Арктическая одиссея

Но не оставил там души ни крошечки, ей-ей,

Она для милой Родины моей,

Она для милой Настеньки моей.

И вот когда повторяли последнюю строчку, каждый из нас вместо Настеньки вставил имя своей любимой. Я пропел: «Лидочки моей», Виктор – «Милочки моей», Данилыч– «Шурочки моей». Все трое рассмеялись. Тут Данилыч пояснил:

– Ваши Лидочка и Милочка вряд ли будут вас ждать, и вы их уже почти забыли, а моя Шурочка, жена моя, обязательно будет меня ждать. И я ее не забуду, а вы, парни, еще молоды, у вас еще будут милочки.

– Если не сгинем здесь, во льдах, – сказал Виктор.

– Не сгинем, – уверенно произнес Данилыч. – Не вешайте носы, парни. У меня нет большой тревоги на душе. Мы вернемся домой.

Я согласился с Данилычем, Виктор промолчал и задумался. Затем мы в сопровождении собак сделали небольшую прогулку на соседнюю льдину, которая полностью сомкнулась с нашей. Правда, Виктор дальше нашей льдины не пошел, он еще слаб. Вернувшись в палатку, он залег в спальный мешок и спал до ужина.

3 мая.

Убили еще одну нерпу на примкнувшей к нам льдине, у лунки. Здесь лед сравнительно молодой, и на нем с осени нерпы устраивают отдушины и поддерживают их все морозное время. В зимнее время лед быстро нарастает, и углубляются отдушины-лунки. У каждой нерпы имеется иногда несколько таких лунок. Зимой такие лунки служат морскому зверю для пополнения легких воздухом и для отдыха под ледяным куполом. Весной купол разрушается, и животные подолгу нежатся под солнцем на краю спасительной лунки. При опасной ситуации зверь моментально ныряет в лунку – и был таков, поэтому во время охоты на нерпу у лунки зверя надо бить наповал, при ранении он уходит под лед и там погибает.

Сегодня с перерывами светит солнце, но холодно. Максимальная температура днем –28 градусов, ночью ртутный столбик нашего термометра опускается до –35 градусов. Хотя какая сейчас ночь – сравнительно светло, по всему северному горизонту полыхает красновато-малиновая с золотистым отблеском заря.

Сейчас мы не голодаем, но пища архиоднообразная: мясо медвежье, мясо нерпичье. Был бы еще хлеб и сахар да картофель. Я уж не говорю об овощах и фруктах, которые и на полярной станции почти не ели, кроме квашеной капусты да сухого картофеля. За последние дни мы заметно окрепли, правда, Виктор поправляется медленно. Цинга у него вроде бы приостановилась, но десны продолжают кровоточить. У меня тоже кровоточат, когда чищу зубы. У Данилыча десны вроде в порядке, но он не чистит зубы.

Пока у нас в достатке чай и соль. Данилыч любит крепкий чай, и он прихватил с собой по пачке плиточного и индийского. Я об этом не знал и взял у повара еще пачку индийского чая. Не шикуем, но чай пьем, хотя и без сахара.

И соли прихватили килограммовую пачку, и бензин пока есть. Интересно с ним получилось. Начальник станции попросил механика найти емкость и снабдить нас бензином для примуса в дорогу. У механика подходящей емкости под рукой не оказалось. Он нашел небольшую 30-литровую железную бочку из-под подсолнечного масла и полностью заполнил ее горючим. Когда Данилыч узнал об этом, то отказался брать в дорогу лишнее горючее, дескать, нам и десяти литров хватило бы. Но механик отказался переливать бензин из большой емкости в малую. Берите, говорит, всю бочку, холодно будет – обогревайтесь бензином, он, дескать, и на льду горит. Ворчал каюр, но эту бочечку взял. И она нам пригодилась! На сегодняшний день у нас осталась почти половина бензина. Дрова-то мы уже использовали.

Мы очень похудели. Теперь одежда, и верхняя, и нижняя, висит на нас, как на скелетах. И, кажется, греет хуже.

Похолодало. Нас с Виктором донимает холод. Сейчас мы находимся в экстремальных условиях, и наши одежда и обувь негодны здесь. Одеты мы в полушубки и ватные брюки, обуты в унты, как у летчиков, на голове – ватные шапки-ушанки с кожаным покрытием. Данилыч экипирован словно чукча. На плечах – кухлянка, поверх кухлянки – камлейка, ватные брюки, на ногах – торбаса, на голове – меховая шапка. Его торбаса теплее наших унтов и значительно легче. Конечно, мы же не предполагали, что с нами подобное случится. На дорогу в пять-шесть дней такая одежда и обувь вроде и неплохи. Да что теперь говорить об этом.

С южной стороны исчезло водное небо. Значит, там сплошной лед. Нам надо немедленно идти на юг, но Виктор еще слаб, да и собачья упряжка слабовата, обессобачилась.

5 мая.

