Однако князь Василий не до конца изведал характер старшего сына и силу его любви к великой княжне не знал. Князь Илья, еще не ведая, с кем у отца был сговор, пошел поперек его желанию и дал себе обет, что воле батюшки не покорится. Повод у него к тому имелся довольно убедительный. Знал он, что в княжеских родах все-таки почитали волю молодых отпрысков, давали им право выбора будущей жены или, на худой конец, право знакомства с будущей невестой. По родословной Илья знал также, что за несколько поколений в роду князей Ромодановских этот неписаный закон не нарушался. «Порушится ли он теперь, мы еще посмотрим», – решил князь Илья, готовясь к новой схватке с отцом.
Перебрав скоротечно услышанное от отца, Илья встал из-за стола и покинул трапезную. Князь Василий не ожидал столь открытого вызова его воле и растерялся. Но оторопь длилась мгновения. Он позвал дворецкого Игната и велел ему вернуть молодого князя.
– Иди и зови его хоть Христом Богом, – наказал Василий.
Илья, однако, не вернулся, и, выслушав трепещущего дворецкого, князь Василий, гневный, неукротимый, полетел следом за сыном. Чем завершилась стычка отца и сына, в палатах Ромодановских никто не знал. В покоях и на подворье воцарилась глубокая тишина. Князь Василий и Илья не выходили даже на трапезу. В доме никто не смотрел друг другу в глаза. Княгиня Мария сутки пребывала в хворости, ее поили отваром валерьянового корня.
А за два дня до отъезда княжны Елены из Москвы князь Илья и его верный спутник отрочества и юности боярский сын Карп исчезли ночью с подворья Ромодановских. Из конюшни были сведены три коня, пропали переметные сумы, а из кладовых ценная рухлядь – меха белок, горностаев, соболей. Утром в доме вновь возник большой переполох. Князь Василий неистово метался по палатам, многих холопов сурово наказали за соучастие в побеге Ильи. Был отправлен отряд вооруженных ратников на поиски молодого князя, было наказано служилым взять беглецов в железо. Но следов Ильи и Карпа, как ни метались по Москве и за нею ратники Василия, не удалось обнаружить.
Илья и Карп покинули стольный град, минуя главные городские ворота. Они уходили на запад. Илья знал, каким путем будет следовать поезд Елены, и мчал без передышки на Звенигород, пытаясь как можно дальше убраться от Москвы, от погони, которая, он это знал, обязательно будет отправлена за ним. Илья покинул родное подворье не сгоряча, он приготовился к дальнему походу обдуманно. Теперь мало кто мог узнать в двух путешественниках князя Ромодановского и его сотоварища Карпа. Ехали по зимнему пути купец с приказчиком. Все на них было с плеч торговых людей: кафтаны, шапки, сапоги. И лицом князь был неузнаваем: рыжая борода и усы изменили его облик. Карп вез на двух конях шесть переметных сум, наполненных товарами и припасами.
Как было задумано, в Звенигород Илья не был намерен заезжать и, обойдя его с левой стороны, двинулся кружным путем к Можайску. Заметил он, однако, что на пути к Звенигороду царило оживление, понял, что в городке уже побывали великокняжеские гонцы, предупредили наместника о продвижении великой княжны. Миновав Можайск, Илья остановился на ночлег в деревне князя Вяземского Кукарино, верстах в пяти от города. Ночевал он в крестьянском доме на полатях, а утром, еще до рассвета, ушел из селения и в тот самый час, когда ворота острокольной крепостишки были открыты для проезда торговых людей на можайское торжище, покинул опасные пределы.
За Можайском в десяти верстах лежал рубеж между Русью и Литвой и стояла застава. Князь Вяземский, всего год назад отошедший от Литвы по договору и призванный Москвой, держал с той поры на порубежье стражников, дабы обезопасить селения и город от набега литовцев. На заставе Илью остановили три ратника и потребовали подорожную и пошлину за вывоз товаров. Илья оказался в затруднении: не было у него подорожной, однако нашелся, что сказать сивобородому ратнику:
– Нет у меня бумаги, милой. У старшего брата она, а он пока еще в палатах у князя Кирилла сны досматривает. Часом и появится.
– Дак мыто[16 - Мыто (мыт) – налог, пошлина за провоз товаров и прогон скота через внутренние заставы на Руси.] за товары выкладывай, – потребовал стражник.
– А это сей миг спроворю, – ответил князь, достал кису и щедро расплатился серебром.
Взвесив на ладони монеты, стражник остался доволен:
– Эко, не убогий. Ну, с богом. Да берегись: литвины мазурят.
