Мидсайд

Глава 17. После

Кому-нибудь вообще всрался этот «уход в закат»? Думаю, лучше оставить крючок на будущее. Для тех немногих «ценителей», которые все еще здесь.

Два года. Два гребаных года прошло с тех пор, как залив решил устроить генеральную уборку.

А жизнь? Она не софт, чтобы просто взять и вырубить. Она продолжалась.

Стим-Вейв.

Новое дно залива .

Вода спокойная, почти ласковая. Там, где раньше шл**и в бикини разносили коктейли – отражает облака, блестит на солнце.

На дне – покорёженные пальмы, здания, стёртые в бетонный порошок, осевший на асфальте, уцелевший козырек какого-то страхового центра и то немногое барахло с мебелью из вилл и пентхаусов. Чайки сидят на всех этих останках и срут вниз. Им нормально.

Иногда ночью над водой мерцают огни. "Фары" ныряльщиков. Шарят по затопленным этажам. Два года прошло, а дно всё ещё не выскребли.

Минимум 5 группировок делят воду. Границы – по затопленным улицам. Нарушил – плаваешь лицом вниз.

Просто и понятно.

Мидсайд.

Центр города. Сердце. Душа. Всё что между – залито по самые окна.

Представь: идёшь по улице, только на глубине шести метров. Над головой – днища лодок. По бокам – стены домов, облепленные водорослями. В окнах – темнота. Или отблески фонарей. Или глаза.

Лучше не приглядываться…

Полицейский участок торчит из воды верхними этажами. Теперь там схрон, а не вещдоки.

Ирония, да?

Левее – скелеты офисных башен. Арматура и бетон. Недострой который никогда не достроят. Теперь там «гнёзда». Лодочники причаливают. Делят добычу. Режут глотки за место у причала.

Борделя не видно. Ушёл целиком. Только иногда, говорят, мерцает неоновая вывеска – там, в глубине. Розовый свет сквозь муть.

Тут работают. Тут прячутся. Тут умирают. Но не живут.

Разлом.

Граница где-то между Мидсайдом и Меццомаре.

Самый амбициозный проект в истории Сан-Риччи со времен этих плотин, дамб. Или самый тупой – зависит от того, кого спросишь.

Траншея, которую роют полтора года. Двадцать четыре на семь. Все, чтобы слить воду в долину. По плану город должен вылезти сухим лет через пять.

Техника работает на понтонах. Экскаваторы, буровые, насосы. Всё ржавое, всё в заплатках. Охрана – в полной экипировке, пальцы на спусковых.

Потому что город не хочет всплывать.

Точнее, те, кто в нём остался.

Все ублюдки поголовно не хотят терять охотничьи угодья. Осушишь районы – и всё добро со дна станет чужим.

Придут владельцы. Или их наследники. Или корпы с бумажками и адвокатами.

Два нападения за прошлый месяц. Одно – с лодок, автоматы и коктейли Молотова. Второе – снизу, взрывчатка на понтонах, водолазы с резаками.

Огрызки семьи Фабио – те вообще в истерике. Под водой – тайники. Компромат. Стволы. Всё, что накопилось за двадцать лет бизнеса. Пока вода стоит – можно нырять и доставать. По кусочку. Без свидетелей.

Канал ползёт. Сантиметр в неделю. Может дороют.

Или нет.

Меццомаре.

Промзона окончательно отрезана от мира. Вода со всех сторон. Мосты – на дне. Дороги – там же. Попасть можно только по воде. Выбраться – если повезёт.

Заводы. Ангары. Цистерны размером с дом. Всё ржавое. Всё мёртвое.

Но не пустует.

Огни в окнах бывшего литейного. Дым над крышей ангара «Б». Лодки у ржавого причала – три, пять, иногда десять. Кто-то обживает развалины. Кто-то с оружием и паранойей. Кому плевать что мир за водой продолжает существовать.

Мафия, контрабандисты, пираты – все там. Или в затопленных кварталах.

Сюда не суются. Отсюда не выходят. Баланс.

Но это пока…

Холм Арм-Корп.

Рухнул в залив. Полностью. Грунт не выдержал – так пишут в отчётах.

Теперь там какая-то муть с запретом на приближение.

Иногда рыбаки находят обломки. Куски брони, оплавленные микросхемы, что-то похожее на фрагменты экзоскелетов. Сдают за хорошие деньги – и забывают, где нашли.

Слухов много. Правды – ноль.

Только охрана вокруг пустого места.

И молчание.

Феррини.

Феррини всегда был пощёчиной остальному городу. Еще до того, как первый песок привезли в Стим-Вейв. Старые деньги, арки, новые фасады и эта невыносимая чистота – будто кто-то взял всю Новую Италию, запихнул в один клочок земли и пропустил через фильтр «для богатеньких».

