Три столетия реформ и революций в России

Петр не получил традиционного православного образования, да и знания, обретенные им в Немецкой слободе, оказались отрывочными, случайными. Царь до конца жизни остался малограмотным самоучкой, не знавшим элементарных правил грамматики.

Точно так же миф о демократичности Петра отвергается фактами явного самовластья царя. Да, он был и плотник, и кузнец, работая до мозолей на руках, мог выпить в кабаке с простым мужиком. Но для него рабами были все, и он фельдмаршала и князя мог избить, послать на земляные работы, а простого солдата возвысить до высокой должности – но не по закону, а по своей царской воле абсолютного самодержца. Правда, в этом отношении он был частью своего народа, ибо и царь и народ хотели не свободы: народ желал воли, а царь – самовластья. В народных низах намерения Петра не были понятны. Привычка к бедности и возможность ухода (в казацкую вольницу на Дон или в Сибирь) при сохранении постоянно невысокого уровня жизни не могли побудить народные массы поддержать преобразования власти. Их терпели.

Стоимость реформ Петра для страны и народа оказалась явно чрезмерной. Стремительный рост расходов государства на содержание чиновничества, армии и флота потребовали увеличения налогов. В 1701 г. власть повысила налоги с податного крестьянского сословия вдвое, в 1705 г. были введены чрезвычайные налоги и введена государственная монополия на продажу соли. Строительство Санкт-Петербурга привело к росту налогов в четыре раза.

Петр исходил из своего узко понимаемого развития страны, а поэтому установил жесткую регламентацию в торговле и предпринимательстве, поощрял нескольких производителей и тем самым губил на корню всякую конкуренцию. Зачем было заменять старый торговый порт Архангельск на новый Санкт-Петербург? В новый порт не было сухопутных дорог, а на Балтийском море торговым судам грозили шведские каперы, но Петр в 1713 г. запретил возить в Архангельск два основных экспортных товара – пеньку и юфть. Их везли в новый город Петра, и там они благополучно гнили под открытым небом. Наконец, налоговый пресс давил на купечество постоянно, не только препятствуя расширенному воспроизводству капитала, но нередко приводил к разорению. За Петровскую эпоху численность купеческих династий сократилась, это видно по его элите – гостиной сотне, численность которой упала с 226 человек в 1700 г. до 104 в 1715 г.

Вся огромная мощь государства обрушилась на русскую деревню, истощив ее материально и физически, подавив духовно. Реформы привели к разорению крестьянских масс, падению численности населения, восстаниям и мятежам от Карелии до Азова. В 1722–1724 гг. неурожаи привели к массовому голоду. Поэтому после кончины Петра подушная подать была сокращена наполовину, соляная монополия ликвидирована и цена на соль снижена; расходы на бюрократический аппарат и флот сокращены, и в 1727–1730 гг. не было заложено ни одного линейного корабля.

Реформы Петра были явно преобразующие, фактически революционные по характеру, порывающие со многими традиционными ценностями, идеалами, понятиями, ценностями, обычаями и нормами. Чего стоит одно перенесение столицы из центра страны на далекую окраину, причем новый город – с нерусским названием – был обречен регулярно подвергаться опустошительным наводнениям.

Насильственная вестернизация в бытовой культуре дворянства (насаждение брадобрития, курения, иноземной одежды, даже употребления новой еды и напитков) расколола русский на род на собственно народ, мужиков, сохранивших традиционный уклад жизни и традиционное мировоззрение, и на европеизированное дворянское общество. Такой раскол русского народа по вертикали, привел к более или менее явно выраженному отчуждению узкого слоя образованного дворянства (1–2 %) от широких народных масс. А нарушение органической целостности общества естественно ослабляет его, уменьшает возможности для более эффективной и скорой его трансформации в новое качество.

Была ли в то время альтернатива преобразованиям Петра? Теоретически да. В феврале 1724 г. Посошков подал на имя царя свое сочинение под названием «Книга о скудости и богатстве». Иван Тихонович Посошков (1652–1726), оригинальный русский мыслитель, рассмотрел основные части русской хозяйственной жизни и предложил их поправление, но не путем подражания европейской Реформации, а в пределах православного миропонимания. Дошло ли сочинение до царя, неизвестно, только автор в августе 1725 г. был арестован, помещен в Петропавловскую крепость, где и скончался 1 февраля 1726 г.

