– Ладно уж, будь по-твоему, скачи одна, – миролюбиво ответила Настена.
И Анна умчалась догонять Яна Вышату. Она нашла его в первой сотне воинов, поехала рядом. Тысяцкий с удивлением посмотрел на воина-отрока, спросил:
– Кто такой? Откуда взялся?
Анна улыбалась, ее большие темно-синие глаза светились радостью. Ответила, дабы не томить загадкой молодого витязя:
– Янушка, это я, Анна. – И, потупив глаза, смущенно добавила: – Искала тебя, вот и… нашла.
– Господи, за тысячу верст! Зачем?! – воскликнул Ян и оглянулся: ни полусотни, ни Настены он за спиной не увидел. – И ты одна? Как отважилась?
На лице у Яна была лишь настороженность. Он помнил слова великого князя, помнил жесткий наказ старшего брата держаться подальше от княжны. И сказано Глебом это было тогда, когда Ян бросился в Днепр, дабы спасти Анну. Старший брат словно слышал, когда, неся на руках Анну, он проговорился: «Век бы тебя нес, лебедушка». Шли годы, Анна подрастала, становясь все прекраснее. И Ян, старше ее всего на семь лет, все глубже увязал в пучине дурманящей страсти. Ничто не могло отвлечь его от дум о княжне. Она приходила к нему во сне, легким ангелом кружила вблизи. Но никогда больше ему не удавалось прикоснуться к ней. Даже во сне он летал за нею следом и бегал по острым камням босиком – она оставалась недоступной. С годами Ян понял, что преграды, кои высились между ним, сыном незнатного новгородского боярина, и дочерью великого князя, ему никогда не одолеть. И он смирился с неизбежным, нес мужественно крест, возложенный на плечи судьбой, и не замечал иных девиц, каждая из которых положила бы в его ладони свое сердце. Потому-то он и был так жаден до военных походов. Только в них он забывался от наваждения, которому имя – любовь.
Появление Анны около него за тысячу верст от Киева показалось ему чудом. Он даже не поверил, что видит ее наяву. Но нет, никогда во снах он не видел таких прекрасных, радостных и нежных глаз, такой щедрой улыбки и сверкающих белизною первого снега зубов. Рядом с ним ехала сама княжна Анна – и это был не сон. И было похоже, что она вольна в своих действах, потому как не оглядывалась назад: ничто не грозило ей из-за спины окриком или опасностью. И Ян Вышата наконец обрел дар речи:
– Я у твоих ног, любушка. Чем заслужил твою милость, что помчалась за мной на край света?
– Полно, Янушка, будто не ведаешь, – ответила Анна.
– Но близ тебя бушевали страсти. Как вырвалась из них?
– И не спрашивай, Янушка. Как удалось овраги осилить, и не ведаю того. Да они отныне позади. Тебя хочу спросить: рад ли, что явилась? Не завернешь меня в Киев?
Ян понимал, какие преграды пришлось преодолеть Анне ради него. Из груди молодого воеводы все, что хранилось под крепким замком, вырвалось на простор и улетучилось, с лица схлынула напускная хмурость, под пшеничными усами появилась милая улыбка, серые глаза наполнились солнечным светом, и он выдохнул:
– Ты принесла мне радость на всю жизнь!
И после этого Анна и Ян долго ехали молча, лишь не спускали друг с друга влюбленных глаз. Но до ночного привала было еще далеко, и время поговорить у них нашлось.
Уже к вечеру возле Анны появился еще один молодой воин – Настена в сопровождении Анастаса. Увидев их вместе, Анна засмеялась:
– Вот уж, право, пара голубков – Настас и Настена.
Княжна заметила, что с первых дней побега из Киева псковитянин рдеет как маков цвет, лишь глянет на зеленоглазую русалочку.
Так было и на сей раз: Анастас покраснел, словно кумач. Настена попыталась защитить Анастаса:
– Ты, княжна-матушка, считай, что нас нет с тобой рядом.
– Пусть будет по-твоему, – весело отозвалась Анна.
На ночной привал воевода Глеб Вышата остановил дружину на берегу реки Мокши. Между реками Мокшей и Цной лежали земли народности мордвы. Во времена Владимира Святого мордва платила русичам дань. Но в годы междоусобиц сей народ отпал от Руси. Отправляя Глеба Вышату в поход, Ярослав Мудрый наказал ему привести мордву через клятву верности Руси и отторгнуть их от камских булгар.
– Велю тебе, Вышата, народ мордву не зорить, но до князя тамошнего добраться, его и вразумить моим именем.
