Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины

Между тем никакой резни в Батурине не было. Был штурм Батуринского замка, бой с частью его гарнизона (только с частью – другая часть не поддержала изменников). Разумеется, во время штурма могли быть (вероятно, и были) жертвы среди мирных жителей, оказавшихся в эпицентре сражения. Но случайную гибель некоторого (точно не установленного) количества людей неправомерно называть резней, целенаправленным уничтожением «всего гражданского населения». Выдумку про «резню» сочинил еще сам Мазепа. Вместе с другими выдумками она содержалась в универсале, рассылавшемся гетманом-изменником по Малороссии с пропагандистской целью. Но уже преемником Мазепы – новым гетманом Иваном Скоропадским ложь была опровергнута (универсал от 8 декабря 1708 года): «Що о женах и детях, о гвалтованю панен и о ином, що написано во изменническом универсале, то самая есть неправда… Не тылко тые не имеючие в руках оружия, але большая часть з сердюков и з городовых войсковых людей, в Батурине бывших, на потом пощажены и свободно в домы, по указу Царского Пресветлого Величества, от князя, Его Милости, Меншикова, отпущены».

Вряд ли можно для доказательства резни ссылаться и на «современные исследования археологов». Несколько десятков (а не 15 тысяч!) скелетов, найденных на месте раскопок в Батурине, были объявлены в современной Украине «жертвами московского геноцида» совершенно голословно, из политических соображений. «Ученой» даме, живописующей «трагедию», очевидно, неизвестно об универсале Ивана Скоропадского от 22 декабря 1708 года, выданном батуринскому атаману Данилу Харевскому. Тот универсал разрешал жителям Батурина (тем самым, кого якобы поголовно вырезали!) вновь селиться на старых местах. Опись города, произведенная в 1726 году, зафиксировала наличие 428 дворов жителей посполитого звания и 104 двора казаков, большинство из которых жили в Батурине еще во времена Мазепы и, вернувшись после разорения города, «поселились в старых домах на своих местах». Как видим, и дома были сожжены не все. Но г-жа Таирова-Яковлева ничего об этом не знает. Можно только представить, какую «историческую справку» подготовила она для российского МИД.

Не блещет сочинительница знаниями и при описании жизнедеятельности главного героя повествования. Например, крайне неумело пытается она опровергнуть рассказ польского шляхтича Яна Пасека о получившем широкую огласку финале романа Мазепы с замужней шляхтянкой. Оскорбленный муж Мазепиной возлюбленной приказал слугам привязать голого ловеласа к дикому коню и отправить в степь. Уцелел тогда будущий гетман чудом.

Таирова-Яковлева объявила эту историю неправдой, а самого рассказчика обвинила в клевете. «Пасек, – отмечает она, – в своем произведении заявляет, что Мазепа «от стыда» поехал вон из Польши и что якобы не знает, что с ним дальше стало. Это явная ложь, так как в 90-е годы XVII века, когда Пасек писал свой «Памятник», о Мазепе, тогда уже гетмане Украины, знали в Речи Посполитой все».

«Знали все» – конечно же преувеличение, но дело в другом. Свой «Памятник» (мемуары) Пасек писал не в 90-х годах XVII века, а между 1670–1690 годами (точная датировка неизвестна), то есть, скорее всего, до того, как в 1687 году Мазепа стал гетманом и получил, по мнению «ученой» дамы, всепольскую известность.

Столь же несостоятельно другое, приводимое Таировой-Яковлевой, «опровержение» того же эпизода – факт женитьбы Мазепы в 1668 году на родной сестре супруги гетмана Правобережной Украины Петра Дорошенко. «Это лишний раз доказывает, что на прошлом Мазепы не было никакого «пятна позора» в стиле россказней Пасека – можно не сомневаться, что в противном случае ему бы не позволили породниться с казацкой элитой Правобережья».

Однако обиды и оскорбления, понесенные от шляхты, вовсе не считались бесчестием в казацкой среде. Наоборот, такой «несправедливо пострадавший» мог рассчитывать на сочувствие, тем более если он сам оскорбил шляхтича, наставив тому рога. Процитированный пассаж из сочинения Таировой-Яковлевой доказывает всего лишь, что она не вполне знакома с нравами той эпохи, о которой взялась рассказывать.

