Русский аркан

Понятно куда…

– Занавески, занавески задерните скорей! – крикливо заволновалась какая-то дама в бледно-лиловом. – Пыль же летит!

И правда – в неостекленные по-летнему окна ворвался целый самум. Слышно было, как заругались пассажиры наверху – им тоже досталось понюхать дорожной пыли. Зафыркали лошади, закашлял возница. Бешеная коляска подняла такой шлейф, что еще минуты три пассажиры чихали, возмущались и отряхивались.

Зато разговор сразу перескочил на новые рельсы. Катенька в нем не участвовала. Оказывается, не только она заметила жандарма в коляске. Пассажиры обсуждали и единодушно осуждали неосмотрительную езду по дороге – так ведь можно не просто в канаву вылететь, а покатиться вместе с экипажем по очень неприятному каменистому склону да и расшибиться насмерть. Бледно-лиловая дама, с оскорбленным видом пытающаяся отчистить свою кружевную шляпку от пыли, высказала мнение, что жандармы вконец распоясались. Кто-то сочувственно поддакнул. Кто-то, не возразив по существу, заметил не без иронии: служба у них такая, что иной раз лучше свернуть себе шею, чем не выполнить распоряжений начальства. А кончилось диспутом, который завел толстый историк со своим соседом: один утверждал, что на Кавказе дороги – истинный ужас, другой уверял, что в благополучной Швейцарии дрянное шоссе иной раз вьется по краю такой пропасти, что опрокинется экипаж – успеешь завещание написать, пока летишь. Если, конечно, имеешь при себе самопишущее перо.

Екатерина Константиновна была временно забыта, что только радовало ее. На всякий случай она притворилась слегка сомлевшей от духоты.

В Ялте перепрягали лошадей. Пассажиры получили часовой отдых. Кто-то сразу же устремился к общественной уборной, кто-то бодро направился к тенту маленькой открытой ресторации. Два степенных пассажира купеческого вида выбрали заведение попроще – трактир. Публика с империала потянулась к дымящим мангалам предприимчивых татар и крикливым бабам, торгующим с лотков бубликами, черешней, ранними абрикосами и всякой прочей снедью.

Никакого аппетита Екатерина Константиновна не ощущала, а вот подумать было о чем. Продолжать ли путешествие в дилижансе до Алушты, как собиралась вначале? Ох, опасно… И в Ялте нельзя оставаться лишней минуты.

Затянутый в портупею городовой гнал взашей наглую торговку, проникшую со связкой сухой рыбы чуть ли не под самый тент ресторации. От полиции Катенька проворно отвернулась и стала рассматривать вывешенные на большом щите правила проезда на почтово-пассажирских дилижансах. Господам пассажирам строжайше воспрещалось садиться и спрыгивать на ходу экипажа, кормить и дразнить лошадей, провозить пахучий или дурно пахнущий багаж, причинять вред имуществу дилижансной компании и погонять возницу. Курить дозволялось только на империале. Пить – где угодно, но до первой жалобы. Запрещалось также отвлекать разговорами кондуктора во время исполнения оным своих прямых обязанностей, громко петь, выбрасывать мусор на дорогу и швырять что бы то ни было в форейтора. И все потому, что дилижанс является средством транспорта повышенной опасности.

Подивившись такому разнообразию фантазий подданных, Катенька принялась лихорадочно соображать. В Ялте полно полиции, хватает и жандармов. В Алуште того и другого, конечно, меньше, но и поселок невелик. К тому же дорога на Симферополь наверняка перекрыта постами… Нет, покидать Крым надо только морем, как и планировала! В этом смысле Ялта лучше Алушты – и пароходов ходит больше, и можно надеяться, что чрезвычайные меры по проверке пассажиров еще не приняты…

Итак, решено!

Узнав, что загорелая, но прилично одетая пассажирка не намерена продолжать путь, кондуктор изумился, но версия неожиданной встречи с гостящей в Ялте старой знакомой вполне убедила его – тем более что Катенька не стала настаивать на возврате денег за билет до Феодосии да еще дала двугривенный на чай. Так или иначе – кондуктор слазил наверх и выдал баул.

