– Может, у тебя что-то полезное найдётся? – спросил Стриж у спящей, вспомнив о сумке.
Бутербродов там не будет, но может что-то вроде местного лембаса отыщется? В конце-концов, эльфы же тут обитают. Очень голодные эльфы.
В сумке при тщательном осмотре не обнаружилось ничего, кроме металлической шкатулки с изображением явно хищной птицы.
Справившись с незатейливой щеколдой, Лёха открыл крышку и разочарованно вздохнул: вместо чего-то дельного внутри, аккуратно разложенные по ячейкам, располагались ювелирные украшения. В отдельном отсеке лежали белые тканевые перчатки на женскую руку: наверное, их полагалось надевать, прежде чем начать перебирать побрякушки, дабы не залапать благородный металл.
– Женщины… – Стриж не сдержал ещё один разочарованный вздох. – Это ж додуматься: сбегать в лес, прихватив лишь ювелирку.
Поразмыслив, он всё же признал, что при наличии рядом поселений такой выбор имел смысл. Украшения лёгкие и, вероятно, ценные. Такие можно обменять и на припасы, и на лошадь, а может и на охрану.
Вот только ближайший магазин, готовый сменять золото на еду, неизвестно где, а есть хочется здесь и сейчас.
Вытряхнув на ладонь одну из побрякушек – что-то вроде медальона-пентаграммы, которые так любят таскать представители разного рода субкультур, – Лёха озадаченно нахмурился. Вещица была холодной. Не прохладной, как полагается металлу, а просто ледяной.
Он попытался скинуть странную побрякушку обратно в мешочек, но та будто намертво примёрзла к коже.
– Что за… – Стриж затряс рукой, стараясь сбросить проклятую цацку, но медальон продолжал охлаждаться, обжигая не хуже огня.
Хотелось орать от боли, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Тело скрутило судорогой, Лёха упал в траву и осознал, что не может даже пошевелиться.
Всё, что ему оставалось – с ужасом наблюдать, как медальон погружается в ладонь, словно нож в масло. А потом в уши врезался тот самый инфернальный звук, с которого началась атака на лагерь.
Перед тем, как сознание угасло, Стриж успел подумать о том, как бездарно завершилась его короткая вторая жизнь.
В этот раз тоже не было ни жемчужных врат, ни апостола Петра. Лёху трясли, как грушу, периодически отвешивая жгучие пощёчины.
– Деспиэрта, гринго![9 - Деспиэрта, гринго! – очнись, чужак (исп.)] – в голосе Мии смешались тревога и злость.
С трудом разлепив внезапно ставшие тяжёлыми веки, Стриж убедился, что чёртов Галилей прав – Земля вертится. Причём под лихим углом и с бешеной скоростью. К счастью, приступ головокружения прошёл до того, как вестибулярный аппарат в союзе с желудком решили выразить протест подобным издевательствам.
– Да не тряси ты меня, женщина… – Лёха сбросил с плеч руки Мии и кое-как принял вертикальное положение. – Ох…
Встряхнувшись, словно вылезший из воды пёс, он оглядел свою ладонь и выругался: на ней красовалось изображение трижды клятого амулета. Золотые линии складывались в знакомый рисунок пентаграммы, а его качество вызвало бы зависть у любого тату-мастера.
И холод…
Стриж так не мёрз ночью, под непрекращающимся дождём, как сейчас, под припекающим солнышком.
– Ну и что это за срань? – вслух задал он риторический вопрос и тут же крикнул Мие. – Не трогай!
Та как раз протянула руку к выпавшему из шкатулки браслету. На её недоумённый взгляд – мол, чего орёшь, болезный? – Лёха сжатым кулаком указал на браслет, обозначая опасность, исходящую от предмета.
Девушка посмотрела на него, как на умалишённого, но руку от украшения убрала и выжидательно выгнула бровь. Стриж кулаком указал на шкатулку, затем продемонстрировал «татуировку» и трижды хлопнул ладонью с оттопыренным большим пальцем по груди – «ранен», – объясняя причину своей отключки.
Девушка перевела взгляд с безобидных побрякушек на Лёху, затем обратно, и отошла на пару шагов от неожиданно-опасных предметов.
Оставив в покое шкатулку, девушка взялась за осмотр «раненого». Особых результатов он не принёс: не было никаких видимых повреждений, не считая татуировки. Зато прикосновения тёплых, почти горячих рук оказались очень приятны.
