Ватерлиния (сборник)

Ну вот, мрачно подумал Муттик. Опять начинается, в который уже раз. И кто – Борька Чернов!

– Ты же читал мои отчеты…

– Мало ли, что я читал.

– Они немножко больше, чем разумны, – сказал Симо, сдерживаясь. – Они мудры. Мудры, как дети, если это не смешно звучит. В сущности, они и есть дети. Редкие, гениальные дети, феноменальные младенцы. Ты видел рождение, поздравляю.

– Это не похоже на рождение, – сказал Чернов. – Это похоже на басню с моралью. Чтобы стать мудрым, необходимо, чтобы тебя съели. И даже не один раз. Так?

Пришлось улыбнуться:

– Ну… примерно.

– Спасибо, что показал. В последний раз ведь.

Симо похолодел.

– В последний, в последний, – кивнул Чернов. – Станцию будем эвакуировать. Ну что, двинулись?

Двинулись. Красный столбик на индикаторе радиоактивности потихоньку пополз вниз. Одиночные камни, вывернувшиеся из-под ног, неторопливо скатывались по осыпи. Симо плелся сзади, стараясь не смотреть на мелькающую перед глазами начищенную оскафандренную спину – зря старался Ахмет. Зря молчал как убитый, терпел и только кивал, поддакивая, зря старалась Джулия, зря Вольфганг тяжеловесно пытался услужить. Все впустую, болотному гаду под панцирный хвост. Не тот Чернов, совсем не тот, что лез в пекло на Юнии, и даже не тот, каким был на Капле. Начальство. Молодое, еще горячее начальство, не без спеси, любит принимать решения даже там, где это не обязательно. Попирает землю, человече. К тому же спасатель по натуре: на Капле спас и теперь тоже тщится, а когда спасаемый упирается и намерен утонуть, его глушат кулаком по темени и выволакивают на берег за волосы, это всем известно. Веди себя смирно, выполняй, что приказано, сам не тони, пока не топят, и не вовлекай подчиненных. Уяснил?

Нет.

Ну, тогда заставим…

Капля, Капля… Симо на ходу помотал головой, отгоняя видение. Стойкий сюжет ночных кошмаров: разъедаемый тонущий плот, жгучие брызги, слетающие с таранящих волн, плевки едкой пены, и горизонт горит – что там может гореть?! – а вокруг только океан, зеленые воды, наполненные жизнью до самого центра планеты, и где-то там, уверенно и неотвратимо, наматывая на винты чужую жизнь, идет к цели ядерная торпеда, наделенная искусственным интеллектом… Симо еще поморгал, и видение пропало.

– Зря ты меня тогда вытащил, вот что.

– А? – Чернов обернулся. Симо догнал, пошел рядом.

– Борька, – хрипло попросил он. – Давай так: ты меня не видел, а? Не нашел, не долетел, не передал. Гукнулся в сельву, застрял, пришлось вернуться. Годится?

Чернов натянуто улыбнулся. Покачал головой.

– Раньше надо было думать, Симка. Теперь поздно. Не сегодня завтра здесь будет полно северян. Это их территория.

– Нет, – сказал Симо. – Это не их территория. Это вон чья территория, – он показал через плечо. – Только их и ничья иная. Это единственное место на планете, где возможен Процесс, и ты это понимаешь не хуже меня. Где ты еще видел превращение неразумного в разумное? Вот и не увидишь нигде через несколько дней, голову даю на отсечение…

– Это почему не увижу? – спросил Чернов.

– Убьют их, вот почему! – не выдержал Симо.

– Ну-ну. Вот так сразу и убьют… – Чернов поморщился. – А зачем их, собственно говоря, кому-то убивать? Чепуха. Пошлем от Академии официальное обращение к правительству Редута. В связи с исключительной научной ценностью… ну и так далее. Я добьюсь. Слово.

– Подотрутся они твоим обращением, – сказал Симо. – Каплю забыл?