Морозно. В воздухе ледяные иглы. Днем минус 33 градуса. В палатке холодно. Западный ветер перешел на северный силой 6-7 м/сек. Движемся мы на север. С какой скоростью – не знаем. У нас нет секстанта, а поэтому не можем определить по солнцу свои координаты. Знать бы, на какой широте находимся и как далеко удалились от своей родной полярной станции.

На полярной станции «Остров Четырехстолбовой» имеется хорошая библиотека. Я выискивал и прочитывал все, что связано с исследованием Арктики. Подлинной находкой для меня оказались ежемесячные научно-публицистические журналы «Советская Арктика». Их было много, за несколько лет. В этом журнале описывались некоторые экспедиции по исследованию высоких широт. Все экспедиции тщательно готовились, хорошо продумывались и снабжались всем необходимым, особенно продовольствием. Учитывались и худшие варианты.

А что получилось с нами? Мы ведь тоже были маленькой экспедицией по исследованию полярного льда до кромки припая. Нас отправили наспех, непродуманно, и не был учтен и продуман худший вариант. А Арктика – баба капризная, вот она и показала нам худший вариант. Мы оказались беспомощными в таких условиях. Нет у нас ни связи, ни приборов для определения своего местонахождения. Хорошо, что догадались бинокль с собой захватить.

Сейчас не помню, но кто-то из полярных исследователей сказал, что шансы на успех имеет только тот, кто планирует путешествие длительно и методично. Мы же свое путешествие планировали в спешке, теперь расплачиваемся. Оказались мы в царстве враждебной бурной погоды и предательски опасных плавучих льдов, оторванные от людского мира, лишенные всякой связи с ним, всякой информации.

Нам следовало идти на юг, в ту сторону просматривается лед, и небо светлое, при таком морозе все полыньи покрыты льдом, обстановка для нашего ледового похода довольно благоприятна, но подводит Виктор. И упряжка слабовата. Собаки, кажется, окрепли, но их мало, а груз тяжелый.

6 мая.

Утром встали, дрожа от холода. На ночь обувь не снимали, но и в унтах ноги без движения слегка мерзли. Виктор ухитряется забраться в свой спальный мешок в полушубке. Он узкоплечий, худощавый, и ему это удается, но все равно ночью мерзнет. В палатке-то, как на улице.

Утром за горячим завтраком еще раз обсудили свое трагическое положение и решили немедленно двигаться в сторону материка, благо пока позволяет погода. Будем двигаться, согреваться – и то дело.

Виктор уверяет нас, что вполне здоров и может участвовать наравне с нами в этом походе. Но мы-то видим, как он еще слаб. Как ему хочется вырваться из цепких тисков ледяной пустыни!

И мы решили: по ровному полю Виктор едет на нарте, а когда встречаются гряды торосов, а их будет очень много, я помогаю товарищу преодолеть ледяные завалы, а упряжку Данилыч берет на себя.

Наш груз в основном составляет медвежье и нерпичье мясо. Дров теперь нет, большую часть бензина сожгли, метеорологическое оборудование не тяжелое и не объемное, а металлический бур я решил не брать с собой. Всего груза набиралось килограмм 170 (без Виктора). Это вполне сносный груз для шести собак.

Мы свернули свой лагерь и в 11 часов тронулись в тяжелый путь. Без особого труда перешли крепко смерзшееся шуговое поле и вышли на место, где недавно были свидетелями страшного торошения. Как мы и предполагали, то поле расползлось на множество больших и более мелких льдин. Теперь они торжественно и молчаливо возвышались среди покрытых ровным льдом разводий, и лед был достаточно прочен, чтобы выдержать нас. Спустя час мы вышли на еще более разреженное ровное поле молодого льда. Это была та самая полынья, которая долго отражала водное поле.

Только ближе к вечеру мы перешли эту ледяную равнину и вышли на более зрелое, наполовину торосистое поле. Здесь мы и разбили свой лагерь. Изрядно устали.

Виктор держится молодцом, правда, значительную часть пути он ехал. Дорога и погода сопутствовали нам. Весь день светило солнце, температура воздуха повысилась до –25 градусов, и у нас бодрое настроение. По нашим расчетам мы сегодня прошли не менее 25 километров. Начало неплохое.

7 мая.

С утра часа полтора шли по средней проходимости полю, но затем начались труднопроходимые гряды торосов, так что иногда приходилось работать топором. Так продолжалось до шести часов вечера. Приходилось часто отдыхать. Затем вышли на замерзшее разводье метров 500 ширины – и снова торосистое поле. Здесь среди торосов мы и установили палатку. За день прошли не более 7-8 километров. Теперь перед нами более проходимое поле, и сегодня можно бы пройти еще несколько километров, но Виктор еле стоит на ногах. Такая дорога ему не под силу. Погода, как и вчера, – мороз и солнце.

8 мая.

Упорно движемся вперед. Торосистые льды вперемежку с неширокими, покрытыми молодым льдом разводьями. День солнечный, безветренный и морозный. За день прошли не более 15 километров.

9 мая.