Единственное место, где корпы не боятся запачкать лакированные туфли о брусчатку.

Единственное место, где сухо.

Раньше тут жило от силы три тысячи ублюдков. Теперь – одиннадцать.

Беженцы.

Первые месяцы были "весёлые". Богачи закрывали ворота особняков. Нанимали охрану. Выходили на балконы и смотрели, как мидсайдцы спят на газонах и роются в мусорных баках.

Потом столица узнала. Кто-то слил видео в сеть – женщина с двумя детьми ест из помойки на фоне ресторана с мишленовской звездой.

Мэру настучали по шапке. Засадили по самые гланды, вплоть до угрозы отставки.

Пришлось давить на местных.

Как результат:

Подсобки, гаражи, комнаты для прислуги. Вот что получили беженцы. Некоторым везунчикам даже работу подкидывали. Уборщики, грузчики, посудомойки. Зарплата – треть от местной. Условия – «скажи спасибо, что вообще взяли».

Феррини – это два города в одном. Наверху, в особняках – хозяева. Внизу, в подвалах – те, кто потерял всё.

Они пересекаются в магазинах, на улицах, в барах.

Два класса. Одна территория.

Ноль доверия.

И прямо посреди этой пороховой бочки шагает наш общий знакомый салага.

По узкой улице между историческими зданиями. Костюм на заказ, тёмно-синий, идеальный крой. Ботинки отполированы до зеркального блеска. Даже осанка изменилась – прямая спина, уверенный шаг. Салага вырос.

Только глаза остались прежними.

Свернул за угол. Старые фонари, облупившаяся штукатурка на стенах. Здесь Феррини показывал свою дряблую морду – без прикрас и позолоты.

В конце переулка – двухэтажное здание из тёмного кирпича, с широкими окнами в резных рамах. Над дверью висела покрытая лаком деревянная вывеска ручной работы: «СИРЕНА».

Ноль фантазии…

Массивная дверь с коваными петлями. Лео толкнул её.

Внутри пахло воском и солодом. Высокие потолки с открытыми балками – тёмный дуб, обработанный вручную. Стены обшиты деревянными панелями с резьбой. Пол – широкие доски, без единой щели.

У стены стояла отполированная до блеска стойка. Несколько столиков, мягкий свет ламп под потолком. Винил крутился на проигрывателе в углу – те же мотивы, под которые танцевала парочка.

Кто-то вбухал сюда все свои эдди. И вложил душу. Например, де Лука.

Место не пустовало. Один мужик лет сорока с седой щетиной сидел у окна, уткнувшись в стакан пива.

Рядом двое помоложе играли в карты, изредка переругиваясь вполголоса. Далее женщина с выцветшими татуировками на руках медленно потягивала что-то крепкое.

В общем, колорит явно не местный.

За стойкой (кто бы сомневался) – наша сереброволосая бестия Грасс.

Точнее, у стеллажа. Расставляла бутылки. Волосы убраны в хвост, чёрная водолазка, джинсы, фартук с логотипом бара. Двигалась уверенно, знала каждую полку.

Один из картёжников – худой парень с выбитым передним зубом – поднял руку:

– Соф! Ещё по одной!

София подняла взгляд, оценила состояние клиента:

– Джино, ты уже третью доедаешь. Может, хватит на сегодня?

– Я в норме!

– В норме – это когда видишь карты, а не тыкаешь пальцем наугад, – Поставила бокал на стойку, но виски не налила. – Завтра на смену идёшь. Явишься с похмелья – выгонят. Опять.

Джино скривился, но спорить не стал. Кивнул:

– Ладно, «мамочка».

Салага подошёл к стойке.

Грасс мельком скользнула по нему взглядом – оценила костюм, часы, ботинки:

– Ты, видимо, потерялся.

– Вряд ли.

– Тогда просто идиот. Таких, как ты, тут раздевают за пять минут.

С тихой усмешкой она взяла стакан, плеснула туда чего-то экспериментального:

– Ладно, держи. На вкус как керосин, но башню сносит быстро.

Лео взял стакан, понюхал. Скривился:

– Что это?

– Койот. Сто, Эдди.

– За отраву?!

– За эксклюзив, – она протянула руку. – Плати и не отвлекай.

Лео достал купюру. София забрала её, не глядя:

– Грасс, ты все такая же…

– Знакомы?

Всматривалась в его лицо секунд пять, а потом:

– Лео?! Ты?! Прости. Без синяков не узнала.

– Не напоминай…

– В костюме за пару тысяч.

– Три с половиной.

– Хвастун, – она усмехнулась. Крикнула в угол: – Энц!

Лео оглядел толпу:

– Вижу, не прогорели.