И вот уже Илья и Карп потрусили по чужой державе, но по исконно русской земле. Они еще долго не могли свыкнуться с мыслью о том, что едут по чужбине. На пути к Смоленску, извечно русскому городу, они проехали мимо многих сел и деревень, в которых жили одни русичи. Они различали родную речь, видели на окоемах маковки рубленых деревянных церквей и слышали привычные колокольные звоны. Вокруг на сотни верст простиралась русская земля, попавшая под литовскую пяту в годы нашествия монголо-татарских орд. Обо всем этом князь Илья знал не понаслышке, потому как кое-кто из Ромодановичей еще жил под игом литвинов. Грудь болела от досады. В те давние времена литвины и поляки брали Русь голыми руками, когда она была раздроблена на уделы, когда с востока навалилась на нее тьма кочевников. Литовцы и поляки овладели Киевской землей, Волынью, Черниговщиной, Смоленщиной, а потом захватили уделы полоцких, минских, гродненских и пинских князей, которые со времен Владимира Святого стояли под крылом великой Руси.
В пути по просторам отчей земли Илье много и вольно думалось, и он вдруг ясно понял мудрость великого князя всея Руси Ивана Васильевича. Радея об отторгнутой русской земле, он слал сюда свою дочь, дабы ее присутствие в Литве в сане великой княгини, оставшейся в православии, укрепляло надежды россиян на возвращение на родину. Со стороны государя всея Руси это был очень умный шаг. Размышлял, очевидно, государь и о том, что с появлением при дворе литовского князя русской государыни усилится русское влияние, православие поднимет голову. Илья верил, что так и будет, ибо Елена, как сильная личность, внесет в окружение супруга русский дух, русские нравы и обиход. Она, образованная россиянка, даст понять литовцам, что Русь не оставит в беде своих детей в грозные годы притеснений, придет им на помощь.
Еще Илья надеялся на то, что окружение Елены останется русским и там, среди своих, найдется место и ему. Он же готов был служить великой княгине вопреки всем опасностям, которые, он твердо знал, ожидают его. Не знал Илья одного в меру своей неосведомленности. В Литве в ту пору находились умные головы, кои доказывали необходимость создания сильного государства так, как это делали первые литовские князья. В то время Литва грозила стать соперницей Москвы в объединении русских земель в самостоятельное государство. Даровитые литовские князья Гедимин и Ольгерд сумели привлечь к себе все силы русского населения Литвы, приучили русичей смотреть на них как на своих, Богом данных государей. Они поощряли браки детей именитых вельмож и православных русских сыновей и дочерей из богатых семей. Дети в таких семьях зачастую приводились в православную веру. Ко времени правления Казимира, отца великого князя Александра, среди русских и литовских вельмож зародилась мысль о создании в Литве центра, собирающего все русские земли. Стольным градом этого государства должен был стать Вильно. В этом стремлении многие видели благое начало. Оно давало надежду общими усилиями избавиться от монголо-татарского ига.
Обо всем этом князь Илья узнал позже. Но к тому времени потуги литовских магнатов и некоторых русских князей станут супротивными и великому князю Литвы, и панам рады. Сам Илья будет одним из упорных поборников отторжения русских земель от Литвы.
А пока Илья и Карп благополучно добрались до Смоленска. Древний город жил по русскому обычаю. Литвинов здесь вовсе не было видно, разве что их можно было заметить при дворе смоленского воеводы пана Хотетовича. Смоленск оставался центром православной епархии, во главе которой находился епископ Иосиф Болгаринович. Город жил мирно, неторопливо, горожане толпились на торжищах. Торговля здесь всегда шла бойко. Тут выставляли свои товары и московские, и полоцкие, и новгородские купцы. В православных храмах шла привычная служба. Илья, как только устроился на постоялом дворе, поспешил в главный собор, дабы помолиться иконе Смоленской Божьей Матери, как сказывали, вывезенной четыре века назад из Царьграда. В соборе пахло ладаном и воском, горели свечи, прихожане стояли плотно и внимали проповеди епископа Иосифа. Илья пробрался к образу Пресвятой Богородицы, поставил свечу, опустился на колени и вознес молитву:
«Воспеваю благодать Твою, Владычица, молю Тя ум мой облагодати, ступати право мя настави, путем Христовых заповедей…»
Илья попросил прощения у родимых батюшки и матушки за дерзость свою. Он молил укрепить дух его на тернистом пути. С каждым словом вдохновение его возвышалось, дальний путь становился яснее, вера в свои будущие деяния укреплялась. Покидая храм, Илья шел не согбенно, но расправив плечи и вскинув голову.