Справедливости ради скажем, что в то же время реформы Петра были по своему характеру своевременными, отвечавшими потребностям государства и общества. Но главное все же состояло в том, что преобразования Петра ограничивались рамками реформы внутри системы и не переросли в реформу системы, в революцию сверху. Этого не произошло не из-за внезапной кончины царя, а просто потому, что он сам большего не желал и большего не представлял. Петр жил и действовал, чувствовал и мыслил как феодальный правитель; но он оказался больше революционером-разрушителем, чем реформатором-созидателем. Вот почему реформы Петра столько же ускорили развитие России, сколько и затормозили его.

В то же время стоит заметить, что русское общество той эпохи оставалось пассивно; оно не сумело выработать свои формы организации, способы выражения своих интересов. Показательно в этом отношении неудача городовой реформы, начатой в 1699 г. и тихо сошедшей на нет. Общество во всех своих сословиях еще не полностью выросло из состояния средневековой дикости и произвола, оно являло подчас полярное сочетание грубости и жестокости с тонкостью чувств и глубиною ума, европейских познаний и умений с ухватками темного мужика, уважением силы, а не закона. Тем более такие западные ценности, как права личности и права частной собственности, основанные на идеологии протестантизма, чуждой православному народу, не могли быть просто заимствованы. Русскому обществу предстояло самому дойти до признания их ценности и важности, но исходя из позиций православного мировоззрения.

Таким образом, при наличии сходных с западными странами предпосылок (развитие торговли и мануфактур, рост городов, развитие системы образования), при очевидности той же цели – современного, капиталистического общества, России до этого было далеко. Почему?

Помешала авторитарная форма власти? Нет. Сильная власть, способная определять цели развития страны и направлять имеющиеся ресурсы для их достижения, необходима для выхода из кризиса национального масштаба и проведения реформ. В пространстве России такая власть была жизненно необходима.

Представляется, что важнейшей причиной оказалось богатство страны, неисчерпаемость ее природных и человеческих ресурсов, что резко сокращало значимость фактора экономического кризиса. Другая причина – особая роль государства, издавна более значимая, чем на Западе. Если на Западе монархической власти противостояли то городские бюргеры, то аристократия, то народные массы, в России все и вся находилось под властью короны. Именно при Петре у нас образовалось тоталитарное государство, беспощадное в своем рвении к прогрессу и чуждое как интересам различных слоев русского общества, так и духовному миру отдельного человека, его желаниям и стремлениям.

Справедливости ради отметим, что еще отец Петра требовал от своих воевод следить за тем, чтобы воины в походах исповедовались; он же запрещал ряд обычаев и увеселений, например, за игру на гуслях или домре, за качание на качелях или игру в шахматы били батогами. Но и Петр полагал, что «наш народ яко дети, неучения ради которые за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают». Как отмечал А.С. Пушкин, «история представляет около его всеобщее рабство… все состояния, окованные без разбора, были равны пред его дубинкою. Все дрожало, все безмолвно повиновалось». При нем подданные должны были руководствоваться предписаниями власти при строительстве изб, при кладке печей, при посещении церкви, при похоронах и т. д. Позднее продолжателями такого рода жесткой и мелочной регламентации частной жизни своих подданных были Павел I и Александр I. Только полтора столетия спустя после реформ Петра государство снимает свою опеку над обществом, и понадобилось полтора столетия для того, чтобы борода и народные пляски вернулись к дворянам.

Сыграл свою роль и внешний фактор. К началу XVIII в. передовые страны Запада обладали более длительным опытом исторического развития, чем Россия; внутренние условия побуждали Англию, Голландию и Францию к большей активности на внешних рынках для сбыта своих товаров. Россия была включена в систему мирового хозяйства, но оказалась на его периферии и превратилась в важную мировую «житницу» и поставщика сырья. Стоит обратить внимание на эту двоякую роль Запада в общественном развитии России: западный капитал и внешняя торговля с Европой усиливали экономический рост, но замедляли экономическое развитие России.