Стриж трясся от холода с того самого мига, как очнулся, и сейчас он испытывал острое желание скинуть девчонку с тёплого лежака, улечься на прогретые камни и потребовать с магички ответа на главный вопрос последних суток: «Какого хрена вообще происходит?!»
А ещё он бы многое отдал за возможность прижаться к горячей эльфийке и укутаться в сухое одеяло. Вот только одеяла не было, да и Миа вряд ли оценит такой порыв. Она как раз закончила осматривать его глаза, растерянно развела руками, демонстрируя полное непонимание происходящего, и уселась на ствол поваленного иссохшего дерева.
К немалому изумлению, эльфийка опустила руку в траву, подняла птичью тушку и принялась задумчиво её ощипывать. Лёха щёлкнул пальцами, привлекая внимание, показал на птицу, напоминающую фазана, и скорчил вопросительную физиономию, мол, как удалось добыть?
Его мимические потуги Миа истолковала верно. Отложив добычу, она продемонстрировала пращу, сплетённую из его же волос.
– Ну ни хрена себе вас выживанию обучают, – восхитился Стриж, на минуту забыв даже о своих неприятностях.
Немного понаблюдав за умело ощипывающей добычу девушкой, он подошёл к спящей магичке и легонько похлопал её по щекам. Та вяло заворочалась и натянула плащ по самую макушку, прячась от назойливой помехи.
Лёха на секунду замер, борясь с нахлынувшей тоской: точно так же реагировала на побудку его младшая сестра – ровесница этой соплюхи. Он как раз должен был вернуться из командировки к её школьному выпускному.
– Потом сопли пораспускаю, – зашипел сам на себя Стриж.
Не помогло. Он сел рядом с девчонкой и тупо уставился в землю. Сейчас, когда схлынуло напряжение, перед ним отчётливо раскрылась глубина задницы, в которую он угодил. Вся прошлая жизнь закончилась. Командировки, служба, дом – всё, Лёха, забудь и выкинь. Даже тушка твоя бренная – и та теперь чёрти где. Если вообще сохранилась после взрыва.
Стриж взглянул на Мию. Вот кого происходящее, похоже, не выбило из колеи: сидит себе, птаху ощипывает. Никакой лишней рефлексии.
Невозмутимое спокойствие девушки помогло Лёхе собраться. Он жив – это сейчас главное. Остальные вопросы можно решить по ходу дела. Не исключено, что есть шанс вернуться домой и ещё успеть поздравить сестрёнку с выпуском из школы.
А сейчас чтобы выжить нужно разобраться в происходящем.
Стриж встряхнулся и принялся тормошить девчонку, предусмотрительно держась вне досягаемости её рук.
– Подъём, Спящая Красавица! Принца революционная толпа повесила, так что будим как можем!
Успеха он добился только через пару минут. Девчонка походила на больного после наркоза: взгляд мутный, движения вялые, соображает явно с трудом.
Похоже, её всё же чем-то опоили в том шатре.
Когда наконец в голубых глазах беглянки появилось осмысленное выражение, она первым делом плотней завернулась в плащ и, стараясь скрыть дрожь в голосе, спросила:
– Почему я без одежды?
То, что обошлось без пиротехнического шоу, внушало умеренный оптимизм. А вот сам разговор не заладился. Выслушав ответ Мии, девчонка сказала:
– Я не понимаю язык пустотников.
Насколько Лёха успел понять, пустотниками тут называли их с Мией. Но почему они прекрасно понимали каждое сказанное слово что этой девчонки, что ныне покойных стражников, а их слова слушатели не воспринимали? И, раз уж на то пошло, почему они с эльфийкой говорили на разных языках, но при этом оба легко понимали местных?
Вопросы, вопросы.
Поймав опасливый взгляд магички, Лёха верно истолковал его причину и отошёл к костру, взявшись за сооружение вертела из веток.
Вряд ли какая-то девчонка-подросток придёт в восторг, проснувшись в лесу практически голой, да ещё и в компании незнакомого мужика. На этом этапе контакт лучше налаживать Мие.
Та попыталась объясниться жестами: демонстративно выжала край своей рубахи, затем указала на себя, на девчонку, и изобразила, как снимает одежду.