой. Молодые люди скупо и негромко перебрасывались словами, внутренне недовольные друг другом, под томительное покачивание салона и натужный гул слабоватого двигателя, с трудом преодолевающего крутые подъёмы на пути в Егорьевск.

Началась третья четверть, самая длинная в учебном году. Нелепое происшествие быстро подзабылось, напор новых впечатлений и забот вытеснил его на периферию сознания. Родители толком ничего не узнали, они лишь догадались, что оба остались не особо довольны поездкой, но приписали это недовольство другим, абсолютно надуманным причинам.

На первом же посленовогоднем родительском собрании завуч школы Нина Васильевна пришла в класс, где вместо критики лентяев и хулиганистых ребят, принялась в туманных выражениях обвинять Юру и Милу в ненадлежащих отношениях к учёбе. Никаких конкретных примеров она не привела (они действительно хорошо учились), но заметила с неприязнью, что рановато они почувствовали себя взрослыми.

Главный технолог пуговичной фабрики, отец подруги Милы, задал уточняющий вопрос:

– Они стали хуже учиться? В чём выражается, по вашему мнению, их ранняя взрослость?

– Учатся они неплохо, даже хорошо, но ведут себя, местами, неподобающим образом. Затеяли на большой перемене дискуссию о песнях Высоцкого. К тому же у Железновой имеется дорогой магнитофон, с прямо скажем, сомнительными записями, порочащими наш строй, а она, представьте себе, шлындает по Советской в сомнительной компании по вечерам, под сомнительную музыку.

Пуговичный специалист, человек далеко не глупый, не ортодокс и не демагог, резонно заметил:

– Послушайте, Нина Васильевна, время сейчас такое, а песни Высоцкого с удовольствием слушает вся страна и нет в них никакой антисоветчины, если рассуждать здраво.

Завуч ответила гневной отповедью:

– В год столетнего юбилея Ленина мы не можем себе позволить попасть под влияние мещанских идеалов. Ладно – взрослые люди, их уже не переделать, но молодёжь в любом случае следует воспитывать в идеалах коммунизма. Им строить и развивать социализм дальше. Заметьте: к любому нашему негативному явлению можно подобрать ленинскую цитату. До чего прозорливый человек был, истинный титан, а нам, как говорится, не должно сходить с намеченного пути.

Анна Алексеевна Железнова, сама преподаватель истории, присутствуя на родительском собрании в качестве матери Людмилы, спокойным педагогическим тоном, но весьма неодобрительно высказалась:

– Цитатами из Владимира Ильича можно хлестать кого угодно и что угодно. Это напоминает ситуацию, когда к любой нелепой и глупой случайности, типа драки на улице, или проваливания под лёд в большой луже, можно прилепить любой заголовок из любой газеты. Мы же обсуждаем вопросы учёбы. Какие конкретно претензии?

Завуч по склочному выпалила:

– Они целовались на новогоднем вечере. Ваша дочь и Юра Бревнов. По моему мнению она плохо на него влияет. Жаль, что родителей Юры здесь нет.

Главный технолог зашелестел развёрнутой газетой, тихо хихикая над заголовками, а Анна Алексеевна, далёкая от ханжества, заметила:

– Вы мне покажите, кто в семнадцать лет не целовался, особенно из девчонок?

Притихший в присутствии непосредственной начальницы классный руководитель Валентин Иванович, добрейший интеллигент в третьем поколении, робко заступился за учеников:

– Вы, Нина Васильевна, излишне принципиальны и требовательны. И у Милы, и у Юры глубокие серьёзные знания, а старания и прилежности им вообще не занимать.

– Да какие знания? – откликнулась завуч – Нахватались верхушек…

Шёл шестой час вечера, когда в дверь Железновых постучалась четырёхлетняя Наташка из четвёртой квартиры:

– Мила, покатай меня на санках с горки.

Неприятный осадок от родительского собрания ещё оставался на душе Людмилы:

– Ты маму попроси.

Дочь сбежавшего шофёра бойко заявила:

– Маме некогда, она контрольные проверяет.

– Тогда Юру попроси, он же рядом живёт.