Лишенное внутренней динамики, относительно окрепшее и развившееся, но сохранившее покорность и принятие самодержавной власти, русское общество при Петре I остановилось собственно на пороге коренных реформ. Переступить его преемники Петра не смогли.

Более того, с начала царствования внука Петра I, государя Петра II (1715–1730 гг., император с 1727 г.), намечается «поворот к старине». В феврале 1728 г. императорский двор и государственные учреждения переезжают в Москву. Строительные работы в Петербурге были остановлены, его жители стали покидать новую столицу. Готовилось восстановление патриаршества…

Но такой очевидный откат к старине был прерван скоропостижной смертью молодого царя. В правящей группе вновь взяли верх сторонники европейской модели развития.

Императрица Екатерина Великая: победы и проблемы

Ступив на путь капиталистических преобразований, Россия оставалась во многом средневековой страной. Например, по лесам и дорогам нередко встречались шайки разбойников из крестьян, предводительствуемые своим помещиком. И Екатерина II (1729–1796 гг., правила с 1762 г.), по выражению В.О. Ключевского, «спешила заштопать наиболее резкие прорехи управления». Характер ее царствования во многом повторял царствование высоко почитаемого ею Петра: фрагментарные реформы, усиление армии и государства, поощрение развития образования и искусства – при фактическом игнорировании ключевого вопроса – о крепостном строе. Более того, в царствование матушки-царицы происходили и попятные движения в социальной жизни.

Так, в Петровскую эпоху был дан сильный толчок для развития русского третьего сословия: купцов, фабрикантов, горнозаводчиков. Сознавая их важность, Петр I поощрял деятельность своих и иностранных предпринимателей и даже обращение нового дворянства к предпринимательству. Например, А.Д. Меншиков был военным деятелем, царедворцем и землевладельцем, откупщиком, промышленником; П.И. Шувалов – чиновником, но и землевладельцем и промышленником. Подобный процесс шел в Англии столетием раньше и в какой-то мере облегчил и ускорил рождение нового капиталистического уклада. Но в России неисчерпанность потенциала дворянства и его значение в качестве главной опоры самодержавной монархии не смягчали, а, напротив, усиливали сословно-классовые различия.

Екатерининский указ о вольности дворянской (первоначально принятый Петром III 17 января 1762 г.) закреплял особое положение этого сословия в обществе. Освобождение дворян от обязательной службы породило, по выражению В.О. Ключевского, «дворянское безделье» и не просто подражание, но поклонение «передовой Европе», центром которой в то время виделась Франция, даже в мелочах. Но по намерениям воспитанного в европейской традиции Петра III (1728–1762 гг.) освобождение российского дворянства было актом положительным. Этот злополучный внук великого деда успел еще уничтожить Тайную канцелярию, что опять-таки соответствовал европейским меркам современного государства. Но все же внутри правящего слоя не существовало ясного понимания, что именно необходимо для развития страны и общества. Например, при Екатерине II дворянам запрещалось заниматься торговлей. Купцы же, выслужив дворянство, нередко отходили от дел, «несовместных» с новым высоким званием.

Влияние внешнего фактора – французской революции – было весьма сильным в те годы. В.О. Ключевский, отметив «многостороннее значение революции для нашей истории», подчеркивает важный момент: «Прилежные ученики французской философии до 1789 г., мы потом были более 30 лет неутомимыми борцами против ее крестной дочери – Французской революции со всеми ее следствиями». Невольным следствием революции стала настороженность к любым важным переменам, ибо если во Франции решение аграрной проблемы привело к падению монархии, то тем более это казалось возможным в России.

