Метрах в трехстах от съемного дома начинался лес. Замечательный белорусский лес – стройные сосны и кудрявые березки. Подлеска почти не было, поэтому лес был прозрачным и приветливым. Неподалеку от опушки «Три эМ-Ге» нашли уютную полянку и через час с минутами, энергично орудуя топором и десантными ножами, профессионально соорудили великолепный шалаш, крытый еловыми лапами и оборудованный отворяющейся треугольной еловой мохнатой дверью. Чтобы комарам неповадно было, шалаш оросили снаружи диметилфталатом. Запах, точнее, вонь от реппелента, распугал всю комариную живность на полверсты окрест, обеспечив супружеской чете спокойствие при совершении ночного таинства.
– Лучше, чем у Ленина в Разливе! – удовлетворенно подвел итог работы будущий Робинзон – Ге.
Молчаливый Могильный натаскал из недалекого русла ручья мокрых каменьев и возвел в трех метрах от шалаша некое подобие очага для согревания тела и услады глаз. Запас дров обеспечил Милорадович, присвоивший себе топор на правах династического воина-рубаки.
Лейтенант Мозырец заботливо натянул между соснами веревочку для сушки белья, а будущий Робинзон, он же совладелец шалаша, ползая на карачках, очистил помещение от сосновых шишек и расстелил в темноватых покоях рая два матраца, прихваченных из казенного дома. Постельное белье Мозырец пообещал добыть из неведомого источника и доставить не позднее двадцати ноль-ноль, то есть задолго до отбоя.
Продукты питания, посуду и туалетные принадлежности развесили на ветках березы, подальше от завистливых зверюшек и пронырливых муравьев.
Расправившись с вещевыми мешками, протерев ножи и утерев пот со лба, бригада строителей расселась на полянке на краткий перекур. Никто из них не курил, но перекур по этой причине никто и не отменял. Нанюхавшиеся диметилфталата, комары с опасением смотрели на отдыхающую четверку.
Пользуясь свободной минутой, командир оговорил с кандидатом в отшельники условные сигналы, с использованием которых в случае крайней необходимости его будут выкорчевывать из убежища.
Закончив обустройство жилища, которому присвоили кодовое наименование «Хутор Рай», «Три эМ-Ге» направились в Миоры, на чем настаивал внук Ге, преисполненный благодарности товарищам за участие и помощь.
Из бедного миорского магазина коллеги вынесли все, что смогли, вернее, все, что там было в наличии. Намечался праздничный ужин на базе и проводы молодоженов на «хутор». Уже повернули в сторону базы, как вдруг Ге хлопнул себя по лбу, круто развернулся и помчался в сторону скромной хибарки аптеки.
В аптеке потомок великого портретиста долго мямлил что-то старушке-провизору, пытаясь энергичными жестами объяснить то, что никак не лезло с языка. Старушка не зря прожила на свете свои семь десятков с хвостиком, поэтому, ни слова не говоря, завернула что-то под прилавком и сунула пакетик в руки офицера, зардевшегося девичьим румянцем. Расплата была копеечной, и взбодренный Коля Ге выскочил на деревянное крылечко аптеки с чувством неимоверного облегчения.
Три «эМ» поджидали его неподалеку, под кирпичной стеной бездействующего костела. Милорадович совсем не по-дворянски отковыривал корочку от общественной круглой буханки. Командир группы Мозырец заносил в записную книжку итоги посещения магазина. Хладнокровный, как питон, Могильный внимательно считал ворон на березке, которая проросла на карнизе колокольни старого костела.
Фрагмент 3
Ужин в домике команды диверсантов был организован по высшему разряду без скидки на «фронтовую» обстановку. Молодая жена Ге, кстати, с уважением сменившая девичью фамилию, быстро освоилась с чадящей плитой и незатейливой посудой. Привезенное вино быстро выпили. Да что такое семьсот пятьдесят граммов на пять человек! И пирожки подчистили, и ветчинку, и купленные в миорском сельмаге развесные маринованные огурчики.
Милорадович порадовал высокой поэзией, продекламировав Бодлера и Павла Васильева. Суровый Могильный исполнил на двуручной пиле «Соловья» Алябьева. Мозырец, как и обещал, смотался в центр Миор и задолго до двадцати ноль-ноль приволок новенький комплект постельного белья. Могильный исчез на десять минут вместе с наволочками и возвратился, держа подмышками две полноценные подушки, набитые свежим сеном.
Торжественный кортеж, возглавляемый сладкой парочкой Ге и замыкаемый с тыла тремя эМ-ушкетерами, направился в сторону «хутора», услаждая слух жителей Миор слаженным исполнением русского романса «Отвори потихоньку калитку».
