Встречный удар

Там собрали не только нас, бывших пленных с оружием в руках (причем с трофейным). Были там и те немногочисленные «счастливцы» из числа немцев, попавших к нам в плен, а также их врачи, персонал армейского госпиталя и санитарного поезда, что застрял на станции в момент нападения, механики одного из дивизионных рембатов, внезапно захваченные передовым отрядом по дороге, ну и еще те из гарнизона станции и выгружавшихся на ней частей, что в момент нападения умудрились хорошо спрятаться и были обнаружены лишь потом, когда накал боя спал.

Майор госбезопасности зачитал приговор (сначала на русском, потом на немецком):

– За военные преступления, совершенные в отношении советских граждан, массовые убийства и пытки, военным трибуналом к смертной казни через повешенье приговаривается полковник германской армии Отто Хайнрих Редель… – майор ГБ махнул рукой. – Повесить его за шею, и пусть висит так, пока не умрет!

Когда переводчик дочитал немецкий текст, два здоровенных сержанта, которых все почему-то звали «унтерами», подтащили связанного и извивающегося червяком немецкого полковника к петле. Грузовик тронулся – и вскоре «жирный боров», как называли его наши товарищи, бессильно задергал в воздухе ногами.

Когда конвульсии прекратились, особист бригады ОСНАЗА продолжил свою речь:

– Товарищи, за тех, кого мы не сумели спасти, мы отомстим. Мне даже страшно подумать, что будет, когда наша армия войдет в Германию. Каждый советский солдат должен помнить – как минимум за него отомстят. Каждый немец должен знать – сражаясь на стороне гитлеровской своры, он только увеличивает счет, который будет предъявлен немцам после войны. Как сказал их Бисмарк – русские всегда взыскивают свои долги. Все, товарищи, разойдись!

Генерал-майор Бережной, который вместе со своими комбатами стоял недалеко от нас, заметил кому-то:

– Хорошо, но мало. Теперь так же Гиммлера с Герингом – и порядок…

Командиры засмеялись и продолжили разговор о чем-то своем, мне непонятном. Я отвернулся, чтоб не подумали, что подслушиваю. Вечером бригада уйдет дальше, а мы останемся в круговой обороне. Но мы не одни, мы не брошены и не забыты. У нас есть рация, по которой можно вызвать на подмогу авиацию, а днем транспортными геликоптерами в Крым были отправлены все, кто не могут держать в руках оружие. У нас много трофейного оружия и боеприпасов – даже больше, чем бойцов, которые это оружие могут держать. А еще бригада скинула на нас всех пленных, кроме танкового рембата. Как сказал командир танкового батальона, майор Деревянко, «нам они нужнее».

В общем, я думаю, что мы продержимся и дождемся, когда сюда придет фронт. Наверное, как было и во время войны с Наполеоном – настало время гнать их туда, откуда они пришли.

18 января 1942 года. 05:05. Северная Таврия. 50 км до ст. Запорожье

Командир бригады генерал-майор Бережной

Воет метель, мерно рычат дизеля. Бригада идет на север по степям Таврии, все дальше удаляясь от Крыма. Впереди – крупный железнодорожный узел и промышленный центр Запорожье. Из-за метели пришлось оставить вертолетную группу в Каховке, хотя их мобильное БАО идет с нами. Когда все это кончится, они, уже заправленные и обслуженные, смогут или вернуться в Крым, или нагнать нас в любой точке маршрута. А вот колонну автомобилей и тягачей по вражеским тылам в одиночку не пустишь.

