Парадокс

– И кто же ему сейчас нравится?

– Женщины, – подтвердил догадку Ваня. – Думаю, сам понимаешь. Какая женщина захочет с котом? Вот поэтому Уродец и ненавидит ведьмаков. Всех. Без разбору. А насчёт того, что он обиделся. Не волнуйся. Уродец у нас отходчивый. К вечеру перестанет дуться.

Биф хотел ещё что-то спросить, но усатый Ваня приложил палец к губам. Тс-с-с-с! Южные ворота уже близко…

Помнится, ещё Эльнер Земмурский писал в своих «Путеводных заметках» об опасностях, таящихся при посещении Нордора. И самой первой, как указал он, являлись ворота, а точнее, те, кто поджидал уставшего путника за ними.

«Будь осторожен странник, идущий вне каравана, – писал Эльнер, – ибо за воротами, в Нордоре, тебя поджидают дети греха – проститутка и юрист. Первая, воспользовавшись твоей усталостью, украдёт последние медяки, а второй – уличит прилюдно в воровстве и унижении благородной женщины, за что ты, путник, можешь сыскать смерть в тех краях».

К сожалению, Эльнер был прав. В чём Биф неоднократно убеждался. Правда, с тех времён, когда странник Земмурский посещал город, кое-что изменилось, в худшую сторону. Появился третий встречающий, прозванный среди нордорцев «мясником». Этот радушный человек почти за бесценок потчевал усталых путников. Два-три медяка за чашу жареного мяса. Разве голодный странник пожалеет их, чтобы насытить желудок? Конечно же, нет. А вот нордорец – да. И не потому, что жаден до медяков. Не поэтому. Просто каждый нордорец знает: жареное мясо, предлагаемое за бесценок, позавчера ночью разлагалось в труповозке. В лучшем случае вчера, что не намного лучше, как ни крути.

Хотя, впрочем, если уж на то пошло, нордорцам было абсолютно наплевать – выживет чужеземец или нет после радушного приёма встречающих. Их не касается – и ладно. А остальное – гори синим пламенем!

Причиной такого отношения к чужеземцам были многочисленные караваны, испокон веков оставляющие в городе грязь да болезни. Вороватые дети, сопровождающие торговые обозы, создавали проблемы горожанам и Стражникам Короны. Аферы, проворачиваемые нечистыми на руку караванщиками. Жуликоватые торговцы, увозившие из города большое количество золотых. Всё это привело к инфляции казны. С караванами стали меньше торговать, а со временем – и вовсе разрешили въезд только по утрам.

Подобное отношение к торговцам постепенно перешло ко всем, кто входил в город. Если богатому приезжему прощалась его «пришлость», то обычные странники несли двойную ношу унижений и хамства. Даже просто проходящий мимо города путник, решивший пополнить запасы провизии на рынке, подвергался оскорблениям со всех сторон, вплоть до отказа торговать с ним.

Эту ненависть общества использовали в своих целях многочисленные главы гильдий, которые на очередных выборах переключали внимание людей на вопрос эмиграции, отвлекая народ от действительно важных вопросов.

Вот поэтому Бифа, стоящего возле сторожевой башни, волновало сейчас совершенно иное. Каким образом Ваня решил покинуть Нордор?… Был, конечно, ещё один вопрос: «Что в мешке, болтающемся за спиной от самого рынка?». Но он откладывался, до разрешения первого.

Лавр осторожно постучал в обитую железом дверь стражи, металлический звон огласил тихий вечерний переулок. Прошло некоторое время, прежде чем за ней послышалось неспешное шорканье сапог, затем скрип отодвигаемого засова, и дверь распахнулась. В проёме показалось небритое лицо стражника, с заспанными покрасневшими глазами, расстёгнутым воротом ливреи.

– Что-то ты припозднился, лавр, – стражник окинул взглядом Бифа, убедившись в его безобидности, кивнул и пропустил их внутрь.

Сторожка представляла собой деревянный пристрой к крепостной стене, с низким, закопчённым потолком, освещённым тусклым светом лучины.

Биф и Ваня присели на грязную лежанку, на которой спали дозорные, а сам страж сел на низкий табурет, затянувшись кислым дымом из трубки.

– Хенон, плата обычная, но за двоих. Вернёмся к концу твоей смены, – сказал Ваня стражу и подал тому мешочек с золотом.

Дозорный разорвал тесьму, которой был перевязан кошель, заглянул внутрь, ухмыльнулся, положил в карман. Затем, помогая себе рукой, поднялся на ноги, прошёл к стене и стал вынимать из неё кирпич за кирпичом. Ваня присоединился к нему, спустя несколько мгновений появился лаз, глубокий, но узкий, из которого сквозило свежим ветром. Ваня кинул в него мешок, Биф вполз следом.