Об этом же свидетельствуют рассуждения автора о нашумевшем романе старого гетмана с Мотрей. Сообщив, что Василий Кочубей и его жена обвиняли Мазепу в совращении (и даже изнасиловании) девушки, «ученая» дама заявляет: «Глубоко заблуждаются те, кто полагает, что… Кочубеи переживали за «опороченную честь дочери» (какая же она опороченная, если гетман предлагал на ней жениться)». Между тем еще и в наше время во многих семьях добрачная утрата девушкой невинности считается позором. В начале же XVIII века такие взгляды были всеобщими.

Касаясь доноса (причем, скорее всего, доноса ложного), сделанного в Москве Мазепой (еще не гетманом) на кошевого Ивана Сирко, Таирова-Яковлева оправдывает главного героя книги, поясняя, что Мазепа в данном случае мстил запорожцу и «основания у него для этого, как мы увидим ниже, имелись». А ниже «ученая» дама повествует о том, как Мазепа по приказанию Петра Дорошенко вез под охраной татар подарок крымскому хану – 15 пленных казаков, предназначенных для обращения в рабство.

Караван перехватили запорожцы. Татар перебили, пленных освободили. Мазепа, осознав бесполезность сопротивления (нападавших было намного больше), предпочел сдаться сразу. «Запорожцы, – повествует автор далее, – услышав показания освобожденных ими казаков и прочитав бывшие с Мазепой письма, тут же хотели его «растерзать и убить». Но сделать этого не дали Сирко и другие «товарищи» (то есть заслуженные казаки)».

Иными словами, кошевой спас Ивану Мазепе жизнь. И позднее, отправляя своего пленника к гетману Ивану Самойловичу (тот настойчиво требовал доставить схваченного посланца Дорошенко к себе), Сирко в сопроводительном письме просил о снисхождении к Мазепе: «Зело и покорно велможности твоей прошение свое приносим о Иване Мазепе… твоя милость, яко отец милосердый, покажи милость свою, чтоб он в неволе не был». «Могу с уверенностью сказать, что никогда, ни до этого, ни после, Сирко так ни за кого не просил», – комментирует письмо Таирова-Яковлева.

Сведения, сообщенные пленным Мазепой Самойловичу и царскому воеводе Григорию Ромадановскому, показались им интересными. Мазепу отправили в Москву, где он, выражаясь словами Таировой-Яковлевой, «не приминул насолить запорожцам и их атаману», изобразив Сирко изменником, действующим в интересах турецкого султана.

«Где же основания для мести?» – вправе спросить читатель. Их нет. Есть черная неблагодарность Мазепы по отношению к человеку, спасшему ему жизнь. И есть очень уж оригинальная (назовем это так) трактовка «ученой» дамой норм морали.

Не менее «оригинальна» Таирова-Яковлева и в комментировании самого момента захвата Мазепы в плен. «Сопротивляться большому отряду запорожцев, – пишет она, – равно как и пытаться бежать от них – означало верную смерть. Но и остаться, и добровольно отдать себя им в руки можно было, только не потеряв присутствия духа. Впрочем, надо признать – Мазепа умел быть храбрым, встречать опасность с холодной головой и с достоинством смотреть в лицо смерти».

Стремление Мазепы избежать смерти вполне понятно. Но логично ли сдачу в плен без боя, капитуляцию, обусловленную исключительно желанием сохранить себе жизнь, именовать храбростью?

Из таких вот «оригинальных» суждений в значительной мере и состоит книга «Мазепа». Пообещав в предисловии создать «объективный портрет» гетмана, предоставить читателю «выверенные факты», выйти за рамки черно-белых оценок, использовать «всю палитру красок», г-жа Таирова-Яковлева применяет только одну краску – белую, подменяя выверенные факты набором собственных домыслов и разглагольствований. В результате ее книга представляет собой не биографию исторического деятеля, а некое житие святого (хотя до святости там очень далеко). Какие бы подлости ни совершал Мазепа, кого бы ни предавал, как бы ни торговал Украиной – для Таировой-Яковлевой он все равно остается патриотом, честным человеком, глубоко верующим христианином, даже спасителем страны. «Разве мог другой человек вырвать Украину из хаоса Руины? – восклицает «ученая» дама, в очередной раз перечислив достоинства своего кумира. – История отвечает однозначно: сделать это смог только Мазепа». (Следует напомнить, что эпоха Руины – кровавой междоусобицы – закончилась при Иване Самойловиче, то есть до прихода Мазепы к власти.)