– Ну, Капля – это аномалия. Когда начинают делить жидкую планету…

– Когда начинают делить твердую, бывает то же самое. А мы тут… «В связи с исключительной научной ценностью…» – Симо фыркнул. – Мне вообще последнее время кажется, что в Академии разучились думать. Никак не могут понять, что вариадонты ценны сами по себе, а вовсе не потому, что мы ими интересуемся. Да не очень-то и интересуемся, право слово.

Чернов поднял бровь, молчал. Симо отвернулся, скрывая злость. Надо же, как смотрит, ждет, что подчиненный сам поймет неуместность своих слов… Не дождется.

– Академия занимается вопросами комплексного освоения планеты, – заговорил наконец Чернов. – Освоения, заметь, это существенный момент. А не наоборот. Ты что намерен предложить, только без соплей, – заповедник?

Симо махнул рукой:

– Не мечтаю. Тут Редут устроит заповедник… Но хотя бы… Борька, я прошу тебя, ты же можешь… Сохрани мне станцию, больше мне ничего не надо, только станцию…

– Вот эту? – показал Чернов. Развалины вагончика были уже видны вполне отчетливо. В развалинах копошились три крошечные фигурки, издали было не разобрать, где кто. Пытались что-то спасти.

– Станция – это не вагончики, – возразил Симо. – Станция – это люди. Люди, делающие свое дело и готовые делать его впредь. Нормальные люди.

– Вот-вот, – сказал Чернов. – Значит, ты, сам нормальный, хочешь рискнуть своими нормальными для того, чтобы уберечь этих твоих… как их…

– Вариадонтов.

– Вот именно, вариадонтов. Прикрыть, значит, телом, причем не только своим… молодец! Да ты хотя бы представляешь себе, что здесь будет твориться в тот момент, когда тоннель выйдет наружу?

– Нет, – зло сказал Симо. – Не представляю. А что здесь будет твориться?

– Сдохнешь, идиот! Если тебе на себя наплевать, то мне нет. И ставить Академию, да что там – всю Межзону в дурацкое положение я тебе не позволю. И мне не позволят. Понял?

– Значит, нет? – спросил Симо. – Значит, никакой надежды?

– Ее и не было, – сказал Чернов. – Я тебя, кажется, не обнадеживал.

Верно. Симо почувствовал себя опустошенным. Не обнадеживал. Сейчас придем, Чернов скомандует собираться, все будут смотреть на меня, а я не буду знать, что сказать. А Чернов скажет: «Мы сюда еще вернемся», – и все поймут, что это ложь и что мы не вернемся сюда никогда. Почему же он ничего не понял, Чернов? Ведь понял же тот пилот, а уж на что, кажется, заурядный малый… Может быть, Чернов испугался? Может быть, дошел своим умом, какие для кого-то откроются возможности, если гипотеза верна и восемь вариадонтов, как только будет готов Восьмой, сольются в единый сверхорганизм-супермозг? Ужаснулся, замахал руками: не хочу, мол, не надо… А может быть, просто дорожит своим местом – чем же еще и дорожить, когда жизнь привычно вне опасности? Нормальный человек, налицо нормальная логика…

– Ну вот что, Борька, – Симо прибавил шагу, оглянулся через плечо, – имей в виду: я отсюда никуда не лечу. Никуда, ты меня понял?

4

Томмазо Матрелли. Александр Шабан. Юзеф Рыкульский. Рэндолф Дитц. Нуньес механически помассировал шею, стряхнул с ладони капли пота. Кто-то из них, из этой четверки… Кто? Все четверо пилоты класса «ультра-плюс», рассматривать иные уровни не имеет смысла, и все четверо в июне девяносто первого находились в Редуте. Кто же? Так… первого и четвертого можно отбросить: нет побочных специальностей, пилоты как пилоты, не более. Гм… Матрелли – дипломированный инструктор по прыжкам с планирующей доской… Ну, пусть себе прыгает. Не то.

Нуньес отложил два листка на край стола, взял два оставшихся. Его не покидало предчувствие удачи. Рыкульский и Шабан, теперь один из двоих. Кто?

