(Нержину)
Всё на себя беру. Кругом я виноват.
Считай: сдал Луцк. Сдал Львов. Сдал Новоград.
И хоть под Ковелем едва что я не помер, —
Оправился, сдал Коростень. и я же сдал Житомир.
А после, под шумок, при драпе массовом,
На пару сдали Киев с генералом Власовым.
МАЙКОВ
(Гридневу)
Но производственную практику вы всё же проходили?
ГРИДНЕВ
Конечно, и теорию и практику учили.
Арестовать — уметь! Тут способов мильоны!
Чтоб не шуметь. Чтоб шито-крыто.
Оденься лётчиком, электриком, шофёром, почтальоном…
Ну, скажем, как арестовать архимандрита? —
Заночевать просись.
ВАНИН
Полтаву сдал. и Лубны. и Хорол.
А разных там Пирятиных, а Белых там Церквей…
Слышь, счастье, что наш брат до Волги не дошёл, —
И Сталинград мы сдали бы, ей-ей.
Уж как катились — ни заград-отрядами
И ни приказом двести двадцать семь…
Бывало: «Братцы! Не Москва ль за на…» Да я! да мы!
Да по рогам! Да ну тебя совсем!
К Ванину и Нержину переходит Анечка. Нержин вскоре отходит, выглядывает в окна под шторы, расстёгивает планшетку с картой, нервно похаживает. Галина после танца разговаривает с Лихарёвым, с Бербенчуком, но тревожно следит за Нержиным. Нержин уходит в правую дверь.
ГРИДНЕВ
Христовым странникам архимандрит, конечно, рад.
Сидят чекисты и беседуют про страшный суд, про рай.
Заснула братия — встают: «Ты арестован, гад!»
Не вспоминай!..
ГЛАФИРА
(в группе слева танцует с гитарой и поёт)
НЕ ВСПОМИНАЙТЕ МЕНЯ, ЦЫГАНЕ!
ПРОЩАЙ, МОЙ ТАБОР! — ПОЮ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ!
НАЧХИМ
(сильно пьяный, стоит, почти повиснув грудью на перила лестницы, и декламирует то ли Кате, сидящей неподалёку от него, то ли никому)
И ВОТ МНЕ ПРИСНИЛОСЬ, ЧТО СЕРДЦЕ МОЁ НЕ БОЛИТ,
ОНО — КОЛОКОЛЬЧИК ФАРФОРОВЫЙ В ЖЁЛТОМ КИТАЕ…
КАТЯ
Эт что?
НАЧХИМ
Вертинский, Катенька. Его когда-нибудь
Слыхали вы?
КАТЯ
Старьё, начхим. Старьё и муть.
(Отходит.)
Начхим ещё стоит, потом опускается на первые ступеньки лестницы. Тихая музыка, как бы из-за стекла.
АНЕЧКА
(Ванину)