Тащиться в порт пришлось долго и по солнцепеку – хорошо хоть под гору. Зато через центр города, где того и жди, что подойдет синий жандарм или агент в партикулярном и деликатно, но непреклонно потребует снять синие очки и предъявить документы. А в порту повезло.

Маленький пароходик «Афон» отходил в Новороссийск буквально через полчаса. В пути – восемнадцать часов. Рискнуть? Пожалуй…

В билетной кассе ей продали билет второго класса и документов не спросили, хотя Катенька держала в руках удостоверение избирательницы, а в уме – историю об украденном пашпорте и о фамилии как результате воспитания в Царскосельском приюте для не помнящих родства сирот. Все они там Георгиевы, Александровы, Константиновы, Царевы да Романовы…

Обошлось.

Она по-прежнему опережала идущих по следу ищеек, но понимала, что разрыв сокращается. В Новороссийске его, пожалуй, вовсе не будет. Но главным сейчас было вырваться из Крыма. Уж его-то жандармские ищейки перевернут в первую очередь, все перетряхнут и просеют сквозь мелкое сито – станциями и портами начнут, городами продолжат, а кончат последней татарской деревушкой. Прячься, не прячься, а рано или поздно найдут.

«Да ведь не для того, голубушка, ты устроила побег, чтобы сидеть, как мышь, в норке», – подумала Екатерина Константиновна и немедленно вздохнула от сочувствия к папа. Бедный… Но если для него, как и для брата Митеньки, люди – лишь инструменты и материалы, то пусть папа имеет в виду: не все согласны служить инструментами в чужих руках, даже отцовских.

Несмотря на открытый настежь иллюминатор, в тесной каюте можно было испечься заживо, и к тому же соседками оказались три монашки, немедленно поджавшие губы при виде «синего чулка». Пусть так – Катенька не собиралась коротко знакомиться со случайными попутчицами. А вот просидеть в духоте до отплытия пришлось.

Дальше началось волшебство: все равно теплый, но до блаженства приятный ветерок, мало-помалу удаляющиеся и тающие в дымке берега Тавриды, разношерстная, но по преимуществу чистая публика… Подкрепив силы в судовом буфете, Катенька вторично вышла на палубу уже под вечер и залюбовалась садящимся солнцем.

Берегов уже не было видно. Море – почти спокойное, с невеликой ленивой зыбью. Проклятая качка, что чуть было не довела Катеньку до морской болезни на шаланде грека Яни, на пароходе почти не ощущалась. Прямой форштевень легко резал изумрудную воду, а из длинной черной трубы, как положено, валил дым.

– Дельфины, дельфины! – закричал пронзительный мальчишечий голос. – Мама, гляди, дельфины!

Пароход немедленно дал легкий крен, потому что вся публика, любующаяся морскими видами или просто фланирующая по палубе, кинулась к борту глазеть на дельфинов.

И хотя Екатерина Константиновна как образованная и здравомыслящая девушка не слишком-то верила в приметы, но под восторженные восклицания пассажиров и она подумала: хорошее предзнаменование.

Да и кто бы на ее месте так не подумал?

– Мама, мама! А почему дельфины ближе не подплывают? Вот я им булку кину. Они булку есть будут?

– Тише, Павлик! – шипела мать и дергала сына за руку. – Неприлично ведешь себя. Разве воспитанные мальчики кричат на весь пароход?

– Кричат! Кричат!

Пассажиры заулыбались. Невольно улыбнулась и Катенька.

– Нет, не кричат.

– Кричат!

– Не станут дельфины вашу булку есть, молодой человек, – чуть заметно шамкая, обратился к огольцу старичок в генеральском мундире без погон, но со знаками Георгия, Владимира и Станислава на тщедушной груди. – Они рыбой питаются. Догонит – цап – и нет рыбки. И к борту они ни за что не подойдут. Не видите разве – это белобочки, они пугливые. Афалины – те подошли бы.

Мальчик недоверчиво воззрился на знатока морской фауны.

– А булку они совсем-совсем есть не станут?