Отражением отношения власти и дворянского общества к возможности коренных реформ стала борьба вокруг «Наказа» Екатерины II, своеобразной программы реформ. В ходе этого противоборства реформаторов и охранителей прямо заимствованные императрицей у европейских мыслителей Ш. Монтескье и Ч. Беккариа идеи о разделении властей, отделении Церкви от государства, равенстве сословий и иные того же рода были подвергнуты сомнению или отвергнуты. Видимо, для императрицы была очевидной необходимость предоставления личной свободы миллионам помещичьих крестьян, но она должна была считаться с уровнем тогдашнего общества. В одном из своих писем Екатерина II писала: «Г-н Дидро, я с величайшим удовольствием выслушала все, что вам внушило ваше блестящее воображение; с помощью ваших великих принципов, которые я очень хорошо понимаю, можно писать прекрасные книги, но очень плохо вести дело… Вы работаете только на бумаге, которая выносит все; она не ставит препятствий ни вашему воображению, ни вашему уму, но я, как императрица, работаю на человеческой коже, которая более раздражительна и разборчива». Попробуй «самовластная царица» покуситься на крепостное право, и она была бы сметена возмущенным дворянством. Слова о «воле» крепостных императрица вычеркнула из черновика своего достославного «Наказа», но из чувства гуманности приняла меры к ограничению продажи «людей» поодиночке, без земли, и уничтожила звание «раба». Исключены были статьи об освобождении крестьян в случае жестокости их помещиков, об отделении законодательной власти от судебной. Так, серьезные намерения о проведении революции сверху остались лишь в черновиках, реальностью оставалась реформа внутри системы.

И продолжением петровской преобразований стали вестернизации культуры и все большая ее секуляризация. Происходило дальнейшее развитие русской литературы, театра, архитектуры, просвещения; совершенствование государственного и административного аппарата: Губернская реформа 1775 г. значительно укрепила государственную власть на местах, действия по ослаблению Церкви как самостоятельной силы в общественной жизни страны.

Этим объясняется нежелание государства дать духовенству права самостоятельного сословия в рамках нового Уложения (общего свода законов взамен устаревшего Уложения 1649 г.), что способствовало бы материальному обеспечению священства. Была проведена радикальная секуляризация церковного имущества. Поначалу, вступив на престол, Екатерина II отменила указ о секуляризации, принятый еще Петром III, стремясь заручиться поддержкой духовенства. Убедившись в поддержке дворян, она восстановила указ покойного супруга. 28 февраля 1764 г. был опубликован высочайший манифест о переходе церковных имений в собственность государства, в результате из 732 мужских монастырей был оставлен 161, из 222 женских – всего 39. Тем самым Русская церковь была окончательно поставлена под контроль государства. В то же время положение бывших монастырских крестьян улучшилось: барщина была заменена оброком, часть монастырских земель была передана в их собственность.

По воле императрицы в 1767 г. в Комиссию по составлению нового Уложения были избраны от всех сословий 652 депутата, привезшие наказы от своих избирателей. Екатерина хотела слышать откровенные голоса, познакомиться с «умоначертанием народным», но то, что она услышала, оказалось неожиданным. Дворяне в массе своей ратовали за сохранение закрытости своего сословия, купцы – права устраивать фабрики и законы, но все сошлись по двум пунктам: плохое судопроизводство и владение крестьянами, чего желали и дворяне, и купцы, и казаки. Комиссия была «временно распущена» в декабре 1768 г., но больше не собиралась. Она выполнила свою задачу. Революционный дух европейского Просвещения, воодушевлявший императрицу, уступил место имперскому духу деспотизма.

Почитательница французских энциклопедистов оставалась на троне подлинно самодержавной царицей, не готовой к изменениям в политической системе государства. Показательно, что в период обсуждения «Наказа» Александр Ильич Бибиков, избранный маршалом (председателем) Комиссии по составлению Уложения, в ответ на вопрос одного депутата, будет ли императрица вновь собирать депутатов для обсуждения новых законов или будет издавать их сама, отвечал утвердительно, что если императрица будет довольна их трудами, то и впоследствии «уже не приступит к какой-либо важной мере… на собравши снова депутатов». Оба не знали, что рядом за ширмами стола Екатерина, которая со следующего дня стала холодна к Бибикову. Кстати, тот же свободомыслящий Бибиков был против получения дворянства чиновниками по выслуге лет, считая необходимым сохранить замкнутость первого благородного сословия.