– После эвакуации всех впихнули в Феррини. Живут у снобов в подсобках. Работы не найти – одни бутики да гольф-клубы.

– А у вас что-то вроде благотворительности?

– Просто следим, чтобы не хватили лишнего и не поубивали друг друга. Все, что мы сейчас можем.

Лео хмыкнул, отпил виски.

Внезапно у дальнего столика началась заварушка. Молодой парень с выбритым затылком и старик в рабочем комбинезоне:

– Старый, ты охренел?! – парень ткнул пальцем в старика.

– За языком следи, щенок!

– Я твои рукава дырявые всю игру наблюдаю! Шулер допотопный! —Схватил старика за грудки.

Тут-то и появился герой на полставки.

Материализовался из подсобки. Джинсы, серая рубашка с закатанными рукавами, кожаная куртка старика Грасса перекинута через плечо.

Короткий, резкий свист.

Посмотрел на молодого:

– Убери руки.

– Но он…

– Убери.

Парень неохотно разжал пальцы. Старик отошёл, поправляя комбинезон.

– Джакомо, сколько за прошлую неделю? – монотонно начал Энцо, подходя к ним.

Старик замялся:

– Ну… сорок…

– Пятьдесят два. Луи, с тобой отдельная история. Вчера весь порог заблевал. София убирала. Забыл?!

Парень молчал.

– Оба только на моей доброте держитесь, – продолжил Энцо. – Терплю долги, выходки… После залива решили и себя на дно пустить…?! Никаких, б**ть, драк! Понятно?!

От обоих только резкий кивок в ответ.

– Отлично. Джакомо, иди домой. Протрезвеешь – принесёшь деньги. Луи, идешь с ним. Следи, чтоб дошёл.

Когда дверь хлопнула, Энцо вернулся к стойке. София уже протирала пол, где разлилось пиво:

– Каждый вечер одно и то же, – вздохнула она.

– Покой и порядок? Не благодари.

– Спасибо, господин де Лука. – Грасс поклонилась за стойку, как актриса.

– Знаешь, иногда кажется, ты меня не уважаешь.

– Иногда? – София подняла бровь, наконец посмотрев на него. – Ты оптимист.

Только сейчас можно было разглядеть этот сюр. На гребаном Энцо… передник…

Лео прыснул.

– Заткнись, – буркнул рокербой, вытирая руки о тряпку.

– Давно не виделись. – Рукопожатие. – Выглядишь довольным.

– Никакой суеты, никаких завалов, никаких трупов. То, что нужно…

София фыркнула:

– М-гм. Еще вчера с поставщиком цапались. Еще бы чуть-чуть и…

– Это другое!

Салага усмехнулся, отпил:

– Вот как… А мне все еще помнится, что ты легенда. Половина этой публики здесь бы не сидела без твоей тактики.

– Половина и так уже… – бросил Энцо. – Просто не все ещё легли…

София толкнула его локтем в бок:

– Не начинай…

Энцо хмыкнул, поднял бокал. Каждый стол поддержал его немой тост до дна.

Виски обжёг горло, оставив послевкусие дыма и дуба.

– Посмотрите на него – разоделся. Корпом стал?

– Координатором. Три группы под началом.

– Ого, – сел на стул рядом с салагой. – Карьера в гору.

– Можно и так сказать. «Героизм в условиях чрезвычайной ситуации» и вся эта корпоративная хрень. Медаль, повышение…

– Неплохо для салаги.

– Для салаги, который чуть не сдох в той мясорубке, – уточнил Лео. Опрокинул стакан, поморщился. – Крепко.

Покрутил стакан в пальцах. София хмыкнула, вытирая стойку.

– Серьёзно, Энц. Не скучаешь? По работе,адреналину и…

Ответом было молчание и каменное лицо.

– Понял. Жаль, конечно, но… Понял. Значит, оно того стоило, так? – пацан обратился к ним обоим.

Де Лука оценивающе смерил взглядом свою малышку, которая стояла у стойки, следя за разговором. Она встретила его взгляд и слабо улыбнулась.

– Пожалуй. – В один голос заявила парочка.

– Тогда… – Повернулся к мидсайдским выходцам и заорал: – Покажем Феррини, как гуляют парни из центра!

(Феррини, МИДСАЙД, Стим-Вейв)

– Зря ты это… – Энцо протяжно выдохнул.

– Ответственность беру на себя.

Где-то на заднем плане Джино облизнулся на стеллаж с виски. София гневно пальнула взглядом. Сразу присмирел.

Прокутили так ещё пару часов. Воспоминания, байки, истории из жизни. София рассказывала, как один пьяный корпорат пытался заказать у них суши (в баре, где подают только пасту и стейки). Энцо – как чуть не спалил кухню, когда пытался приготовить что-то "с изюминкой".