От вида шалаша супруга младшего лейтенанта Ге пришла в восторг, который несколько померк при приближении к объекту, от него нестерпимо несло диметилфталатом. Однако научное объяснение противокомариного эффекта, данное госпоже Ге командиром группы, несколько понизило волну неприятия и стремление вернуться в цивилизацию. Приданное, развешенное на дереве, умилило молодую женщину и возвратило ей веру в людей.
– Ну, Колька, ну, Милочка, доброй вам ночи! – пожелал чете галантный Милорадович. Мозырец похлопал Николая по плечу, а Могильный поднял сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем.
Фрагмент 4
На следующее утро слегка утомленный младший лейтенант умылся и побрился в чистых струях ручья. После освежающей процедуры Робинзон Ге осознал красоту и благодать окружающего мира. Он заметил алмазный блеск росы, серебристую паутину на ветвях куста, спелую землянику под тем же кустом. Он услышал мелодичное пение птиц и ощутил такое успокоение и счастье, что непроизвольно заулыбался, обращая улыбку смолистому стволу ближайшей сосны.
Супруга-Пятница еще продолжала сладко почивать, а Робинзоном уже завладел инстинкт охотника и добытчика. Сначала он съел три землянички, подвернувшиеся под руку. Потом его алчный взор обратился к продовольственному запасу, развешенному на высоте человеческого роста. Двигаясь плавно и бесшумно, как и подобает настоящему диверсанту, Ге снял с сука ближайший вещевой мешок, развязал горловину и извлек на свет божий первую же попавшуюся снедь.
Откусив щедрый кусок копченой колбасы, Ге внезапно поперхнулся, расценив свое поведение как прямую измену. Рефлекс холостяка был преодолен сознательностью семейного человека и гражданина. Уже без вдохновения дожевав отгрызенный ломоть, младший лейтенант занялся разведением костра. Щепки для растопки, неосмотрительно оставленные на ночь в росистой траве, никак не хотели разгораться, заставляя молодого кочегара щуриться и чихать, смягчая звуковой эффект рукавом гимнастерки.
Костерок успокоительно затрещал, оранжевые язычки огня охватили поленца, заготовленные Милорадовичем. Счастливый супруг небрежно прихлопнул незадачливого комара, который прорвался сквозь защитную сень диметилфталата в надежде закусить с утра спелым молодоженом.
Дымок костра заставил зашевелиться в укрытии молодую скво, которая приоткрыла треугольную дверцу и затребовала к себе на утреннее рандеву свежевыбритого супруга.
После пламенного ритуала встречи веселый Ге выбрался из шалаша, сжимая в руке ненужный аптекарский пакетик: в результате проб и ошибок семьей был выработан вполне приемлемый способ интимного общения. Робинзон торжественно спалил пакетик на костре, брезгливо отворотив нос от запаха плавящегося латекса.
После сытного завтрака чета совершила чинную прогулку по окрестностям, не избежав контакта с раздосадованными от долгого ожидания комарами. Только у ручья нашлась прогалинка, по которой постоянный ветерок изгонял прочь лесную нечисть.
Когда молодожены возвратились к шалашу, они застали на полянке у костра маленькую старушку со сморщенным загорелым лицом. Знакомство тут же состоялось, и старушка, проникнутая сочувствием к бездомной, по ее представлению, паре, предложила погостить у нее на настоящем хуторе совсем неподалеку, за низкой лесистой грядой. Предложение было с благодарностью принято, и по узенькой тропинке Коля с Милочкой направились вслед за гостеприимной бабусей.
Фрагмент 5
На пологой и безлесной стороне гряды расположился хутор, который представлял собой целый комплекс строений – большой жилой дом, крытый дранкой, два сарая, свежесруб ленная банька и навес без стен для сена. На крыльце дома нежился рыжий кот с хитрой мордой соглядатая, сено под навесом щипали две белых козы. Опознав хозяйку, с лужайки за сараем добродушно замычала корова.
К гостям вышел хозяин хутора – высокий, статный старик в генеральских сапогах с коричневыми голенищами, в коричневом же кожаном жилете и с кривой трубкой в руке.
Гостей, несмотря на их протесты, усадили за стол и до полусмерти накормили домашними яствами, которые трем «М», прозябающим на базе, не могли присниться даже в самом восхитительном сне.
Потом хозяин, Вой цех Людвигович, достал из-за занавески красивый баян и начал играть вальс «На сопках Маньчжурии». Баян был немного расстроен, и это очень огорчало хозяина. Смекалистый Ге попросил баян и столовый нож, и через десять минут баян запел, как новенький. Нужно было просто подогнуть основания клапанов. За победу над инструментом следовало выпить. Хозяйка, баба Ядвига, внесла бутыль зеленоватого стекла совершенно невероятных размеров.
«Литра три, не меньше», – определил про себя младший лейтенант.
Из бутыли аккуратной тоненькой струйкой по граненым стограммовым стаканчикам был разлит слегка мутноватый самогон, распространивший над столом нежный медовый запах. Выпили все четверо, закусили бесподобной квашеной капусткой. После второго стаканчика молодые, усомнившись в своей дееспособности, заторопились в лесной бункер.