– Так и будет, князь-батюшка, – пообещал воевода Глеб.
И теперь ему надо было найти становище князей мордовских. Потому Глеб решил послать брата своего Яна с тысячей воинов строго на восход солнца, к селению Алатырк, сам же двинул на север, к Волге. Глеб отправил воина за братом, и каково же было его удивление, когда перед ним возник не только Ян, но и полусотня воинов Ярослава, коих вел Анастас! Глеб относился к молодому сотскому по-братски, знал, что он отважен и смел, что в сече ему мало равных. Спросил же с настороженностью:
– Зачем ко мне явился Анастас?
– Волею случая, батюшка-воевода. А еще повелением великого князя, – ответил он.
– И великий князь наказал передать мне что-либо?
– Никаких наказов, воевода-батюшка. Завтра, поди, буду возвращаться в стольный град.
– Ну коль так, гостем будешь. Сейчас огонь разведут, за трапезу сядем. – А взглянув на брата, Глеб спросил: – Ты что это как молодой месяц сияешь?
Ян тут же потускнел, нахмурился, на Анастаса посмотрел. И тот понял значение просящего взгляда, выручил побратима:
– У твоего братца, батюшка-воевода, славно на душе по той причине, что со мною появилась в дружине княжна Анна.
– И сему удивляюсь.
– Нет на то резона, воевода, – продолжал Анастас. – Князь-батюшка позволил ей в поход с нами сходить. Вот и все.
– Тебе верю, да не во всем, – заметил Глеб и строго поглядел на младшего брата: – Ты-то почему в молчанку играешь?
– Мне и сказать нечего, брат-батюшка. Знаешь же все сам.
– Охо-хо, – тяжело вздохнул Глеб. – Уж лучше бы ничего не ведать. – И, схватив брата за кафтан, потряс его: – Ну вот что. Запомни: без вольностей! Коснешься княжны ручищами – сам голову тебе снесу!
Ян ответил со смирением:
– Наказ твой свят для меня. И воля Божия – тоже.
– То-то. Господи, сколько же раз мне вразумлять тебя! – горячился старший брат. – Девиц тебе мало, что ли, иных?!
– Впрок мне твое вразумление, брат-батюшка. А девиц я вроде бы и замечать стал, – вновь смиренно ответил Ян.
Забыли, однако, братья Вышаты, что человек предполагает, а Бог располагает. Пока Ян ходил к брату, в его стане шатер поставили для княжны. Уже стемнело. На ясном августовском небосводе высыпали звезды. Южный Крест еще на боку лежал, а ковш Большой Медведицы сливал воду. Ян и Анастас пришли от Глеба, развели перед шатром костер. Анна и Настена сидели близ огня. Ян стоял за их спинами. Анастас добывал в прибрежных кустарниках хворост. Когда вернулся с охапкой, наломал веток да подбросил в костер, Настена увела его на берег реки. И княжна с Яном остались вдвоем. Молодой воевода вел себя скованно. Анна понимала, откуда скованность, знала она, насколько строг брат Яна, Глеб. Анна поднялась от огня, встала перед Яном и, не спуская глаз с залубеневшего лица любимого, сказала:
– Ты, Янушка, растопи лед на лике своем. Сегодня над тобой и Глебушка не волен верховодить. Мы с тобой во власти Всевышнего и великого князя. А они к нам милостивы.
– С чего бы им проявить к нам милость, коль каждый наш шаг к греху ведет. Разве это непонятно, любушка?
Ян всегда отличался сообразительностью и не поверил сказанному Анной: не мог великий князь дать полную волю дочери. Да, допустил потворство и разрешил побывать в степях, еще позволил встретиться с ним: ведь разлука предстояла. Но и предупредил, поди, о том, чтобы княжна блюла свою честь. И милость великого князя не могла идти дальше дозволенного. Сказал, однако, Ян то, что жаждала услышать от него княжна:
– Понял я лишь одно, лебедушка. Ноне я волен смотреть на тебя без опаски. – И Ян улыбнулся.
– Но мне того мало, – заметила Анна, взяла Яна за руку и потянула. – Присядь со мной рядом к огню, любый. Твои воины спят, и нам с тобой нет помех погреться.
– Тому не быть, любавушка. Я сам себе помеха. – И Ян попытался высвободить руку, но Анна сжала ее сильнее.
Княжна поняла суть признания. Однако ее влекло к Яну с неодолимой силой. Она обняла его за шею и приникла к груди. Да тут же подняла лицо и вымолвила:
– Полно, любый, я ждала этого часа всю жизнь. – И прильнула к его губам.