Исландская карта

Накинув персидский халат, граф повернул ключ в дверном замке:

– Чего тебе в такую рань? Гальюн ищешь, что ли?

Нил изо всех сил замотал головой. Выглянув в коридор – никого, граф втащил мальчишку в каюту.

– Ну?

– Барин, тут на корабле один человек, – выдохнул Нил. – Я вчера его видел.

– Где?

– В Питере. Возле речки.

– Какой человек?

– Обыкновенный. В картузе. С ним еще другой был, так тот важный господин. Шапка у него, как труба у паровоза.

– Цилиндр? Ну так что же?

– Странные они, – сообщил Нил. – Тот, который важный, и грит: «Дестроу, – грит, – экскрикшнc». Видать, язык у него без костей. А тот, что в картузе, кивнул только.

– Погоди-ка… – Граф вдруг заинтересовался. – Ты говоришь, один из них находится сейчас на борту «Победослава»? Тот, что был в картузе?

– Как бог свят, барин! Он это. Только он теперь без картуза и одет по-моряцки. Вечор взошел на палубу и сразу вниз – нырь!

– Стой! Сядь и рассказывай подробно. С самого начала.

Рассказ Нила многократно прерывался вопросами со стороны графа. Нил весь извелся. Поди объясни, зачем его занесло на Гороховую! Знал бы – объяснил, жалко, что ли? И не менее трех раз барин заставил Нила повторить услышанные странные слова.

– Дестроу экскрикшнc. Точно так, барин. Слово в слово.

– А что-нибудь еще из их разговора ты случайно не запомнил?

– Нет, барин. Они не по-нашенски разговаривали. А я у них дорогу спросил. А этот в картузе как на меня зыркнул…

– Ну-ну. Испугался?

– Еще чего! – возмутился Нил. – Ничего я не испугался, а слова ихнии запомнил. Может, зря?

– Может, и не зря, – сказал граф. – Скажи-ка лучше: он тебя хорошо рассмотрел?

– Он? Надо думать, хорошо. Вот так вот я стоял, а вот этак – он…

– Ну и не мельтеши теперь у всех на виду. Сможешь мне его тайно показать? Я позабочусь, чтобы он тебя не увидел.

– Показать? Я-то? Смогу, барин. А кто он?

Последний вопрос Нил задал шепотом. Сам понял: дело серьезное.

– Кем бы он ни был, тебе на «Победославе» оставаться нельзя… – Несколько секунд Лопухин напряженно раздумывал. – Боюсь, что мое намерение устроить твое будущее придется отложить до лучших времен… Или вот что: на «Чухонце» пойдешь? Снесешь капитану Басаргину записку, он возьмет тебя юнгой. Согласен?

Нил в нерешительности переступал с ноги на ногу.

– А бить будут? – спросил он с опаской.

– Обязательно, – пообещал граф. – Юнг бьют. Зато полсвета объедешь, разные страны повидаешь, да и заработаешь сколько-нибудь денег. От меня прямо сейчас держи рубль. И это не последний… особенно если на «Чухонце» будешь держать открытыми глаза и уши. А потом я сделаю из тебя человека. Решай.

– Барин, я иудой быть не желаю! – выпалил вдруг Нил.

– А тебе никто и не предлагает. – Граф усмехнулся углом тонкого рта. – Ты книжки о сыщиках читал когда-нибудь? Ксаверия Ропоткина, к примеру? Или Аглаю Мальвинину?

Нил кивнул. В подтибренной им на вокзале в Тюмени корзинке с провизией оказалась книжка Мальвининой, заляпанная соседством с жирными пирожками. Пирожки Нил съел, а книжку прочитал почти всю. Даже жалко было швырять ее в физиономию кондуктора поезда Омск – Екатеринбург, но иначе злой кондуктор настиг бы безбилетника и, надрав уши, высадил на ближайшем полустанке. А так удалось оторваться и спастись в багажном вагоне.

– Годишься ли ты в сыщики, мы сейчас проверим. Ну-ка повернись к двери! Теперь отвечай как можно подробнее: что лежит на моем столе?

Нил наморщил лоб.

– Значит, так… Хрустальная пепельница с окурками папирос, портсигар серебряный с гербом, гребешок прямой черепаховый, стакан пустой в подстаканнике, носовой платок, стопка бумаги, самопишущее перо, чернильница, точилка для карандашей, карандаш и э-э…

– Что еще?

– Дагерротипный портрет в рамке. На нем какая-то барыня.

– Все?

– Все, барин.

– Для первого раза удовлетворительно. Впредь будь более внимательным. На гребешке несколько волос темно-каштанового цвета, умеренной длины. На столешнице отпечатались несколько совершенно засохших следов от подстаканника, частично перекрывающих друг друга. Кроме того, там имеются несколько мелких стружек, оставшихся от заточки карандаша. Это мелочи, но в нашем деле нет ничего важнее мелочей. Говоря короче, в сыщики-стажеры ты годишься. Дело за твоим согласием.

Мальчишка долго сопел, то и дело зачем-то оглядываясь. Наверное, по закоренелой привычке высматривал, куда бы сбежать. Затем неуверенно кивнул и втянул голову в плечи.

– Ну вот и хорошо. Подай перо и бумагу.

Записка была готова в минуту.

– Спрячь и не теряй. Ну-с, теперь подумаем, как бы мне ненароком познакомиться с этим «разрушителем выделений»…

– С кем, барин? – изумился Нил.

– Не обращай внимания, коллега. Сделаем так…

С дагерротипного портрета на обоих сыщиков чуть насмешливо смотрело прекрасное лицо «барыни» – великой княжны Екатерины Константиновны.

Дочери государя, о которой статский советник Николай Николаевич Лопухин помнил всегда, но мечтать имел возможность лишь изредка.

Цесаревич Михаил Константинович ступил на борт «Победослава» под моросящим дождем. Лицо наследника, к тридцати годам уже одутловатое вследствие разгульной жизни, выражало угрюмую покорность судьбе.

Взвился и поник, намокнув, брейд-вымпел. Флотский оркестр грянул встречный марш. Взвыли трубы. Рявкнул геликон. Турецкий барабан, до последнего момента сберегаемый от дождя под парусиной, бухал мощно и упруго. Мокрые тарелки, издав звон, шипели, как раскаленные.