Как ни причитала, как ни жалела их, бесприютных, баба Ядвига, молодежь тяжело поднялась со стульев и засеменила вверх по травянистому склону. Вой цех Людвигович курил на крыльце трубку и благожелательно смотрел им вслед, Кот, минуту назад похитивший и сожравший достойный кусок грудинки, лицемерно умывался лапой чуть поодаль, всем своим видом демонстрируя отличную бандитскую форму.
Фрагмент 6
Несмотря на ранний час, на полянке у шалаша было непривычно сумрачно. Днем с запада натянуло облаков, и стал накрапывать редкий дождик.
Припасам опасность не грозила, поэтому муж с женой беспечно нырнули в свои скромные хоромы, плотно прикрыв дверь, отгораживаясь от подозрительно наседающих комаров. Парочку вражеских лазутчиков с большим трудом обнаружили и казнили уже внутри шалаша. Дождь зашумел сильнее, но шалашу все было нипочем. Запах диметилфталата едва ощущался, но зато хвоя стала пахнуть сильнее, создавая ощущение первобытного уюта.
Молодые исхитрились укрыться вдвоем одной простыней и шинелью младшего лейтенанта. Внуку портретиста при справедливом дележе достались левый рукав и воротник.
До полуночи они перешептывались в полном мраке. Потом по очереди совершили вылазку на край полянки. После вылазки еще какое-то время возмущались теми, кто уверял, что комары по ночам не летают! Милочка с досадой обнаружила у себя под боком колючую сосновую шишку, которую впопыхах не заметил и не удалил помощник прораба – Ге. В своей оплошности мл. лейтенант признался и получил легкий выговор.
Дождь перешел в сущий ливень, что для шалаша оказалось выше его защитных возможностей. Закапало сразу в нескольких местах. Заткнуть течи было нечем, оставалось только уклоняться от неизвестно откуда срывавшихся капель и терпеть.
К утру измученные сыростью и холодом супруги забылись в тяжкой дреме, согревая друг друга телами. Дождь прекратился, небо расчистилось. Утро пришло ясным и ощутимо прохладным. Комары ехидно шушукались в мокрых кустах. Выскочивших на свет божий энтузиастов утренней согревающей зарядки они встретили восторженным воем и немедленно загнали обратно в шалаш. Реппелент смыло дождем, и Робинзон с Пятницей попали в настоящую осаду.
По мере того, как всходило солнце, наглость комаров приобретала воистину бандитский размах. Они умудрялись просачиваться сквозь еловые лапы и преследовали несчастных поселенцев, мечущихся под сводами совершенно потерявшего надежность убежища.
По всем канонам военной науки была самая пора трубить отход, то есть отдавать приказ на ретираду, то бишь драпать. Промедление грозило необратимыми потерями и травмами, несовместимыми с жизнью, так как уже несколько раз супруги ощутимо столкнулись лбами. Прихватив все, что могло пригодиться в кочевой жизни и послужить дарами в новом приюте, внук классика русской живописи со своей благоверной резво помчался вверх по тропинке, к спасительному хутору.
Фрагмент 7
Хозяева хутора встретили молодых с распростертыми объятиями. Баба Ядвига снова накормила их до полной обездвиженности, а Вой цех Людвигович предложил пройтись с ним на экскурсию, но, конечно же, после восстанавливающего утреннего сна. Баба Ядвига постелила еще не отошедшей от схватки с комарами молодежи в отдельной комнатке, украшенной расшитыми орнаментом занавесками и настенным плюшевым ковриком с пятнистыми оленями. Орнамент представлял собой сплетение стилизованных еловых лапок, что роднило уютную комнатку с недавно покинутым шалашом и гармонизировало переход к новой счастливой жизни. Без сырости, холода и растреклятых комаров!
До обеда Милочка со своим Робинзоном проспали без сновидений. Все, что было на них надето, самостоятельно высохло на спинках кровати. Кот, просочившийся в дверную щель, нежился на одеяле, задрав все четыре лапы вверх в выемке, образовавшейся между лежащими бесчувственными телами.
Место для хутора было выбрано с умом. Большая поляна не давала комарам укрытия, и они давно плюнули на безнадежную затею поживиться хуторянами. От обеда уклониться не удалось. Поэтому последующий за сим час молодые отсиживались на крыльце в компании с благодушным упитанным котом.
Закончив сгребать сено на дальнем конце поляны, к слегка осоловевшим супругам подошел Вой цех Людвигович, присел на крыльцо и достал из кармана жилета неразлучную трубку.
– Так пойдете зе мноу на шпацер (прогулку)? – обратился он с сильным польским акцентом к супругам, ставя ударение на «о» в слове пойдете.
– С удовольствием, – дружно ответили беженцы.