Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!

– И прослыву героем, – хмыкнул я.

– Именно так. Но это все в будущем. А сейчас давайте обсудим то, что нужно будет сделать сейчас. Во-первых, вот письмо для вашего начальства на верфи, – и мистер Патрикеев протянул мне листок бумаги, на котором что-то было написано по-русски. Затем он открыл одно из отделений секретера, стоявшего у стены, и достал оттуда увесистый мешочек, в котором что-то позвякивало.

– А это вам задаток – ведь на нашей службе вы будете получать жалованье. Ваша новая работа опасна и трудна, а потому должна хорошо оплачиваться.

Я стоял с абсолютно обалдевшим выражением лица, а мой собеседник продолжил:

– На первое время вам этого должно хватить. Это именно ваше жалованье на ближайший месяц. А для каждой операции вы будете получать соответствующую сумму на расходы. Начиная с командировки в Ревель…

* * *

3 (15) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк

На вечернюю встречу с императором мы, однако, отправились без нашего медика. Павел прислал ответ на мою записку, в которой говорилось, что он будет очень рад познакомиться с врачом из будущего, но коль сегодня разговор пойдет о вещах серьезных, то лучше будет, если при сем будет присутствовать ограниченный круг лиц. Из чего мы пришли к выводу, что в Петербург прибыл граф Аракчеев, который уже имел приватный разговор с царем.

И мы не ошиблись. В личных покоях императора помимо Павла находился высокий худощавый мужчина, чуть сутуловатый, с мрачным выражением лица. На нем был генеральский мундир с орденом Иоанна Иерусалимского на груди. Я сразу же узнал в этом человеке Алексея Андреевича Аракчеева, генерал-инспектора артиллерии Русской армии. Именно таким он был изображен на известном портрете работы Джорджа Доу, висящем в Военной галерее 1812 года в Зимнем дворце.

– Вот, сударь, – сказал Павел Аракчееву, делая приглашающий жест в нашу сторону, – познакомься с людьми, ниспосланными Богом для спасения меня и нашего Отечества. Это ученый, знающий все тайны нашего времени, господин Патрикеев, – Павел указал на меня, – а это славный воин из будущего, подполковник Михайлов, – после этих слов Игорь кивком приветствовал Аракчеева.

– А господину Патрикееву действительно известны все наши тайны? – неприятным скрипучим голосом произнес Аракчеев. Похоже, что «преданный без лести» был весьма недоволен тем, что у императора появились новые советники, на которых граф пока не имеет никакого влияния.

Я усмехнулся. Алексей Андреевич хочет меня проэкзаменовать? Что ж, посмотрим, как это у него получится.

– Да, граф, – ответил я. – Я знаю многое из вашего прошлого и будущего. Например, мне известно, где и как вы умрете. Но не будем о грустном. Тем более что вы почти мой земляк. Неподалеку от сельца Гарусова, где вы изволили появиться на свет, находится деревня, в которой у меня куплен небольшой домик. Летом я иногда там отдыхаю… извините, отдыхал – ловил рыбу, собирал грибы и ягоды. Все-таки красивые места в Вышневолоцком уезде.

Ваш батюшка, Андрей Андреевич, отставной поручик Преображенского полка, несмотря на бедность: двадцать крестьянских душ – это ведь совсем мало, – сумел дать вам начальное образование, а когда вы изъявили желание поступить в Инженерный и сухопутный шляхетский корпус, отправился вместе с вами в Петербург, дабы походатайствовать о вашем приеме на учебу.

Не буду рассказывать про все унижения, которые вам пришлось пережить за те страшные полгода, покуда вы с отцом безуспешно обивали пороги влиятельных лиц, пытаясь добиться от них благосклонного решения вопроса о вашей учебе. Напомню только о рубле серебром, который вам с отцом подал, словно милостыню, митрополит Гавриил. На них вы прожили десять дней, пока вас, наконец, не принял генерал Петр Иванович Мелиссино, сжалившийся над вами и велевший зачислить вас на учебу в Шляхетский корпус. Это было в июле 1783 года. Вы, граф, пошли с отцом в церковь, но у вас не осталось денег даже на то, чтобы поставить свечку, и вы благодарили Бога за милость Его одними земными поклонами…

Лицо у Аракчеева вытянулось. Он был явно напуган – ведь такие подробности его биографии, о которых граф предпочел забыть, известны были лишь ему. А император, внимательно слушавший мой рассказ, покачал головой и сочувственно взглянул на своего любимца.