В 1785 г. последовала Жалованная грамота дворянству, дававшая монопольное право на владение крестьянами, землями и недрами, освобождение от налогов и телесных наказаний, право на устройство корпоративных губернских и уездных собраний. Тогда же опубликована Жалованная грамота городам Российской империи, регламентировавшая состав городского населения и дававшее право раз в три года собираться на Общую городскую думу, избиравшую городского голову и шесть гласных (депутатов). Крупное купечество было освобождено от подушной подати и рекрутской повинности. Но эти уступки не нарушали господствующего положения первого сословия, «благородного дворянства». Слабость нарождающейся русской буржуазии и крестьянства побудили Екатерину оставаться «дворянской царицей»: она отказалась от намерения дать Жалованную грамоту государственным (незакрепощенным) крестьянам.

Между тем, хотя крестьянство в массе своей терпеливо несло свою долю, оно использовало любую возможность для того, чтобы от нее избавиться. Петр I дозволил крепостным записываться в армию, и они хлынули туда, да так, что сразу после смерти царя указ этот отменили. При Екатерине II с появлением слухов, что господских крестьян отберут в казну, как отобрали церковных (секуляризация монастырских земель), крепостные целыми селами подавали императрице прошения об освобождении от власти помещиков.

Очевидно, что бывшие ранее восстания И. Болотникова и С. Разина были стихийными, воодушевленными лишь мечтой о «воле». В свою очередь авантюрное предприятие Е. Пугачева уже имело некое подобие программы. Оно рухнуло не только от силы царской власти, но и от непосильного величия объективно вставшей перед мятежниками задачи – освобождения крепостных и создания нового строя.

Пугачевщина, крестьянская война в России в 1773–1775 гг. охватила огромную территорию: Западная Сибирь, Урал, Приуралье, Оренбургский край, Среднее и Нижнее Поволжье. В движение было вовлечено около 100 тысяч активных повстанцев – крестьяне, казаки, городские низы, заводские рабочие, не только русские, но и башкиры, калмыки, татары. Они поднялись на борьбу не против монархии, а против помещичьего гнета, непосильных тягот феодального строя. Ставший вождем восстания донской казак Емельян Иванович Пугачев принял имя покойного императора Петра III, что отвечало мировоззрению народных масс, их наивно-монархической мечте о «хорошем, справедливом, мужицком царе», пусть и самозванце. Он создал военную коллегию, которая выполняла функции военного и административно-политического центра восстания; мятежники имели немалую артиллерию и организованное снабжение. В сентябре 1773 г. Пугачев опубликовал манифест о пожаловании казаков, татар и калмыков, присоединившихся к нему, старинными казачьими вольностями и привилегиями. В июле 1774 г. Пугачев обнародовал манифест о повсеместном истреблении дворян, об освобождении крестьян от крепостной неволи и безвозмездной передаче земли народу. Он подлинно пытался реализовать народную мечту о «царстве добра и справедливости»: отменил все денежные подати, рекрутскую повинность, установил вольное пользование пахотными землями, рыбными ловлями, соляными озерами.

Карательные экспедиции правительства во главе с В.А. Каром, А.И. Бибиковым и И.И. Михельсоном по частям громили отряды мятежников. В августе 1774 г. Екатерина II после подписания в июле Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией собрала до 20 пехотных и кавалерийских полков, благодаря чему в сентябре мятежникам было нанесено окончательное поражение. Пугачев был казнен в Москве в январе 1775 г. Стихийное выступление необразованных масс, несмотря на огромный масштаб, закончилось неудачей, но продемонстрировало как полную устарелость системы крепостного строя, так и невозможность создания революционным путем утопического «мужицкого царства».

