Ребус-фактор

– Ты слышал? – шепотом спросил он.

– Угу.

– Кто бы это мог быть?

– На стволе справа от тебя.

Безглазое и безногое существо, прилепившееся к коре, напоминало голого слизня длиною с предплечье взрослого мужчины. Петр брезгливо потыкал его стволом.

– Мерзость какая…

– Мерзость какая… – самокритично согласился слизень.

– Тьфу. Вроде попугая.

– Тьфу. Вроде попугая, – поддакнул слизень.

– Попка дурак!

– Попка дурак!

Если бы враждебные силы планеты готовили расправу над двумя пришельцами из другого мира, они не могли бы выбрать лучшего момента для нападения. Но ничего не произошло. Лишь кто-то мелкий прошелестел крыльями высоко над головами – не то птица, не то крылатая ящерица, не то крупное насекомое. Часовая прогулка по лесу принесла первопроходцам приятное разочарование – никто не напал и не пытался напасть. Правда, кто-то возился высоко в ветвях, и один раз Марк с Петром не сошлись во мнениях касательно одной вдавлины в почве – след ли это крупного хищника? В целом же планета в этом месте казалась не опаснее африканских дождевых лесов или амазонской сельвы.

– Курорт, – вынес вердикт Петр.

– Вполне пристойный мир, – согласился Марк. – Можно запускать пробную партию.

– Что? А, пожалуй. Так и доложим.

Вернувшись к Вратам, они по очереди пролезли в сияние и исчезли, чтобы никогда больше не появиться на этой планете, уже числящейся под цифро-буквенным индексом в реестре Управления эмиграции, но еще не получившей собственного имени. Давать планетам имена – привилегия не первопроходцев, а первопоселенцев. Хотя бы потому, что им здесь жить, им воевать с планетой и гнуть ее под себя, им терять людей, дорого приобретая бесценный опыт. А еще потому, что они уже не земляне.

Часть первая

Школьник

Глава 1

Чего я не терплю, так это музыку и землеведение. Не будь этих предметов, ходить в школу не было бы для меня таким наказанием. Музыка хуже всего. Когда-то я без лишних слов лез в драку, если мне говорили, что у меня нет слуха и что мне толстопят оба уха оттоптал. То есть, конечно, я кидался на обидчика лишь в том случае, если им не была наша училка дама Фарбергам. И за буйство не раз имел «неуд» по поведению. Потом драться мне надоело, и я по совету матери стал просто-напросто игнорировать подколки недругов. Ну нету у меня чего-то, и что теперь – повеситься? Нет уж, пусть от этого вешается кто другой, а я пас. В конце концов от меня отстали все, кроме этой дуры Фарбергам. Она отстать не может. Наш народ, видите ли, исстари отличался певучестью, поскольку наши предки, пересекая необозримые степи в центре Большого материка, пели в пути, чтобы чем-то себя занять, и на привалах тоже пели, отчего проникались чувством единения людей перед лицом враждебной природы. Допустим, так оно и было, но я-то разве предок? Я потомок первых колонистов, причем потомок далекий. В музыканты не набиваюсь, в певцы тоже и ничего не имею против того, что дама Фарбергам не ставит меня в хор, а если и делает это во время какой-нибудь инспекции, то помещает меня в заднем ряду и велит только разевать рот, но ни в коем случае не издавать ни звука. Я так и делаю, чего ж ей еще надо? Нет, при каждом удобном случае она норовит унизить меня только за то, что я могу драть глотку как угодно, но только не по ее идиотским нотам.