– Да, господин Патрикеев, – произнес Аракчеев с некоторым подобострастием и уважением, – теперь я вижу, что вы человек необыкновенный и вам действительно доступно то, что известно немногим.

– Ну вот и отлично, граф, – кивнул Павел. – Тогда давайте поговорим о деле. Заговор, который в их истории закончился цареубийством, раскрыт. Предводители его арестованы. Остальные же находятся в смятении, и можно сказать, что теперь они уже не опасны…

– Извините, государь, – вмешался в разговор Игорь Михайлов, – но говорить о том, что заговор ликвидирован, а заговорщики не опасны, было бы преждевременно. Как нам удалось установить, следы заговора ведут в Лондон. Именно там, в Лондоне, и было принято решение сменить вас на троне, чтобы снова стравить Российскую империю с Францией Наполеона Бонапарта. И пока вы живы, государь, британцы не оставят вас в покое. Тем или иным способом они будут пытаться свергнуть вас с престола или убить.

– Ну, господин подполковник, я не из пугливых, – улыбнулся Павел. – Тем более, что вы, с помощью ваших чудесных механизмов и оружия не дадите им это сделать. А что касается попыток поссорить нас с французским «Цезарем»…

Император подошел к столу, и взял оттуда лист бумаги, на котором было что-то написано по-французски.

– Я набросал письмо Первому консулу Франции Наполеону Бонапарту, дав свое согласие на совместный поход русских и французских армий в Индию, захваченную британцами. Скажите, господин Патрикеев, в вашей истории такой поход состоялся и, если да, то, чем он закончился?

– Государь, после вашего убийства все приготовления к совместному походу были свернуты. Отряд донских казаков атамана Василия Орлова, численностью двадцать две с половиной тысячи сабель и при четырнадцати орудиях, достигший к тому времени Волги, вернули назад. В общем-то, это было правильное решение – поход не был подготовлен, и казаки вряд ли смогли бы добраться до Индии. К тому же из-за раннего вскрытия рек донцам часто приходилось менять маршрут, вследствие чего обозы отставали, и кони и люди оставались без продовольствия и фуража. Но британцы были напуганы насмерть самой мыслью о потере Индии.

А вот план, предложенный Наполеоном, вполне мог завершиться успешно. Ведь Бонапарт использовал записки французского маркиза де Сент-Жени, который еще в 1791 году обратился к императрице Екатерине с планом похода на Индию через Бухару и Кабул. Местом сосредоточения войск должен был стать Оренбург. По мнению маркиза, стоит появиться в пределах Индии армии, враждебной англичанам, как там вспыхнет восстание против захватчиков. Императрица с интересом отнеслась в идее де Сент-Жени. Правда, до реализации этого плана дело не дошло.

В данный же момент надо вернуть назад отряд Орлова, пока он еще не понес больших потерь от болезней. Нам же стоит вспомнить о другой опасности, которая подкралась к нам с Запада. В самое ближайшее время на Балтике может оказаться британский флот. Номинально им командует адмирал Паркер, но фактически руководит всем заместитель Паркера, адмирал Горацио Нельсон. Это очень опасный противник – смелый, напористый, талантливый и жестокий.

Нельсон хочет нейтрализовать Данию, пройти проливы, дождаться, когда растают льды в восточной части Балтийского моря, после чего напасть на Ревель и Кронштадт. 12 марта – в день вашего убийства – королевский флот вышел в море из Грейт-Ярмута. А 2 апреля, после того как датчане откажутся выйти из Союза, заключенного Данией, Россией, Швецией и Пруссией, Нельсон нападет на датские корабли и плавучие батареи, защищающие Копенгаген. В нашей истории у стен датской столицы произошло ожесточенное сражение, в ходе которого обе стороны понесли большие потери. Нельсон сумел заставить датского принца-регента Фредерика выйти из Союза и пропустить британские корабли через проливы в Балтийское море. Потом, отремонтировав изрядно поврежденные датскими ядрами корабли, Нельсон направился к Ревелю…

– И наши моряки дали там достойный отпор этому зарвавшемуся наглецу? – спросил Павел.