В Смоленске Илья и Карп провели два дня. На третий день Карп с утра отправился на торжище да вскоре же вернулся. Примчал распаренный от бега, голубые глаза сверкали. Выдохнул с порога:
– Княже Васильевич, нам бы в путь не мешкая уйти. Там купцы гуртом на Вильно выступают. Вот бы и нам с ними…
Илья был скор на размышления, понял, что Карп предлагает выгодное дело. С торговыми людьми проще остаться незамеченными. Князь подхватился с ложа, где нежил косточки, распорядился:
– А ну-ка, друже, покажи сноровку. Пока я с хозяином расплачусь за постой, будь готов в путь.
– Я не замешкаюсь, княже. Ты сам поспеши, ибо хозяина не враз разыщешь.
Илья знал, что посланцы Ивана Васильевича уже побывали в Смоленске и оповестили воеводу Хотетовича о скором появлении государевой невесты. Потому Илья не хотел показаться на глаза ни вельможам Елены, ни тем более ей самой. С тем он и покинул город.
Глава десятая
Путь к Вильно
Желание великого князя Литвы Александра взять в жены русскую княжну было не по душе его старшему брату, королю Польши Яну Ольбрахту. Да и самого Александра Ян не любил. Высокомерный, всегда чем-то недовольный, Ян Ольбрахт почитал в жизни лишь своего отца Казимира. И ведомо было придворным панам, что политика покойного государя по отношению к России при Ольбрахте оставалась, как и прежде, враждебной. Умирая, король Казимир завещал не убирать оружие в «закрома», а держать его всегда в готовности напасть на врага. Еще завещал он постоянно подрывать мощь Русского государства и не отдавать даже в самых жестоких битвах земли Великой Киевской Руси, которые теперь оказались под властью королевства Польского и княжества Литовского. Казимир IV скончался в дни войны с Русью. На смертном одре он потребовал от сыновей Яна и Александра продолжать войну и взял с них клятву.
Вскоре после смерти отца между братьями случился раскол, непрочные братские связи порвались, Александр остался в одиночестве, и три брата, Ян, Фридрих и Сигизмунд, встали стеной против него. Все началось с того, что Александр выразил желание посвататься за какую-либо дочь великого князя Руси и тем прекратить войну с этой державой. Тогда Ян обозвал Александра предателем дела отца. Их ссора произошла в Смоленске, когда город готовился к защите против подступавшей русской рати.
– Ты не только батюшку предал, но и весь наш народ! Ты забыл, что обещал отцу разговаривать с русскими с обнаженной саблей в руках!
– Но я хочу жить с русскими в мире, – отбивался от нападок брата Александр, – и тогда Русь никогда не нарушит наши рубежи. Это ли не благо?
– Смешно, мальчишка, смешно. Ты говоришь о мире, когда русские готовы осадить твой город, когда они готовятся к штурму! Я не удивлюсь, если завтра ты откроешь им ворота.
Ссора братьев могла закончиться для них худшим образом. Ольбрахт грозился увести из Смоленска свое войско, и, несмотря на то, что город мог пасть, он не внял голосу разума и ушел из Смоленска. При этом он бросил в лицо младшему брату жестокое обвинение:
– Ты иуда, и быть тебе под пятой русского Ивана, пся крев!
С тем братья и расстались.
После того как старший брат покинул со своим войском Смоленск, город не пал. Русские воеводы сняли осаду и отвели свою рать от крепости. Казалось бы, Яну Ольбрахту следовало радоваться, но того не случилось. Ольбрахт не спускал глаз с младшего брата и, когда началось сватовство за княжну Елену, всячески мешал его успешному течению, умело подбивая панов литовской рады противодействовать своему князю.
Однако все происки старшего брата оказались тщетными. Пришел час, и Елена была на пути к Вильно. Ничто уже не могло помешать свадебному обряду. Но Ольбрахт и тут не мог угомониться. Пребывая в краковском замке Вавель, он рвал и метал. Ольбрахт готов был силой остановить появление княжны Елены в Литве и с этой целью отважился выслать под Крево, что находился неподалеку на пути к Вильно, большой конный отряд преданных ему шляхтичей, дабы те разогнали свадебный поезд, а невесту захватили в полон. Сотня отважных шляхтичей, сопровождаемая сотней оруженосцев, умчала из Кракова в литовские земли для исполнения воли короля. Метельной февральской порой, минуя города и селения, отряд во главе с гетманом князем Острожским добрался наконец до леса под Крево и затаился на хуторах близ дороги, ведущей в город. Позже лихой красавец гетман Константин Острожский перейдет на службу к Александру, многажды станет встречаться с великой княгиней Еленой. Он возглавит литовское войско и в войне с Русским государством будет бит на берегах речки Ведроши за Дорогобужем воеводой Дмитрием Щеней. Тот возьмет Острожского в плен. А пока гетман ждал княжну Елену, чтобы исполнить волю короля Ольбрахта и порушить брак россиянки с литовцем. Но первая встреча Острожского с Еленой состоится еще не скоро.