Землеведение хуже ровно вдвое, потому что учебных часов по этому предмету вдвое больше, чем по музыке. Над учителем, господином Мбути, мы издеваемся, всякий раз стараясь довести его до истерики, но он ничего – психует, однако директору на нас не жалуется. Он безвредный, чего не скажешь о его предмете. Ну на что нам, спрашивается, знать, какие материки есть на Земле и какие проливы, какой высоты горы и какого плодородия почвы?! Еще хуже земная история. Изволь помнить, в каком году по земному летосчислению какой-то там Сципион Американский побил не то какого-то Ганнибала, не то какого-то Гарибальди! А у нас на Тверди, между прочим, свое летосчисление, и земляне нам не указ. И история у нас своя, и география, и зоология с ботаникой. Наши предки сошли с космического корабля «Земля» на станции Твердь, и мы не жалеем об этом. Чем мы хуже их? Тем, что они презирают нас за отсталость и выдумывают обидные анекдоты? Мы тоже можем о них выдумать не хуже. На что нам знания о планете, которая, видите ли, прародина человечества и которую вряд ли кто из нас когда-нибудь увидит? В Галактике уже десятки планет, на которых люди живут не хуже, чем у нас на Тверди, и еще сотни осваиваются. Неужели и там во всех школах зубрят высоту горы Эверест и причины Тридцатилетней войны? Очень может быть. Не вызубришь – провалишь тесты.

Или, например, король Генрих Птицелов. Чем болтать о нем, лучше бы предъявили чучело хоть одной из пойманных им птиц. Нет чучела – предъявите хотя бы одно перо. Не можете? Значит, я должен принимать на веру всякое вранье? Ага, я прямо в восторге. Причмокиваю, закатываю глаза и мычу от удовольствия, зубря то, без чего любой твердианин обойдется так же легко, как без грыжи!

А я так считаю: раз уж случилось такое несчастье, что Земля числится нашей прародиной, то и бери с нее только то, без чего нельзя прожить, а остальное и у нас не хуже. Твердь – планета разнообразная, а главное, она наша, а не чья-нибудь. На Земле считают, что это не так, но они ошибаются, и придет время – мы им укажем на их ошибку. Так говорит мама, а она у меня боец. Сколько раз ее вызывали в школу по поводу моей успеваемости или моих драк, а она директору в ответ: «Вы обучаете людей. Если хотите успеваемости и послушания – займитесь эхо-слизнями, я только что видела одного на ветке. Они все повторяют и никогда не дерутся».

Если честно, то мои представления о Земле я черпал большей частью не из учебников, а из земной беллетристики в качестве бесплатного приложения к сюжету и интриге. Кое-что из написанного землянами мне нравилось, а из твердианской литературы – почти ничего. Ее и нет почти. И уж точно никто из наших не придумал героя вроде Фигаро. Вот этот парень – по мне, хоть и землянин. Кое-кто говорит, что это непатриотично, но плевать я на них хотел. А что до математики, то параллелограмм и логарифм означают у нас на Тверди то же самое, что на Земле. Или, скажем, правило буравчика и ковалентная связь. Некоторые доказывают, что у нас они должны быть особенные, твердианские. Когда я слушаю такие речи, то ничуть не жалею о том, что среди пород всяческого скота на Твердь не завезли ослов. Незачем. Они у нас и так есть. В большом количестве.

Но тридцать пятого марта 282 года нашей первой твердианской эры (мне лень переводить эту дату на земное летосчисление) возмущены были все в нашем классе – ослы и не ослы. Сначала мы, правда, обрадовались, потому что наш директор господин Ли Чжань заявил, что последних трех уроков не будет, а потом хором взвыли: оказывается, нас снимают с занятий не для того, чтобы распустить по домам, а вручат нам флажки и погонят на площадь махать ими перед министром по делам внеземных колоний. Он у нас с инспекционной поездкой. Прибыл с Земли позавчера, и в новостях только об этом и звенят. Визит, мол, высокого гостя, большая, мол, честь для нас, ну и тому подобный сироп. Я просто плюнул на пол, а мама велела мне вытереть пол тряпкой и впредь плевать вне дома, а еще лучше заняться чем-нибудь более полезным. «Все вы мастера мелко гадить, – сказала она, – и возмущаться, когда это безопасно, а на настоящее дело вас не хватает».

Я немного обиделся, а зря. Она была права.

Ну так вот. Мошка Кац и Глист Сорокин, мои приятели, сразу сказали мне, что ни на какую площадь не пойдут, а просто смоются по-тихому. Еще не хватало флажками махать перед всякой заезжей шишкой с Земли, да притом небось улыбаться и кричать что-то приятное гостю! Если не лезть на глаза, то можно уйти так, что никто не хватится. У кого там будет время нас пересчитывать! А в случае чего потом все вместе будем стоять на своем: были, мол, на месте, и все тут. Главное при разбирательстве этого дела не дать слабину, иметь оскорбленный вид и врать с честными глазами. Тогда поверят.