– Нет, государь, – ответил я. – Новый русский император решил замириться с Британией, и Нельсон, выполняя приказ, поступивший из Лондона, постояв несколько дней на рейде Ревеля, отправился назад в Англию.

– Сейчас все будет совсем по-другому, – вступил в разговор Игорь Михайлов. – Вы, государь, слава богу, живы и капитулировать перед британцами не намерены. Адмирал Нельсон – человек упрямый, азартный и самоуверенный – наверняка нападет на Ревель. Надо дать ему отпор и постараться уничтожить как британские корабли, так и самого Нельсона…

– Да, но сможет ли наш флот это сделать? – задумчиво произнес Павел. – Британские моряки опытны и отважны. А адмирал Нельсон уже успел прославиться в сражении при Абукире.

– Для русских моряков нет ничего невозможного, – твердо сказал подполковник Михайлов. – Надо только достойно подготовиться к встрече врага. И эту подготовку следует начать прямо сейчас…

* * *

4 (16) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

Пока мои коллеги занимались политическими вопросами и общались с царем и его приближенными, мы со своими ребятами активно искореняли крамолу. С помощью «жучка», который удалось закрепить на мундире генерала Беннигсена, нам удалось узнать много интересного. Ганноверец, заявившись в особняк братьев Зубовых, «обрадовал» «братьев-разбойников» сообщением о том, что лошадь, на которую они поставили, захромала и сошла с дистанции. То есть даже если им каким-то образом и удастся свергнуть с трона императора Павла, то его место займет не удобный для всех Александр Павлович, при котором будет «все как при бабушке», а его брат Константин Павлович. Зная его крутой нрав и вспыльчивость, вожди заговора прекрасно понимали, что новый русский император может стать «вторым изданием, дополненным и улучшенным» своего отца. И вполне вероятно, что заговорщики, почувствовав твердую руку Константина I, не раз вспомнят с умилением «доброго царя Павла Петровича».

Беннигсен попытался успокоить братьев, которые изрядно струхнули от полученных известий и уже решили было на всякий случай отъехать в свои имения, чтобы отсидеться там и выждать, чем все закончится. Длинный Кассий сказал им, что ему необходимо посоветоваться с другом из Лондона, который подскажет, как надо себя вести в сложившейся ситуации.

– Господа, еще не все потеряно, – стараясь придать своему голосу уверенность и бодрость, заявил Беннигсен. – В конце концов, вслед за батюшкой можно будет отправить в преисподнюю и его сына. И тогда на российский престол взойдет император Александр. То есть произойдет то, на что мы с вами рассчитывали. Разница лишь в том, что крови прольется чуть больше. Но нам ли, старым солдатам, бояться крови?!

Зубовы немного приободрились и стали лихорадочно прикидывать, кто из их общих друзей и единомышленников может принять участие в новом заговоре. Конечно, самая страшная потеря для заговорщиков – это арест генерала фон Палена. Другого такого организатора и идейного вдохновителя вряд ли удастся найти. К тому же граф слишком много знал. Николай Зубов сказал, что у него есть свои люди в Тайной экспедиции и он постарается сделать все, чтобы Пален скоропостижно скончался в застенках Алексеевского равелина, унеся с собой на тот свет все тайны заговорщиков.

Я взял это заявление Зубова на заметку и приказал от имени императора Павла (император дал мне право отдавать подобные приказы) главе «КГБ» императора Павла, тайному советнику Макарову, усилить охрану генерала Палена. А само наблюдение за арестантом я поручил поручику Бенкендорфу. Я знал, что Александр Христофорович всегда тщательно и скрупулезно выполняет приказы начальства. Думаю, что после этого приказа он не спустит с Палена глаз и не допустит, чтобы столь ценный свидетель ушел от нас в «страну вечной охоты».

Главным же, что я сумел выяснить из разговора Беннигсена с братьями Зубовыми, было то, что они полны решимости добиваться своей цели – свергнуть императора Павла, и что у заговорщиков имеются зарубежные кураторы и финансисты. Генерал Беннигсен прямо заявил, что Лондон готов заплатить участникам заговора любые деньги в случае устранения русского царя, и обещал оказать им вооруженную поддержку.

– Как вы помните, господа, – сказал он, – из портов Британии в самое ближайшее время должна выйти мощная эскадра, состоящая из сотни боевых кораблей с морскими пехотинцами на борту. Командует эскадрой престарелый адмирал Паркер, а его заместителем и фактически руководителем всей экспедиции является герой сражения в устье Нила[24 - Так британцы называли сражение при Абукире.] адмирал Горацио Нельсон. Британцы настроены решительно – они собираются под угрозой начала боевых действий заставить страны, примкнувшие к России и объявившие вооруженный нейтралитет, отказаться от этого самого нейтралитета и перейти на сторону Британии. И будьте уверены – они этого добьются.

– Это было бы весьма своевременно! – воскликнул Платон Зубов. – Ведь разрыв с Англией наносит вред всей нашей заграничной торговле. Российское дворянство, которое получало доход от своих поместий, продавая за море хлеб, корабельный лес, сало, пеньку и лен, теперь не знает – куда все это девать. Потому-то дворянство и ненавидит Павла, подрывающего его благополучие… Безрассудный разрыв с Англией идет во вред всему дворянскому сословию.

– Полностью согласен с вами, – кивнул Беннигсен. – Разрыв торговых связей между Россией и Британией вреден и для английских промышленников и купцов. И потому они не пожалеют денег для того, чтобы восстановить то положение дел, которое существовало при императрице Екатерине.

Покинув особняк братьев Зубовых, Беннигсен отправился в сторону Адмиралтейства. Там он свернул на Галерную улицу и, прогулявшись по ней, внимательно огляделся, словно проверяя, нет ли за ним слежки, после чего нырнул в дверь одного дома. Похоже, что там жил тот самый куратор из Лондона, с которым генерал встречался в Летнем саду. За домом было тут же установлено усиленное наблюдение.

А пока в Михайловский замок стали прибывать по вызову императора офицеры, замешанные в заговоре. Всех их по одному провожали в библиотеку, где заговорщиков ждала встреча с Павлом.

Это было зрелище, достойное богов. Взор царя был строг и грозен. У большинства из заговорщиков – а многие из них уже успели отличиться в войнах, которые велись в царствование матушки Екатерины и нынешнего монарха – при виде грозного императора подкашивались ноги и начинал заплетаться язык. Павел же произносил речь в стиле Тараса Бульбы: «Ну что, сынку, помогли тебе твои британцы?» – после чего следовало полное раскаяние и просьба к царю простить неразумных чад своих.

Император не требовал у проштрафившихся гвардейцев сообщить ему «пароли и явки», а по-отечески журил непутевых офицеров и обещал не лишать их живота, то есть не казнить лютой смертью. Однако их гнусные замыслы должны были быть наказаны, а посему виновным предлагалось на выбор – или быть разжалованными в солдаты и искупить вину кровью в бою с врагами империи, или отправиться в острог, где и пребывать до самой смерти под строжайшей охраной. Вполне естественно, что почти все офицеры выразили желание попасть в первый в России штрафбат.

Избежали такой душеспасительной беседы лишь самые отпетые заговорщики, вроде братьев Зубовых и гвардейцев Яшвиля, Скарятина, Татаринова и Бороздина, женатого на дочери Ольги Жеребцовой. Их отправили прямиком в Петропавловку. Туда же угодили и явные предатели – капитан Аргамаков, поручик Марин и еще несколько офицеров, которые, нарушив свой долг, оказали в нашей истории прямое содействие цареубийцам.

Словом, к утру нынешнего дня основное ядро заговорщиков было обезврежено. При этом никто из них не оказал сопротивления – боевые офицеры покорно, словно нашкодившие дети, отдавали стражникам оружие и послушно садились в черные кареты с зарешеченными окнами, заменявшие в здешнем мире автозаки.