Атмосфера была тёплой, почти домашней – из разряда: старые друзья собрались за рюмкой.

Мидсайдцы устроили танцы на столах, пока Энцо не разогнал их шваброй.

Время шло. «Рюмка» пустела.

И вот, часа через два, когда язык у салаги окончательно развязался, он вдруг замолчал. Уставился в стойку.

– Что-то не так? – спросила Грасс.

Лео медленно поднял голову:

– Можно вопрос? Личный.

Энцо вопросительно скривил бровь.

– Цунами, – салага поставил бокал на стойку с глухим стуком. – Когда-нибудь думали, что это, б**ть, было?

– Хочешь понять божий замысел?

– Не-е-ет, тут точно не старик в небесах старался… Я… копался в отчётах. Сейсмической активности не было. Ноль. Плотина просто… развалилась.

София остановилась, повернулась к ним:

– Думаешь…

– Вода сама по себе такие кульбиты не делает, – Лео выпрямился, голос стал трезвее. – Данные о состоянии плотины за три дня до катастрофы – засекречены. Кем? Угадай.

– Пиджаки…, – прошипела она.

– Бинго. Арм-Корп, если быть точным. – Лео постучал пальцем по виску. – Они точно что-то мутили. Испытания, эксперименты, хрен знает что.

Энцо и София переглянулись:

– Ты уверен?

– Абсолютно! – салага протер пот, выступивший от собственных конспирологий.

– То есть нет… – В голосе парочки прорезался скепсис.

– Просто хочу,… чтобы кто-то ответил. За Фитца. За все дерьмо, что здесь случилось.

– Салага, – Энцо по отечески положил ему руку на плечо – если полезешь туда – тебя похоронят. Корпорации не прощают ошибок.

– Знаю.

– И всё равно полезешь?

– Я… – перед глазами промелькнул момент смерти напарника. – Готов рискнуть.

Энцо допил виски. Поставил стакан. Долго смотрел на него. Потом усмехнулся, покачал головой:

– Упёртый ублюдок…

– Научился у лучших.

Пришлось доставать из кармана старый коммуникатор, листать контакты.

Показал салаге экран:

«Вентура М.»

– Мейхем Вентура. Corp Div. Если второй год в столице, должен был слышать.

Лео вытаращился:

– Вентура?! Который половину сената посадил?! Как ты…

– Долгая история. Не спрашивай.

Еще бы я расписывал очередной флешбэк…

– Ты не представляешь как я…

– Только не вздумай метить ему в напарники, – Энцо перебил, – это ,б**ть, не прогулка пацан. А Мэйхем не нянька. Работает один.

– Понял.

– Если начнёшь, обратной дороги не будет. Это самое глубокое дерьмо. С реальными последствиями.

Салага встал, пошатнулся – виски ударило в голову. Поймал равновесие.

– Что ж, пора бросить судьбе новый вызов…

– Ты на ногах то стоять сможешь, герой? – подметила Грасс.

Вышла из-за стойки, Энцо тоже поднялся.

Ближе к выходу салага остановился. Тепло оглядел новую обитель парочки, где вовсю кипела жизнь:

– Знаете… ему бы здесь зашло.

– Не сомневаюсь… Упрямый алкаш бы сутками отсюда не вылезал… – поддержал Энц.

– Разбил бы пару окон, десяток морд…

– Давайте только без слез, парни, – вклинилась София.

– Альфа, спасибо за рекомендацию, опыт… За все…. – Посмотрел на них обоих, будто в последний раз: – Рад видеть, что… все в порядке.

– Береги себя, пижон. И не делай глупостей. – Грасс улыбнулась – мягко, искренне.

– Постараюсь. Как-нибудь повторим? – пьяным кивком замаячил он Энцо.

– Будешь сидеть тихо, без раздачи джина – милости просим.

– Понял тебя, Альфа! До скорого! – Развернулся и пошёл вниз по улице.

Силуэт растворился в вечерних тенях.

– Думаешь, он справится?

– Не знаю… По крайней мере, не сам в пекло полезет. Мейхем разберется… думаю.

– А мы?

– А мы…, – "Ромео" обнял её за плечи, – останемся здесь. В нашем маленьком мире.

– Звучит как план.

Постояли ещё немного, глядя на пустую улицу, залитую мягким светом ржавого фонаря. Потом развернулись и вошли обратно в бар.

За стойкой снова кто-то требовал выпивку. Снова орали, смеялись, спорили. Энцо завязал фартук. София включила музыку погромче.

Неоновая вывеска мерцала над входом – русалка с изогнутым хвостом, застывшая в вечном танце.

Символ выживших. Или проклятых.

Кто их, нахрен, разберёт. Врубайте титры.