Крайне показательно в годы пугачевского предприятия укрепление в народе веры в «хорошего царя» и недоверия, даже вражды к помещику. А.Т. Болотов вспоминал то время, когда «мысли о Пугачеве не выходили у всех у нас из головы и мы все удостоверены были, что вся подлость и чернь, а особливо все холопство и наши слуги когда не въявь, так втайне сердцами своими были злодею сему преданы, и в сердцах своих вообще все бунтовали и готовы были при малейшей взгоревшейся искре произвесть огонь и полымя… Глупость и крайнее безрассудство нашего подлого народа была нам слишком известна, и как при таких обстоятельствах не могли мы на верность и самих наших слуг полагаться, а паче всех их и не без основания почитали еще первыми и злейшими нашими врагами…».

Стоит заметить, что Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833) был из небольшого числа русских дворян, вкусивших плодов европейского Просвещения. Он издавал первый в России агрономический журнал «Сельский житель», в своем хозяйстве соединял опыт европейской агрономической науки и свой практический опыт, собрал обширную библиотеку, был одним из деятельных членов Вольного экономического общества, почетным членом Саксонского королевского общества, входил в круг Н.И. Новикова, М.М. Хераскова, Н.М. Карамзина, И.П. Щербатова и других просвещенных и гуманных русских дворян. Но и он, будучи свидетелем казни Пугачева, называет это «истинным торжеством дворян над сим общим им врагом и злодеем».

Опыт пугачевщины побудил императрицу, с одной стороны, укреплять местную административную власть, а с другой – усилить контроль государства для предотвращения крайнего произвола помещиков в отношении крестьян. Самым известным было «дело Салтычихи», помещицы Д.Н. Салтыковой, замучившей насмерть более 100 своих крепостных людей и приговоренной в 1768 г. судом к смертной казни, замененной пожизненным заключением. Тем самым в сознании народных масс укреплялся идеал самодержавной власти, с одной стороны, а с другой – закреплялось противостояние с первым сословием в государстве.

Рост и развитие екатерининской России

В то же время в экономическом плане екатерининская Россия была достаточно развитой страной по европейским меркам. Имелось немало фабрик и мастерских, в том числе крупных, было отечественное кораблестроение и военное производство, развивалось горное дело. В качестве положительной черты, отличавшей российское хозяйство от западноевропейского, Е.В. Тарле называет отсутствие средневековых цехов в городах и незначительное развитие монополий, в том числе особое привилегированное положение отдельных городов.

В 1767–1769 гг. в стране насчитывалось 496 мануфактур (суконных, полотняных, шелковых, стекольных и др.) и 159 железоделательных и меднолитейных заводов. Быстро развивался Иваново-Вознесенский текстильный район, там из 52 полотняных мануфактур лишь на 5 использовался труд посессионных (крепостных) рабочих, а на 49 – труд наемных рабочих. Высокий уровень промышленности Урала оттеснил на второй план старые районы металлургии в Туле, Липецке, Олонце. На Урале 84 железоделательных, доменных, молотовых и медеплавильных завода вырабатывали 90 % выплавки меди и 65 % производства черного металла по всей России. Доменные печи Урала были самыми крупными в мире. Страна вышла на первое место в мире по выплавке чугуна, обогнав Англию, ставшую импортером русского железа.

«Русским удаются фабрики и ремесла, – писал в те годы в «Истории России» Левен. – Они делают тонкие полотна в Архангельске, ярославское столовое белье может сравниться с самыми лучшими в Европе. Стальные тульские изделия, быть может, уступают только английским… Заставьте русского состязаться с иностранцем, и можно биться об заклад, что русский будет работать с меньшим числом инструментов так же хорошо и выработает те же предметы с менее сложными машинами». Рост промышленного производства и возрастание доли наемного труда – явные показатели развития капитализма, но новый строй оказывался в подчиненном положении.

Очевидным показателем успехов национальной экономики являются данные о внешней торговле екатерининской России, которая ввозила в Англию и Францию больше своих товаров, чем вывозила. Так, русский экспорт во Францию в 1782 г. составил 9 721 тысячу ливров, а импорт – 4 802 тысячи, в 1785 г. экспорт – 6 412 тысячи ливров, а импорт – 5 486 тысяч. Из России во Францию в 1785 г. пришло 140 судов общим тоннажем 24 892 т, из Франции в Россию – 74 судна в 14 391 т. По мнению генерального контролера Франции Колонна, такое положение определялось прежде всего ловкой политикой Голландии, захватившей в свои руки выгодную торговлю с Россией, но для нашей темы это неважно.