Юзеф Рыкульский, двадцати девяти лет. Так. Очень подходящий возраст: рефлексы еще не притуплены, мышление конкретное. Прекрасные аттестации. Долгосрочный контракт с Редутом. Ладно. Что еще? Ага, образование: Северо-Западный Центр земных ВС, одиннадцатый в выпуске 88 года. До этого: Технологический колледж в Ванкувере, полный курс. Неплохо… На этом можно было бы построить немало предположений, если бы не одно обстоятельство: пилот Юзеф Рыкульский прибыл в Редут 2 июня 91 года Лиги, за 6 дней до полета флайдарта-нарушителя… Нуньес наморщил лоб. Нет, чепуха, не получается по времени, за такой срок сколько-нибудь серьезно подготовить акцию невозможно. Или, лучше сказать, сомнительно. Как-то удивительно несерьезно это выглядит: поручить сверхсложный полет малознакомому новичку, заведомо плохо знающему местные условия… Нет, не то.

Третий листок лег поверх первых двух. Осталась последняя кандидатура: Александр Шабан, тридцати трех лет, в Редуте с сентября 90 года, трехгодичный контракт. И значит, он еще здесь, на Прокне, и еще долго будет здесь, знаем мы эти трехгодичные… Нуньес усмехнулся. А вот самое удивительное: о пилоте Шабане в контракте ни единого слова, оговоренная работа – геологоразведка. Это как понимать? Редут послал в Межзону липовую копию? Вряд ли, причины не усматриваются. Гм… Ладно, еще раз… Так. Кадетская школа с младых ногтей, затем опять-таки Северо-Западный Центр, четвертый в выпуске 83 года… Ого! Пилот «ультра-плюс», без натяжки. Так. Служба… Вот оно: авария, разлом центроплана пилотируемой машины. Что ж, бывает… Результаты цереброанализа: страдает синдромом Клоцци в скрытой форме, к несению службы непригоден. Отставка – 86 год. Гм, Клоцци, Клоцци… Ага, есть сноска: «Синдром К. – стойкое психическое состояние, при к-м больной не в состоянии на сколько-нибудь длительный срок подавить мыслительный процесс. Неизлечим. Для Прокна-натурализованных временный эффект дает применение психотропных препаратов группы СТ-гамма…»

Нуньес сочувственно кивнул. Понятно, отчего флайдарт развалился в воздухе: он же с цереброуправлением. На карьере пилота с синдромом Клоцци можно ставить жирный крест. Так, а чем этот клоццанутый занимался после отставки? Гм… пробелы. Неопределенный род занятий – по 87 год. Далее: Скандинавия, Берген. Курс петрографии с упором на разведку редких и рассеянных элементов… Очень хорошо. Участие в экспедициях: Антарктический горст, кратер Тихо… Просто замечательно. Контракт с северянами через их представительство на Земле. В Редуте: краткосрочные курсы разведчиков и (предположительно) начальная ступень школы выживания. Прекрасно.

Нуньес встал, заходил по комнате. Теперь он знал ответ. Ай да северяне! Два года темнить и отмалчиваться, скрывать то, что, казалось бы, скрыть невозможно… Понятно, зачем им понадобился пилот со специальностью геологоразведчика, и понятно, почему они не воспользовались официальным каналом – через Межзону. Конечно, не велика премудрость геологическая съемка, можно подучить любого, но специалист все же предпочтительнее, пусть даже накормленный психотропной дрянью. С толчками тоже все ясно: направленные ядерные мини-заряды, ускоренный метод. А не маленькое, видно, месторождение на этой стороне, повезло Редуту… Впрочем, Редуту ли еще?

Заверещал распылитель, принимая в утробу четыре листка. Информация, конечно, открытая, хотя и не подлежащая, иной от Пикара не получишь, но все-таки… Нуньес ткнул пальцем в клавишу:

– Кхм… Дежурный, есть что-нибудь новое?