Наташка вздохнула:

– Он сердитый, мы с ним не дружим.

– Он добрый, не сочиняй.

– А почему он тогда со мной не разговаривает?

– Ладно, пойдём, а заодно его возьмём с собой. Увидишь, сразу начнёт разговаривать.

– Ура-а-а!

Минут пятнадцать спустя они находились на малолюдной и свободной от машин улице, полого спускающейся от входа на стадион до речки. Санки скользили неважно, их приходилось постоянно подталкивать. Наташка воскликнула, показывая рукой на небо:

– Ого! Луну включили.

Людмила прижалась к молодому человеку:

– Юр, представь, у нас тоже может родится такая весёлая бормотушка.

Тот растерялся:

– Не знаю. Пока даже представить себе не могу.

Лукаво-игривым тоном девушка подбодрила:

– Включи фантазию, представь.

Санки опять остановились:

– Вы будите меня катать, лентяи?

Их нагнал парень с набережной с замысловатым прозвищем «Охотник Хенк», несший в руках клюшку и коньки:

– Катайте её от нашего дома. Там горка крутая, санки на лёд плотины метров сто едут.

– Давайте скорее, -заторопилась Наташка.

Санки съезжали на огромной скорости двенадцать раз, пока Юра не взмолился:

– Хватит, я уже устал бегать туда-сюда.

Людмила слегка подмёрзла, наблюдая:

– Да, пора домой, хватит.

– Ну ещё разик, закапризничала пискля из четвёртой квартиры, а то я, Мила, водиться с тобой не буду никогда-никогда, до вечера.

Людмила резонно и логично поправила:

– Уже и так вечер. А тринадцатый раз не поедешь – число плохое.

– Тогда я до утра с тобой не вожусь. Вот!

Малышку привезли на санках к дому. Когда сдавали её на руки родительнице, она задорно выпалила, глядя на соседа старшеклассника:

– Мы с Милой до утра не дружим, а с тобой я до утра водиться буду. Ладно?

В ответ раздался дружный смех матери Наташки и Милы с Юрой.

Оттрещал морозами январь, отмёл пургой ветренный февраль. Дорожные службы едва справлялись с уборкой главных улиц. В марте встречные полосы улицы Советской разделял огромный вал грязного снега в центре проезжей части, ставшей абсолютно непроезжей. Снегоуборочная машина беспрерывно грузила подъезжающие самосвалы ЗИЛ, вывозящие снег за пределы городской черты.

Восьмое марта толком отметить не удалось: приболевшая Людмила чувствовала себя неважно и праздник сорвался. Юра только мешал, каждый час наведываясь к соседке и интересуясь не стало ли ей легче. В итоге он сумел её разозлить и получить в конце концов заряд нелицеприятных слов от одноклассницы. Обиженно сопя, он демонстративно улёгся спать в половине девятого вечера.

Разлив, начавшийся в конце марта, перерос в грандиозное половодье, не виданное в Подмосковье более шестидесяти лет. Весна оказалась дружной, но снега за зиму навалило так много, что он таял до конца апреля, а грунтовые районные дороги не одолевала никакая техника, кроме гусеничных тракторов.

Надеялись: день столетия юбилея Ленина объявят выходным. Власти не пошли на такой шаг, хотя ради престижа идеологии и без особого ущерба для экономики могли бы это сделать. В итоге ограничились рутинным субботником, проведенным с предварительной помпой со стороны средств массовой информации и равнодушным участием тружеников в мероприятии.

Весна 1970-го года. Обилие прекрасных песен и блестящих исполнителей: Магомаев, Ободзинский, Кобзон, Мулерман, молодой Лещенко. Среди женщин выделялись Эдита Пьеха, Майя Кристалинская, Лариса Мондрус, Аида Ведищева и многие другие. Появился ВИА «Самоцветы», самый известный музыкальный коллектив в СССР. Но записи песен Владимира Высоцкого слушала вся огромная страна. Пик его популярности был ещё впереди, но поистине всенародная любовь, независимо от слоёв общества, проявлялась уже тогда. Да, были Визбор, Галич, Окуджава, и их слава даже близко не приближалась к славе актёра «Таганки».