– Бросайте, ежели хотите. Чайкам достанется.

Мальчишка глубоко задумался. Катенька улыбалась неведомо чему.

– Да-с, сударыня, – обратился говорливый старичок уже к ней. – Как сейчас помню, к нашей батарее на острове Березань целый год один дельфин приплывал. Часы по нему можно было сверять. Аккуратное животное. Только когда у нас практические стрельбы начинались – тогда уходил и, бывало, два дня не появлялся. Потом – снова. Иной раз наши солдаты ставили в море сеть, уху потом варили, так всю рыбью мелочь ему, дельфину, кидали. Он рад был. Высунется из воды по плавники и головой вот этак-с кивает – благодарит. Сам-то я на Березани наездами бывал. Проверишь, бывало, все ли в должном порядке, – и к морю. Он меня узнавал. Высунет башку и вроде бы смеется. «Ах ты, – говорю, – такой-сякой! Над полковником смеяться?!» Я тогда полковником был, командовал крепостной артиллерией в Очакове… А дельфин кивнет – мол, над тобой смеюсь, каракатица сухопутная, над тобой, не сомневайся… Смешной был. А как турка в начале той кампании попробовал войти в лиман, Березани крепко досталось. Иной раз острова совсем не видно было за водяными фонтанами. Ну, кто убит, кто ранен, однако ж остров отстояли и турку в лиман не пустили. Но с той поры того дельфина уже никто не видал – то ли погиб он во время бомбардировки, то ли до того испугался, что уплыл и решил больше не возвращаться, не знаю… – Старичок печально вздохнул и вдруг дернулся. – Ох, простите, сударыня, старого дуралея, я же не представился! Максим Бубнов, сын Васильев, генерал-майор от артиллерии в отставке. Гм… в отставке, собственно, я, а не артиллерия…

Сразу было видно, что шутка старая, повторенная много раз. Но старичок понравился. Такой ни в коем случае не мог быть жандармским агентом.

Особенно забавной казалась растительность на лице. Отставной генерал-майор Бубнов носил пышные седые усы, переходящие в нелепо торчащие бакенбарды, а подбородок брил. Осколок прошлого царствования… Лет сорок назад такое обезьянничанье было в моде.

Катенька сделала легкий книксен:

– Романова Екатерина Константиновна, аспирантка Харьковского университета.

– А, наука… – с заметным разочарованием протянул было отставной генерал-майор, но сейчас же спохватился. – И по какой же части изволите… э-э… аспирантить?

– По исторической.

– Жаль, – всплеснул сухими ручонками Бубнов. – Мы, артиллеристы, больше математику уважаем. Полезнейшая из наук-с! Но и насчет истории, знаете ли, бывает… Вот я вам расскажу одну историю из гарнизонной жизни…

И рассказал. Катенька едва не прослезилась от смеха. Вот вышел бы номер, если бы поплыла маскарадная косметика!

– Куда изволите держать путь? – осведомился генерал, чрезвычайно довольный впечатлением, произведенным рассказанной историей на импозантную барышню.

– В Новороссийск, а оттуда в Батум. – Пришлось соврать симпатичному старичку.

– По научным делам?

– Также и по личным.

– А я в Новороссийске живу. Да-с. Хороший город, только ветра бывают злые. Домик у меня там. Живем, хлеб жуем. Решил вот наведаться к старому месту службы, в Очаков, а оттуда в Крым, да супругу взял, дражайшую мою Пелагеюшку, да внука Федьку. Родители-то его на Дальний Восток поехали, там год службы за полтора идет и карьерный рост быстрый. Как обустроятся, заберут сына к себе. А пока он со мной, лоботряс. Мне – что? Мне радость. А вот не возьметесь ли вы, сударыня, подтянуть его немного по истории? Ему экзамен за шестой класс осенью сдавать, а не сдаст – турнут обалдуя из гимназии. Право, взялись бы, а за мной не пропадет, отблагодарю, как полагается…

Называется: выжидал-выжидал, ходил вокруг да около, а потом взял да и пальнул в упор. Отказать? Неловко отказывать такому симпатичному старичку…