За Южными воротами располагался огромный величины карьер, вырытый, как поговаривают городские жители, по приказу самого Тарона. Зачем? Никто не знал. Да и не нужно это. Ведь гении часто совершают поступки, неясные простому человеку. А раз так – зачем голову ломать? Лучше уж пожинать плоды. Чем нордорцы без промедления и занялись.

Карьер, прозванный народом Бездонным, имел одно весьма полезное свойство. С Нордорских стен, как бы ни пытались дозорные, нельзя увидеть, что творится на самом дне. Поэтому несколько смекалистых людей живо организовали там известные на всю округу «Потешные бои». Разумеется, с недетской прибылью от ставок.

Как же оказалось, что они не облагались оброком ни одним негласным королём? Загадка не из лёгких. А для Бифа, вообще, нереальная.

Как бы то ни было, «Потешные бои» вызвали огромный интерес народа. Многие купцы стали привозить специально для них искусных бойцов со всего света. А некоторые, особо храбрые, даже сами участвовали, что обычно заканчивались плачевно. Хотя храбрецов при этом не убавлялось.

Но, что интересно, лишь единицы знали о времени проведения «Потешных боёв». Избранные. Элита. Те, кто может, не задумываясь, поставить на кон не один мешочек золота. Такие ни за что не станут трепаться с мелкими сошками, вроде Бифа, о «Потешных боях», если, конечно, эти сошки не бойцы.

Биф сорвал ярко-жёлтый цветок и протянул лавру:

– Я ещё один нашёл.

Ваня, бегло осмотрев его, одобрительно произнёс:

– Молодец. Но больше таких не нужно. Ищи фиолетовый, стелящийся по земле.

Юноша, ещё раз бросив взгляд на цветок, разочарованно выкинул его:

– Я тут подумал. Неужели другие дозорные не увидели нас?

– Почему? Видели.

– Но тогда как? – сердце Бифа стремительно застучало.

– За всё заплачено… Вон, смотри! Фиолетовый! Нужно ещё такой, – усач сорвал бутон и положил в карман полосатых шаровар.

– Как понять: «Заплачено»? – не понял юноша.

– Ну, каждый дозорный пропускает через себя за день до десяти человек. Это, я скажу тебе, огромная прибыль.

– И что? Они её делят между собой? Так получается?

– Зачем? Просто не выдают друг друга. Сегодня, допустим, мне повезло, завтра – тебе. Смысл, стучать? Если заработок постоянный, да ёще нехилый?

– Вот оно что! Я-асно, – Биф нагнулся, чтобы сорвать цветок. – Я ещё один нашёл. Держи.

– Давай, – усач снова положил цветок в карман. – Теперь ищи красный. Он часто в земле зарыт. Прячется, гад.

– Ага. Слушай! – юношу внезапно озарила великолепная мысль. – А зачем мы дозорному заплатили?

– Чего?!

– Ну, сказали бы, что друзья Белого ландыша. И всё. Прошли бы бесплатно.

– Ты, что – шутишь? Хочешь, чтоб нас засмеяли?

– Почему же? Я серьёзно.

– Вот и я… серьёзно. Кто тебе поверит, что ты за ручку здороваешься с Белым ландышем? Тем более ему, да и нам, такая известность ни к чему. Понял? Смотри, не сболтни никому. А то живо засмеют или повесят. Кому что по нраву. О! Смотри! Я его нашёл! – разрыв землю, показал юноше ярко-алый бутон, – Всё, можем идти обратно.

– Можем, – отозвался Биф и хотел было развернуться в сторону Нордора, как внезапно увидел двоих.

Мужчину и женщину. Они находились в нескольких сотнях шагов от юноши. Женщина, присев на корточки, зачем-то передвигала камни, словно что-то искала. Мужчина, сложив руки на груди, гордо смотрел на неё. Ждал.

Наконец женщина, пододвинув к себе плоский булыжник, встала во весь рост. Со смиренностью поднесла мужчине другой, чуть поменьше. С пренебрежением он взял его, слегка сморщив нос. Сплюнул наземь. Поклонившись, женщина встала на колени, невнятно бормоча. Стряхнув с булыжника пыль, она положила на него голову. Подняла ещё один и опустила на висок.

Внезапная догадка заставила рвануть Бифа к ним, но мозолистая ладонь лавра молниеносно схватила его за руку:

– Пошли отсюда!

– Но он же её убьёт! – вскричал Биф. Мужчина поднял камень над головой. – Отпусти!

– Они – горцы. Это нас не касается. Пошли.