– Айда с нами, Ларс.

Я чуть было не согласился, но быстро передумал. Отсутствие Глиста заметят обязательно. Он хоть и сутулый, а все равно дылда и возвышается над нами, как башня. Господин Ли Чжань росточка невеликого, зато наблюдательный и памятливый. Отсутствие башни он заметит обязательно, а там и до нас дело дойдет. Да и любопытно мне было: что это за высокий гость такой на нашу голову? Немного противно, но все равно любопытно.

– В этот раз без меня, ребята, – сказал я.

– Да ну, чего ты… Прорвемся.

– Не, я пас.

– Струсил, что ли?

За такие слова от меня и друзья-приятели по зубам получали. Мошка сразу понял, что сказал ненужное, и забормотал:

– Ну ладно, ладно… Шутка. Насчет нас гляди не проболтайся.

– Могила.

Короче, смылись они, а мы толпой человек в двести повалили на площадь. Она у нас большая и очень нарядная, по-старинному мощенная булыжником и с массой газонов, где вовсю произрастают цветочки, карликовые пальмы и всяческие кусты типа живых изгородей. Все это к визиту гостя аккуратно подстрижено, полито водой из шлангов, а на домах, что стоят вокруг площади, висят флаги и цветочные гирлянды. Приторно, но в целом красиво.

Наш город – зимняя столица Тверди, потому что летом у нас жарковато, а зимой в самый раз. Большой город, второй по величине на Тверди, двадцать две тысячи душ только городского населения, да еще в пригородах трижды по столько. Я-то как раз из пригорода, живу с мамой на ферме и ничуть не переживаю из-за того, что горожанин я чисто условно. Да и многие у нас считают, что города – это для неженок либо неудачников. В городе теснота и мало интересного, а на ферме – простор и воля! Хотя, конечно, работать порой приходится так, что спина трещит.

Ну, Врата, единственные на Тверди, установлены, понятное дело, не у нас, а в Новом Пекине, главной и летней нашей столице. Там миграционная служба и еще тьма всяких колониально-самоуправленческих учреждений. Новый Пекин гораздо больше нашего Степнянска. В учебнике твердеведения для начальных классов нарисована картинка: широкая улица и дома в шесть и семь этажей. Зачем такие? Но Глист там бывал и уверяет: все правда.

До нас довели, когда флажки раздавали: господин министр приехал к нам, чтобы встретиться тут с премьер-губернатором Тверди, хотя тот выражал готовность прибыть в Новый Пекин и избавить гостя от путешествия. Но министр настоял. Наверное, новенький. Мама сказала как-то, что каждый новый министр колоний начинает с того, что осчастливливает визитами галактические владения Земли и знакомится с ними, на что у него уходит год, а то и два. Потом еще столько же времени он пытается осмыслить проблемы колоний, а там, глядишь, правительство уходит в отставку, назначается новый министр, и все идет по кругу.

Мне это сильно не понравилось. Владения Земли, да? А много ли она, Земля, для нас сделала?

Впрочем, ладно. Доконвоировали нас до площади, построили в четыре ряда за канатами на ее краю. Гляжу, учеников из других школ тоже вывели приветствовать министра, даже младшие классы. Еще здесь студенты политеха, рабочие с металлического завода и совсем немножко просто зевак. Стоим, ждем, переминаемся с ноги на ногу, теребим флажки в руках. Я в первом ряду, мне трибуну хорошо видно, хотя и сбоку. Время идет. Вдоль канатов прохаживаются полицейские в шлемах, но больше для проформы, потому что их всего ничего и толпу им нипочем не удержать. Да только не придется удерживать, и они это знают. Кому он здесь нужен, этот министр!