Сегодня большой праздник – День Победы, но этот праздник не для нас. Девять часов, отдыхая накоротке, мы до изнеможения прорубались сквозь льды на молодом исковерканном торосами и многочисленными трещинами поле. К шести часам вечера мы выдохлись окончательно. Недалеко просматривается широкое замерзшее разводье, но дойти до него у нас уже не хватило сил. Между торосов нашлась ровная снежная площадка, здесь мы и установили палатку.

На материке сегодня у людей праздник, а у нас – тяжелейший день. За час мы проходили не больше километра.

Невольно закрадывается сомнение: есть ли смысл продолжать дальше путь; ведь результаты наших неимоверных трудов слишком малы. А главное, мы идем вслепую, совершенно не зная расстояние до цели, как далеко нас отнесло на север. Предполагаем, что за месяц мы удалились от своей полярной станции километров на 400-450. А может, больше или меньше. Не знаем. Какова ледовая обстановка впереди? Тоже не знаем. Если будет такая, как сегодня, – нам такой путь не преодолеть. И позволит ли погода? Здесь суровая и капризная Арктика. Не все будет ясное солнышко, тишь и гладь, может и заштормить, и заторосить. Сейчас ветра нет, полный штиль. В Арктике так бывает нечасто. Вот и думаешь сейчас – откуда задует ветер? Не дай бог, с юга.

Но праздник и мы отметили. Всем чертям назло! За ужином выпили по нескольку глоточков разведенного спирта, разомлели от выпитого, а больше от усталости. Посидели, поговорили и разошлись по спальным мешкам. Ребята быстро уснули, а меня сон не берет, такое у меня часто бывает. Светло. Ближе к северу светит кроткое северное солнце. Промыкавшись без сна более часа, я вылезаю из спального мешка и сажусь за дневник.

12 мая.

Утром 10 мая поднялись рано, но двигаться на юг было невозможно из-за очень плотного тумана. Собаки находились между двух ропаков метрах в десяти от палатки, но они еле-еле просматривались. Откуда такой туман? Образовался на месте или нанесен со стороны?

Штиль. Ни звука. Мертвая, угнетающая тишина, словно мы находимся в каком-то другом мире. Так было несколько часов. Сквозь туман желтым расплывчатым пятном просматривалось солнце. Воздух сырой и холодный, хотя термометр показывал всего минус 20 градусов.

Ближе к полудню с юго-запада потянул свежий напористый ветерок, который быстро усиливался, и спустя час тумана как не бывало. Ясно было – погода резко меняется. Теперь жди очередной каверзы от госпожи погоды. И действительно, вот откуда-то с запада сплошной стеной надвигаются низкие разбухшие темно-серые облака, и вскоре они закрыли солнце и заполонили все небо. Сразу стало как-то неуютно, мрачно и жутко вокруг.

Во время обеда рядом с нами раздался гулкий грохот и треск. Мы бросились вон из палатки и увидели, что наше ледяное поле трещит и раскалывается. Одна трещина была совсем рядом и прошла между палаткой и собаками. От нее в стороны отходили еще несколько трещин. Ближняя трещина заметно расширялась. Что делать? Собак перевести сюда или самим перейти на ту сторону? Решили пока палатку не сворачивать, а перевести сюда упряжку. Грохот нарастает, усиливается ветер – начинается сжатие и торошение льда. Мы оказались в неблагоприятных условиях, на молодом льду, который всегда подвержен более интенсивному торошению.

Между тем льдины разводило все больше и больше, и спустя час с небольшим трещина превратилась в пяти-шестиметровое разводье, которое увеличивалось на глазах. К юго-востоку оно становилось шире, а в противоположную сторону сужалось. Пока опасность нам не угрожала, так как интенсивное сжатие и торошение шло севернее нас, а южнее – ледяные поля разводило, и там было спокойнее. Хотя торошение шло везде: и спереди, и сзади нас. Опасно будет, когда после развода льдины снова сойдутся и начнется сильное сжатие. Тогда торошение может достигнуть нашей палатки.

К югу от нас, там, где находилось замерзшее разводье, слышались скрипы, громкие вздохи и шипение. Я не удержался и, невзирая на сильный ветер и торошение, пошел к разводью. Когда я добрался до него, то передо мной предстала грозная впечатляющая картина разбушевавшейся стихии. Под колоссальным напором соседнего ледяного поля молодой ледок в разводье со скрежетом и шипением вспучивался, ломался и крошился. И тут возникали мелкие временные торосы, которые вскоре должны исчезнуть в бурных волнах открытого моря.

В эту светлую майскую ночь мы несколько раз выходили из палатки, еще раз укрепляли костыли – держатели основания палатки, потому что под напором неистового ветра наше слабое жилище содрогалось и трепетало. А разводье все расширялось.

Утром следующего дня внезапно повалил густой снег, а ветер достиг ураганной силы. Мутная холодная снеговерть. Видимость ограничивается несколькими метрами. Ветер проникает в палатку, задувает мелкие крупинки снега, от которых нарастают маленькие сугробики. Кругом стоит ужасный вой, стоны, грохот – ад кромешный! Так продолжалось весь день и ночь, и только сегодня к полудню снег прекратился.