Поезд Елены двигался к Вильно медленно. Причину того мало кто знал, кроме самой княжны. Она же всего-навсего хотела отдалить день встречи с будущим супругом. В Смоленске Елена провела три дня и не скучала. Еще из Можайска она послала в Смоленск чинов высокого посольства оповестить наместника и епископа о своем приезде. В день появления Елены близ Смоленска уже за пять верст от города ее ждали сотни россиян, и у многих в руках были иконы. Тут был простой люд: горожане и крестьяне, купцы и монахи. Ближе к городу великую княгиню встретил сам смоленский пан Хотетович. Его сопровождали несколько литовских и русских вельмож. Когда Елена вышла из тапканы, важный, с лихими черными усами Хотетович соскочил с коня и опустился перед княжной на колено.
– Великая пани государыня, Литва приветствует вас! – И Хотетович поцеловал Елене руку.
– Спасибо, вельможный пан воевода, но пока я вижу главы православных храмов и русские лица на русской земле, – ответила княжна, не пощадив самолюбия гордого пана.
– О да, да! То так, – смутился воевода. – Но Литва за моей спиной, она распахнула свои объятия, и Вильно ждет вас, – бодро добавил он.
На городском мосту через Днепр Елену встречали многие русские бояре, торговые люди, священнослужители. А в воротах в город ее ждал престарелый, но еще крепкий телом епископом Иосиф Болгаринович.
– Дщерь моя, боголюбица, Господь привел тебя на скудеющую православием землю. Да взойдет свет над нею с твоим явлением, да окрепнут духом сыны и дочери Русской церкви, – приветствовал епископ Елену и, осенив ее трижды крестом, повел в собор.
Смоляне отслужили в честь великой княжны молебен. Все было благолепно, Елена чувствовала себя по-домашнему, словно пришла на литургию в Благовещенский собор Кремля. Она всюду видела родные лица россиян и скорбела, что они отторгнуты от отечества. Простые смоляне тянулись к княжне. Женщины опускались на колени, целовали ее одежды, шептали:
– Защити нас, родимая, от нечисти католической.
– Я с вами, я с вами, – твердила Елена, касаясь рукой то головы, то плеча молодых смолянок.
Два дня Елена посещала званые обеды, кои устраивали смоленские вельможи в честь княжны и ее приближенных. Ей говорили много теплых слов и проявляли неподдельную радость оттого, что она впредь будет рядом с ними. Иногда к Елене приходила мысль остаться в Смоленске навсегда и чтобы ее супруг был удельным князем: она имела в виду князя Илью Ромодановского – ничего другого она не хотела.
А жизнь диктовала иное. По ее воле огромный поезд в сотни повозок и экипажей вновь и вновь поднимался в путь и уходил на запад. Шли и ехали с княжной бояре, князья, боярские дети, дьяки числом до шестидесяти. Еще постельничие, стольники, истопники, стряпчие, немало иной прислуги. И сопровождала эту ораву тысяча ратников. Всего в поезде насчитывалось более двух тысяч человек. В хвосте его тянулись еще десятка три купцов, приставших к княжескому кортежу в Полоцке. Попросили они главу посольства князя Василия Ряполовского взять их под защиту от гулящих ватажек шведов. Среди этих купцов были и беглецы Илья и Карп.
Однако, пристав с купцами к поезду Елены, Илья чудом избежал беды. Князь Василий Ряполовский еще в Полоцке велел старосте купеческого обоза представить ему своих торговых людей и на дворе съезжей избы нос к носу встретился с купцом, который показался ему подозрительным и знакомым по темно-вишневым глазам, по изящному носу с горбинкой. Еще по стати. «Купец» был саженного роста, широкоплеч и тонок в поясе. Взгляд Ряполовского он не выдержал и поспешил разминуться с ним. Потолковав с купцами и узнав, что они везут на продажу, князь решил еще раз взглянуть на «купца» с темными глазами и рыжей бородой. «Обмишулился, „купец”, черной бороде у тебя должно быть, а не рыжей. Ой, обмишулился», – улыбнулся боярин Василий. Он нашел «купца» близ коновязи под навесом и, тронув за рукав кафтана, спросил: