Таежный способ, по рецепту Алексея.
Он пошел, сполоснул под умывальником стакан и почти до краев наполнил водкой, в
которую натряс потом перца из дешевой столовской перечницы.
– Таежный способ, – сказал Николай, – что же, все таежники с перечницами в кармане
ходят? Дай-ка я Валере отолью.
– Нам с Валерой и этого хватит. Валера, готовь посуду – выпьем за его выздоровление.
Нам полезней без перца. А ты пей и не останавливайся. Если не выпьешь – я тебя добью, –
сказал Роман, в шутку показывая свой граненый кулак.
Перед такой заботой трудно было устоять. Николай выпил. Батурин и карты не забыл
прихватить, но игра не получилась. Бояркин сразу сильно опьянел. Часов в девять вечера он
заснул и, поднявшись утром, пошел на работу вместе со всеми. В этот же день он написал
Наденьке, что приехать раньше, чем окончится его командировка, не может. Он передал
привет Коляшке и, еще раз написав "пусть все останется так, как есть", попросил не
волноваться и ни к какой бабке не ходить.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
В один тихий, но прохладный вечер Бояркину захотелось выйти за село. С крылечка
общежития он взглянул на небо и почувствовал легкую тревогу, обычную при приближении
дождя. Ночной дождь всегда тревожен невидимостью и "бесконтрольностью"; тревожен и
тем, что приближает человека к природе, работающей даже и тогда, когда все живое в ней
отдыхает. Николай был в ватной телогрейке и сапогах, одетых с сухими портянками.
Состояние прочной теплоты в это преддождевое время было особенно приятно.
Миновав заброшенный огород с пыльной землей, он перепрыгнул через хлипкую
жердевую загородку и, пройдя немного по низкой молоденькой травке, оказался на трактовой
дороге, опоясывающей село. Солнце давно уже закатилось, оставив на горизонте после себя
рассеянный красноватый отсвет. Над головой в недосягаемой высоте едва виднелись редкие
облака. На ярком горизонте они висели, казалось, над самой землей, хотя и там, конечно, не,
парили недосягаемо. Николай поозирался кругом, не понимая, откуда появится сегодня луна.
"Люди не осознают, что каждую минуту наблюдают космические события, – подумал он, –
вот сейчас наша планета Земля поворачивается относительно звезды Солнца. И этот поворот
мы называем закатом, а для кого-то он сейчас же называется восходом или полуднем. День
или ночь у нас на самом-то деле не наступают. Просто Земля вращается и то выносит нас в
постоянный вселенский день, то заботливо прикрывает нас собой от него, чтобы мы
отдохнули. Как все это обширно! А дальше во Вселенной! Что там творится! Для того чтобы
это вообразить, надо иметь принципиально иное воображение…"
Когда-то Бояркин просто содрогался от "больших" слов. Произнося слова
"бесконечность", он представлял пустое пространство, по которому, ни на что не натыкаясь,
летел его взор, или представлял бесконечность как самое большое число – сколько ни
подставь к единице нулей, их все еще можно будет ставить. "Уж так все устроено, что вокруг
нас сплошные "незаконченности": время, пространство, человеческие индивидуальности", –
снова, но теперь уже совсем спокойно пришла ему в голову прежняя мысль.
"Человеку нужно иметь мировоззрение на уровне таких понятий, как "Земля",
"человек", "природа", "Вселенная". Именно теперь каждому отдельному человеку нужно
осознать себя человечеством. Причем человечеством бесконечным. И с высоты этого
мировоззрения взглянуть на все наши проблемы и беспорядки. Да чего там рассусоливать. Да
этого рабочего, начальника, директора завода или министра надо, как напакостившего кота,
привести и ткнуть носом туда, куда он напакостил. Напакостил – убери. Хоть языком слижи!
Потому что не только тебе это принадлежит Человечеству!
Что же, если человечество бесконечно, – думал Николай, шагая по дороге, с
необыкновенной легкостью уйдя в свои постоянные размышления. – Если оно бесконечно,
то, значит, никакого другого человечества до нас не существовало. Ведь если бы