Наконец опускается прямо на площадь правительственный летающий экипаж, чуть пальму не сбил, и два здоровых лба в униформе быстро-быстро катят к нему ковровую дорожку. Оркестр заиграл древний марш, а хор запел что-то там о пыльных тропинках далеких планет. Кто-то из наших даже прыснул: хороши пыльные тропинки!

Ну, подбежал к правительственному экипажу холуй, дверцу открыл, и выходит господин министр. Помахал всем нам ручкой, улыбнулся в тридцать два зуба да и пошел по ковровой дорожке. Одет с иголочки, моложав, стрижка ежиком, шаг бодрый. Навстречу ему – наш премьер-губернатор. Встретились посередине ковровой ленты, пожали друг другу руки, а мы по команде проорали «ура» и затрясли флажками. Орали недружно, некоторые просто молчали, а кое-кто орал совсем не «ура» – но господин министр и господин премьер-губернатор предпочли этого не заметить. Немножко поспорили, кому идти первым, но премьер-губернатор настоял на своем и пошел по ковровой дорожке на шаг позади министра.

Сначала один с трибуны речь сказал, потом другой. Что-то насчет перспектив дальнейшего развития передовых форпостов человеческой цивилизации и необходимости совместно работать не покладая рук на благо общей цели. Скука смертная. Я зевать начал. Потом гляжу – сопливка лет семи к трибуне побежала с огромным букетом в руках. Чистенькая, розовенькая и одета, как манекен на той витрине центрального универмага, где детский трикотаж. Ну, значит, дело к концу идет: примет министр букет, обслюнявит девчонку, потом оркестр еще чего-нибудь сыграет, а хор споет, подтверждая тезис дамы Фарбергам о том, что мы народ музыкальный и певучий, – и марш по домам. Авось не загонят опять в школу на последний урок. А флажок свой выброшу в урну – мне достался земной, а не твердианский. Наш я бы, пожалуй, сохранил, хотя он тоже на земной смахивает.

Ну вот уже и оркестр приготовился играть. И тут – во дают! – ведут на площадь верхового толстопята. Говорят, будто эта зверюга ростом и весом почти со слона, но я слонов отродясь не видывал, так что не буду утверждать то, чего не знаю. Слон, если я не ошибаюсь, жует ветки и тем доволен, ну а толстопят жрет все, что находит. И всех, кого поймает. Это злобная, вечно голодная тварь, к счастью, не очень умная. Наши предки даже не пробовали приручать взрослых толстопятов – сразу поняли, что ничего не выйдет. Но оказалось, что можно приручить детенышей, и вот уже поколений пятнадцать толстопятов живут в неволе и используются в диких местах для расчистки джунглей. А самые смирные годятся даже на то, чтобы возить на себе людей.

Тут я понял, в чем гвоздь программы, – премьер-губернатор решил прокатить гостя на толстопяте. Все гости с Земли любят колониальную экзотику, если только она не оскорбляет их органы чувств. Ну, гляжу: с этим вроде все в порядке. Шерсть толстопята вымыта так, что я не почуял никакой вони, хотя стоял с подветренной стороны и вовсю крутил носом, круп животного покрыт бархатной попоной, а на холке позади возницы громоздится открытая кабинка, вся убранная цветами. Вообще-то на толстопятах обычно ездят иначе, но далеко ли до правительственного квартала, где гостю приготовлена резиденция? В пять минут можно дойти. Ничего, доедут…

Подумал я так – и ошибся.

Сначала-то дело у них шло как по маслу: возница заставил животное лечь на брюхо, из кабинки выдвинулась и коснулась ковровой дорожки лесенка, улыбающийся министр залез в кабинку и ручкой оттуда помахал, за ним поднялся улыбающийся еще шире премьер-губернатор, лесенку убрали, толстопят взгромоздился на свои столбы, отчего его подошвы расплющились, как блины, – полезное приспособление для того, чтобы нести такую тушу по заболоченным джунглям… Поехали!

Тут и оркестр врезал, а толстопят двинулся вразвалочку куда надо. Кабинка на нем плывет, как по воздуху, мягко так, – видать, в нее вделана специальная система против качки. Ну, а мы по команде напоследок затрясли флажками и заорали кто во что горазд, изображая народное ликование, а кое-кто и заулюлюкал…