Для поляков клеили Осубкины[7 - Осубка-Моравский – глава марионеточного польского правительства.] воззванья…
Шли эР-эСы[8 - Реактивные снаряды («катюши»).] в пыльном розовом тумане…
Реактивный век катился по деревне…
Я стоял перед девизом древним
Как карфагенянин{73}.
Глава шестая. Ванька
И напишут в книгах, и расскажут в школах,
Как бойцы стальные выбили врага
За Днепра священные брега,
Сев на башни танков, промеж пуль весёлых,
«Агитатора блокнот» сжимая, как сокровище,
ДОТы затыкаючи то мякотью, то грудью, –
И никто не бился лбом о Малые Козловичи,
И никто не гнил, покинутый за Друтью…
В мартовское хилое погодье{74}
На плацдармах – всемеро тоска:
Ночь от ночи слушай – половодьем
Не взломило лёд? не тронулась река?
Недолга и ненадёжна белорусская зима.
Хорошо, что кто-то, очень старший,
Догадался за добра ума
И своею волею монаршей,
Указующий под Жлобин устремя,
Бросил нас туда форсированным маршем,
Через лёд, болота, чащи, голову сломя, –
Так стремительно, как будто главный бой
Там не выиграть без нашего дивизиона.
Прибежали – тих, покоен лес пустой,
Наледень на ветках оголённых,
На сугревах – первые проталины,
Лужами в ложбинках талая снежница,
И когда ударит где-то пушка дальняя,
В блиндаже у печки так уютно спится…
Временами – оголтелый бой,
Сонный мир – такой же полосой, –
Кто б тебя, война, иначе вынесть мог?
Распускающейся медленной весной,
Прикорнувши на полянке в солнцепёк,
Набирайся соков с лесом и землёй!
Голубою глубью небо налилось над нами,
Распушились ветви, жили птицы в них,
Фронтовые лошади резвились табунами
Вольной травкою пролесков луговых.
Но, живя на фронте, жди худого дня.
Солнце – на весну, и в штабах колготня.
Заметались «виллисы» дорогами лесными,
Зазвонили телефоны в полуночи,
Пушки шли ночьми, пехота шла за ними, –
И с высот штабных к нам докатилось снова:
«Срочно!
Через Днепр – на место старое опять!