Так и идем, пробиваясь сквозь снежные заряды. Час назад мы разгромили станцию Федоровка. Передовая группа в составе роты танков КВ-1 и роты морской пехоты на трофейных полугусеничниках выскочила на нее глубокой ночью. Немцы не ждали, что мы будем двигаться ночью, да еще и в такую погоду, и банально спали. Короткий бой с гарнизоном больше напоминал резню. Да и что там за гарнизон – немецкие нестроевые тыловики и полицаи. Ребята порезвились там на совесть – заминировали и взорвали стрелки, вывели из строя маневровый и два линейных паровоза, уничтожили водокачку, полили маслом и подожгли кучи угля. На станции были обнаружены четыре теплушки с уже знакомыми буквами «RUS». Но внутри бойцы нашли только трупы. В трех вагонах военнопленные, в четвертом дети – похоже, что детский дом. Одно дело читать о таком в книгах, и совсем другое – видеть воочию. Если завтра товарищ Сталин прикажет спалить в термоядерной геенне, к примеру, Берлин, то скорбь моя дольше тридцати секунд не продлится. Да, наверное, так думали и наши бойцы, когда шли к Берлину. А потом, кормили немецких детишек из своих полевых кухонь. А пока мы идем на север, уничтожая все немецкое, что встречается на нашем пути. Если бы тот немецкий полевой госпиталь попался нам сегодня, то не знаю, сумел бы я удержаться от соблазна или нет…

Я постукиваю карандашом по карте. Запорожье, если возьмем, то как отдать обратно? С другой стороны, попытка его удержать приведет к распылению бригады. Или даже к остановке рейда. Запорожье, Синельниково, Павловград, Лозовая… Все крупные транспортные узлы, разгром которых будет для немецкого командования, гм, крайне неприятен. Тогда против нас будут бросать все, что найдут, невзирая на лица. Чем ближе мы к Василевскому, тем злее будут немцы. Разведка доложила, что у каждой крупной станции есть живой щит из пленных. Но вопрос в другом: живы они или давно погибли, как в Федоровке? И еще – найдем ли мы, чем их вооружить? В Каховке были тылы кампфгруппы Гудериана, да и на поле боя наши трофейщики собрали все до последнего карабина и последнего патрона. Кое-какие излишки мы везем с собой, но этого очень мало, не хватит даже еще на один Каховский отряд. А безоружные пленные нам не подмога, а лишь обуза. Задерживаться же в немецких тылах совсем не резон. У операции «Полынь» есть свои сроки. Разве что…

Поднимаю голову – напротив меня сидит Алена и, подперев щеку рукой, смотрит на меня жалостливо, по-бабьи. Провожу рукой по щеке – точно, щетина, уже вторые сутки не нахожу времени, чтоб побриться. Алена вздыхает и кладет свою руку поверх моей, шепчет: «Милый мой…» – потом смотрит в глаза и молчит, аж мурашки по спине. Да будет он благословен, век натуральных женщин, без синтетики в теле и без фальши в душе…

Усилием воли возвращаюсь к делам. Наших пленных, которых мы освободим на промежуточных станциях… не выгружать, а прицепить к эшелонам паровозы и двигать их вместе с нами до Лозовой. А дальше посмотрим – может, сделаем там базу бригады: оттуда до фронта всего километров пятьдесят-семьдесят… А пока степь, метель, влюбленная женщина, следующая станция Запорожье – через три, нет, простите, через два с половиной часа.

18 января 1942 года. 08:15. Севастополь, Северная Бухта, ракетный крейсер «Москва»

Командир корабля капитан 1-го ранга Остапенко

Приказ контр-адмирала Ларионова поднять крейсер по «Боевой Тревоге». Квакают ревуны, мигают транспаранты. Сообщение с нашей ПЛ «Алроса», что дежурит у горла Босфора: «Пролив форсирует итальянская эскадра. Два линкора, «Литторио» и «Джулио Чезаре», четыре крейсера и эсминцы». Твою мать! Вот так всегда: как только что-то налаживается, так незваные гостьи лезут через забор. Неплохо, наверное, Алоизыч на Иненю наехал, раз тот пропустил линкоры в Черное море. Да и у дуче наверняка седых волос прибавилось. Сколько его итальяшек у нас на Восточном фронте? Ветер, метель – наверняка они думают, что наши самолеты не смогут вылететь. Смочь-то они смогут, но не надо. Есть инструкция товарища Сталина о применении наших тяжелых вооружений. Адмирал Кузнецов сейчас на командном пункте Черноморского флота. Наверняка его тоже уже подняли на ноги.

Звонок на КП флота:

– Николай Герасимович, вариант «Вьюга», прошу разрешения на применение главного калибра.

Адмирал Кузнецов, слава богу, не тормоз, и ответ следует сразу же:

– Действуйте! Норма расхода – две единицы на линкор. – (Ага, наверное, ему уже доложили все расклады). – Крейсера пока не трогайте – посмотрим, что они будут делать, когда мы прихлопнем их больших парней: пойдут они к Севастополю одни или повернут назад на свои базы?

Стремительно несутся секунды; палуба опустела, задраены все люки, команда на боевых постах. Целеуказания введены, пошел отсчет. Десять, девять, восемь…

Мой замвоспит (по-здешнему военком) толкает меня локтем вбок, показывая куда-то назад. Оборачиваюсь. Через боковое остекление рубки видны маленькие фигурки командиров и адмиралов на площадке перед входом на КП флота. Ну точно – начальство вышло полюбоваться, а то когда еще какой-нибудь дурак подставится под наш большой молоток. Интересно всем. И «Молотов» и «Ташкент», не говоря уже о «Парижской коммуне», наверняка ощетинились биноклями – вон как мостики и надстройки почернели от народа. Отсчет продолжается: два, один… Пуск!

С оглушительным грохотом первый «Вулкан» выпрыгнул из своего гнезда, в котором он сладко спал всю свою жизнь. Отгорел и нырнул дымным хвостом в море твердотопливный ракетный ускоритель. Лишь бы не зашиб кого-нибудь ненароком… Получив поправку с самолета целеуказания, ракета довернула влево и легла на боевой курс. Через восемь секунд все повторилось. Перед нами все затянуло сплошная белая пелена. Дальнейшие два пуска можно было почувствовать только по грохоту и содроганию палубы под ногами. Почти полная дальность: четыреста пятьдесят километров, время полета ракеты к цели – двенадцать минут. Пуск-то не учебный, других «Вулканов» у нас нет: за каждый потраченный зря спросят по всей строгости.

Командир БЧ-2 смотрит на секундомер. Все правильно рассчитали итальяшки – кто там у них командует, Карло Бергамини, что ли? Шторм, волна – авианосец не сможет поднять свою авиагруппу, а без нее наши корабли беззащитны перед двумя мощными линкорами. «Парижская коммуна» им не конкурент. От подлодок крупные корабли защитит стая эсминцев. Только вот на наши «Вулканы» они не рассчитывали…

На экране маленькие зеленые точки одна за другой приближаются к красно-оспенной сыпи итальянской эскадры. Среди точек поменьше выделяются две жирные красные кляксы. Еще немного… Слились! Ну что там?!

Доклад с самолета целеуказания:

– Первая и вторая – попадание в головной линкор. Третья и четвертая во второй! Повторяю, все ракеты попали в цель…

Победный крик моих офицеров оглушает.

С «Алросы» докладывают, что оба линкора тонут. Головной – после взрыва погребов. Тот, что шел за ним, тоже, кажется, не жилец, но на дно пока идти не спешит. Командир «Алросы» кавторанг Павленко не удержался – сунул одному крейсеру под винты торпеду. Теперь у итальянцев, кроме двух утопленников, еще один безногий инвалид.

Они, кажется, даже не поняли, что это была подлодка. Покрутившись вокруг эскадры, эсминцы помчались спасать тонущих. Но кого можно спасти в шторм и метель… Все, вариант «Вьюга» сработал – теперь вряд ли итальянцы рискнут послать в Черное море хотя бы один свой корабль…

19 января 1942 года. Вечер. Лондон. Бункер премьер-министра Англии

Премьер-министр Уинстон Черчилль и глава SIS Стюарт Мензис

Черчилль вызвал начальника британской разведки в свой бункер, расположенный в пяти минутах ходьбы от Биг-Бена. Сэр Уинстон хорошо знал Стюарта Мензиса еще до того, как стал премьер-министром, и потому решил быть с ним откровенным. Приходящая по разным каналам информация о странных событиях в районе Крыма не давала покоя Черчиллю. Внутреннее чутье опытного политика подсказывало ему, что там творится нечто такое, что со временем скажется на ходе боевых действий на всем советско-германском фронте.

Поначалу ничего необычного там замечено не было. Советы решили деблокировать осажденный немцами Севастополь и освободить весь Крымский полуостров. Для этого они, со своей обычной неумелостью, в конце 1941 года высадили десант своих войск в Керчи и Феодосии. Причем, согласно достоверных данных, при высадке потери были больше, чем непосредственно во время боевых действий. Затем, в январе 1942 года командование Красной Армии провело еще одну десантную операцию, на этот раз в Евпатории. Черчилль хорошо знал историю Восточной войны 1853–1856 годов, в которых участвовали и его родственники. Под Балаклавой в рядах бригады легкой кавалерии был убит среди прочих лорд Мальборо – дед Черчилля. Так что он хорошо представлял местоположение частей 11-й армии вермахта и район высадки русского десанта. А вот с этого момента и началось НЕЧТО, удивившее штабных аналитиков британской армии и смешавшее все расчеты английского премьер-министра.

Из источников, заслуживающих доверия, через Москву, Анкару и Берлин в Лондон стала поступать информация об эскадре кораблей неизвестных типов, появившихся у Евпатории. Всех имеющих доступ к этой информации шокировал тот факт, что корабли несли на мачтах Андреевские флаги. Особенно удивляло Черчилля то, что среди этих кораблей был огромный, не менее трехсот пятидесяти ярдов в длину, авианосец с загнутым вверх как у турецкой туфли носом. Зная досконально боевой состав флотов стран-участниц второй мировой войны, он был на сто процентов уверен, что среди боевых единиц Рабоче-Крестьянского Красного Флота нет ни одного корабля, даже отдаленно похожего на авианосец. Тем не менее корабль такой на Черном море имеется, и самолеты с него взлетают исправно. Именно эти самолеты с фантастическими боевыми характеристиками устроили люфтваффе настоящий террор, фактически уничтожив германскую авиацию на южном фланге советско-германского фронта. Они, словно играючи, смели с неба эскадру бомбардировщиков люфтваффе, специально предназначенную для атак боевых кораблей. В свое время эта эскадра попортила немало крови кораблям британского королевского флота. Но стоило ей прибыть на Черное море, как от нее после первого же вылета не осталось ни одной боевой машины. А история с попыткой люфтваффе совершить налет на русскую эскадру, курсирующую в виду Босфора? Где это видано, чтобы зенитный огонь был такой плотности, что ни один германский бомбардировщик не смог прорваться к кораблям и сбросить хотя бы одну бомбу на цель! И это после разгрома Констанцы и Плоешти. Сталин запугал турок насмерть. Иненю дрожит как осенний лист при мысли, что немцы когда-нибудь кончатся, а аппетит при таком ходе дел у русских будет только расти.

При этом те летчики, кому посчастливилось вовремя покинуть свои разваливающиеся в воздухе самолеты и раскрыть парашюты, уже никому ничего не расскажут. Они или подобраны русскими кораблями, или утонули в ледяной январской воде. В это время года даже на Черном море далеко не курортные условия.

А на Крымской земле десант, высаженный с кораблей этой таинственной эскадры, легко разгромил 11-ю армию генерала Манштейна и вместе с частями РККА освободил весь Крым. Агенты докладывают, что бойцы этого подразделения… носят погоны. Не совсем такие, какие носили офицеры и солдаты Российской императорской армии, но очень и очень похожие. Поражает уровень подготовки солдат и оснащенность десанта новейшей боевой техникой, в составе которой есть даже боевые геликоптеры. Когда бригада громит армию, у многих появляются в голове нехорошие мысли. И главные из них: что будет дальше? Что хочет дядюшка Джо? Кто будет следующим, когда усатый черт до конца доест Адольфа?

Именно эти и многие другие вопросы премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль задал несколько дней назад начальнику своей разведки. С тех пор случилось еще много интересного. Затаившаяся было бригада выскочила из Крыма как чертик из табакерки, походя смахнув кампфгруппу бедняги Гудериана. Итальянская эскадра адмирала Карло Бергамини сунулась было в Черное море, но, потеряв с ходу, по невыясненным пока причинам, два линкора и крейсер, подобно своре побитых псов убралась обратно. Адмирал, кстати, остался на дне вместе с флагманским линкором «Литторио». Турки в переговорах стали уклончивы до невероятности… Неужели и тут поработал господин Сталин? Появились сведения о скором визите в Анкару советского высокопоставленного дипломата. Генерал Деникин выступил с обращением к соотечественникам забыть все прошлые обиды и по примеру героев, громящих сейчас германских захватчиков, идти и сражаться вместе с Красной Армией. Во французском Алжире, по полученным данным, формируется Новая Добровольческая армия. Генерал Краснов с кучкой прогерманских лакеев оказался в подавляющем меньшинстве. Сэра Уинстона трясло. Сталин сказал «Родина-мать зовет», – и Седые Волки снова вспомнили запах крови. Псу под хвост пошли все британские старания заставить русских убивать русских. Как, как ему это удалось?!

Стюарт Мензис прибыл точно в назначенное ему время. Черчилль решил переговорить с ним в Большом зале для заседаний. Глава МИ-6 уже успел подобрать документы, которые могли бы пролить свет на происходящее в Крыму и вокруг него. Впрочем, достоверной информации было мало, а вот слухов и домыслов, наоборот, имелось в огромном количестве.

Поздоровавшись с Мензисом, Черчилль непринужденно развалился в своем любимом кресле в зале заседаний, после чего с удовольствием закурил душистую гаванскую сигару.

– Стюарт, мы с вами знакомы уже не один год, – начал он, – скажите, как на духу – вас не настораживает возня вокруг этой странной эскадры, словно с неба свалившейся в Черное море?

– Сэр, я служу короне уже много лет, – ответил тот, – и от всего происходящего в Крыму у меня буквально шерсть на загривке встает дыбом. Сейчас мы не можем предугадать и половины ходов русских, отчего просто голова идет кругом. Я думаю нашему коллеге Канарису ничуть не легче. Он уже обратился к нам по неофициальным каналам с предложением сотрудничество в этом вопросе. Особенно большой шок и у нас и у гуннов вызвали Андреевские флаги на мачтах кораблей эскадры, погоны на плечах у офицеров и матросов. И в то же время совершенно бесконфликтные отношения между офицерами этой эскадры и командирами Красной Армии и Черноморского флота СССР. Больше того, по нашим данным, эти корабли посетил сам глава их НКВД Лаврентий Берия, причем уехал оттуда чрезвычайно довольный. Командует сейчас «Объединенным флотом» нарком ВМФ Кузнецов. А те командиры и комиссары, что попробовали возбудить враждебность к этой эскадре, были арестованы НКВД и вскоре расстреляны. Обвинение – троцкизм. Что-то тут нечисто…

– А что говорят по этому поводу ваши аналитики? Ведь они уже, наверное, успели проанализировать всю полученную информацию и сделать предварительные выводы?

– Сэр, они непрерывно работали в течение нескольких суток. Для анализа использовались не только материалы, полученные нашими спецслужбами. Сэр, вы, наверное, помните, что я вам докладывал о доверительных отношениях, установленных нашей службой с адмиралом Канарисом…

Черчилль утвердительной кивнул, не вынимая сигары изо рта.

– Так вот, мы получили от его фирмы дополнительную информацию, что называется, из первых рук. Она использовалась при анализе. Скажу честно, мои ребята работали с полным напряжением. Несколько человек оказались на грани умопомешательства… Мы поместили их в специализированную закрытую клинику.