Впрочем, ничего необычного в приведенных данных нет, ибо Россия вывозила сырье. В структуре экспорта первое места занимали лён, пенька, пакля – от 20 до 40 %, далее шли юфть, лес, канаты, щетина, сало, пушнина. Доля железа в экспорте составляла от 6 % в 1749 г. до 13 % в 1796 г. «В XVIII в. Россия была в Европе страной, откуда едва ли не легче всего было вывозить сырье, ибо почти всюду… вывоз многих сырых продуктов был либо прямо запрещен, либо обложен высоким тарифом», – отмечал Е.В. Тарле. И вот эта ставка на экспорт сырья, несмотря на немалую величину дохода, также оказывалась показателем экстенсивного характера экономического развития, свидетельством господства некапиталистического строя.

К концу екатерининского царствования 29 губерний были устроены по новому образцу, было построено 144 новых города, издано более 200 указов для облегчения положения народа, вчетверо увеличились государственные доходы и количество фабрик, вдвое выросла армия, втрое – количество кораблей флота, были присоединены новые земли с 7 миллионами жителей – все результаты замечательные, но лишь утверждающие общество в его прежнем состоянии. Развитие по-прежнему шло экстенсивным, а не интенсивным путем.

В 1782 г. образована Комиссия об учреждении народных училищ, а в 1786 г. обнародован Устав народных училищ, по которому предусматривалось создание сети средних учебных заведений в губерниях и уездах России. В 1876 г. в стране насчитывалось 165 школ с общим числом учащихся 11 088 (10 230 мальчиков и 858 девочек), в 1796 г. их количество выросло до 316 школ с общим числом учащихся 17 341 (16 220 мальчиков и 1121 девочка). В дворянской среде получило широкое распространение домашнее обучение с приглашением иностранных, чаще французских, учителей и гувернеров.

«Решительно нет никаких оснований считать, что Россия екатерининского времени в самом деле сколько-нибудь сильно отставала от наиболее передовой в индустриальном отношении страны Европейского континента», – делает вывод Е.В. Тарле. С ним следует согласиться, но с существенной оговоркой: равенство могло быть лишь по формальным показателям – стоимостной объем внешней торговли или объем продукции металлургической промышленности. Цена достижений и способы этих достижения этих показателей на Западе и в России были уже различны. Уровень развития сельского хозяйства также был высок, но все же крепостной строй сдерживал развитие русской деревни и главное – препятствовал росту русского города, промышленности и ремесел.

Таким образом, реформы внутри системы укрепляли эту отжившую свое феодально-крепостную систему. Однако кризис системы нарастал, и очевидным проявлением его стал финансовый кризис.

Победоносные войны Суворова и Ушакова стоили немало, еще Петр в свое время говорил: «Деньги суть артерия войны». Царский двор, административный аппарат, армия и флот перенапрягали денежные ресурсы страны, в то время как главными источниками дохода оставались подушные и таможенные сборы, питейный и соляной налоги. Питейный налог за царствование Екатерины увеличился более чем втрое (в 1763 г. – 4,4 млн рублей, в 1796 г. – около 15 млн рублей), что говорит о распространении народного пьянства, ибо население страны за те же годы выросло менее чем вдвое. Возникший дефицит государственного бюджета покрывался внешними займами и печатанием бумажных ассигнаций, неумеренный выпуск которых привел к их обесценению.

Русский народ и русское общество

Необходимо также сказать и о состоянии общественной мысли в России в ту эпоху, ибо серьезным переменам в государстве или в экономике должны предшествовать перемены в сознании людей.

Человек есть субъект и объект в общественной жизни. Человек сам более или менее активно участвует в ней и одновременно испытывает ее воздействие. Вот почему так важно, как он воспринимает мир и избирает свой образ жизни в мире. Инерция традиционного уклада жизни была сломана в России Петром, но – преимущественно для первого, дворянского сословия. Именно оно открылось новому миру: европейским идеям и европейской культуре.