Некоторые ошибки автора довольно курьезны. Так, город Лебедин она называет «Леблядином». Сообщает о письме, которое привез от княгини Дольской Мазепе «некий Волошин». (Очевидно, доктор исторических наук думает, что «волошин» – это фамилия, и пишет слово с большой буквы, хотя в действительности так раньше называли выходцев из Валахии, нынешних румын.) Нельзя без улыбки читать и описание Таировой-Яковлевой бегства мазепинцев после Полтавской битвы: «На Днепре разыгрывалась настоящая трагедия. Украинцы бежали со всем своим скарбом. 30 возов с серебром и деньгами Орлика погибли при переправе. Его жена «в одном платье» с детьми сумела захватить только шкатулку с драгоценностями и тысячей червонцев. Орлик – поэт, панегирист и образец учености своего времени – метался в отчаянии и обещал казакам 300 талеров за переправу его возов». Характерно, что «трагедией» сочинительница называет не гибель людей, не ужасы переправы перед лицом наступающего противника, даже не военную катастрофу еще недавно непобедимой армии, а утрату «поэтом» (сей деятель помимо прочего специализировался на составлении откровенно подхалимских виршей, воспевавших власть имущих) Орликом награбленного имущества.

Наверное, нет нужды перечислять все огрехи книги. Чтобы привести их полный перечень с необходимыми в таком случае опровержениями, потребовалось бы писать труд не меньший по объему, чем сочинение самой «ученой» дамы. А потому, в дополнение к вышесказанному, стоит ограничиться еще разве что указанием на склонность г-жи Таировой-Яковлевой к фантазированию. Тут надо отдать ей должное: воображение у сочинительницы развито превосходно. Только функционирует оно в ущерб достоверной истории. Вот автор книги ведет рассказ о церковной анафеме Мазепе, провозглашенной митрополитом Стефаном Яворским (малорусом по происхождению). «Очень интересно узнать, какие истинные чувства владели Яворским», – пишет «ученая» дама и начинает строить предположения о тайном сочувствии архиерея гетману, которого он предал церковному проклятию якобы исключительно из опасения подвергнуться репрессиям. Историки, конечно, знают, что свои истинные чувства Стефан Яворский выразил в собственноручно (и добровольно, по побуждению души) написанном стихотворении, где Мазепа назван Иудой, вторым Каином, вторым Иродом, сатаниным сыном и т. п. Но что до того Таировой-Яковлевой?

Примерно такую же степень правдивости имеет утверждение г-жи сочинительницы о скрытых симпатиях к Ивану Мазепе его преемника Ивана Скоропадского. «В своих универсалах, – уверяет «ученая» дама, – он (Скоропадский. – Авт.) именовал Мазепу не иначе как «бывший гетман» или «мой антецессор», но никогда «изменником», как того требовали российские власти». Между тем универсалы те опубликованы. Изменником в них Иван Мазепа называется многократно (а еще: супостатом, богоотступником, згубцей и т. п.). Очевидно, что указанные документы Таирова-Яковлева не читала (оно ей надо?), а просто напридумывала то, что лучше соответствует концепции жития.

Ну а самым курьезным в книге является приписывание автором своему герою роли «серого кардинала» в свержении в 1689 году правительницы Софьи. Как провинциальный деятель, только изредка наезжавший в столицу, вообще мог играть такую роль – загадка для всех, но не для «ученой» дамы. Целиком находясь в плену собственных фантазий, не без гордости сообщает она, что ранее «никто из историков не задавался этими вопросами». А далее живописует, как фаворит Софьи князь Василий Голицын, считая Мазепу союзником, планировал двинуть на Москву армию украинских казаков, как обхаживала Ивана Степановича сама правительница и как гетман, давно связанный с партией царя Петра, встал на сторону юного монарха.

Изрекая такие «откровения», доказательств сочинительница, естественно, не приводит. Кроме разве что одного: за десять лет до описываемых событий Мазепа вел «долгие, смелые и откровенные разговоры» с думным дьяком Ларионом Лопухиным, тем самым, что «был отцом Евдокии, жены Петра». И «нет оснований полагать, что эти контакты впоследствии прекратились». Достаточно ли для столь фантастического предположения одного факта беседы десятилетней давности (когда в Кремле сидел другой царь, Софья не являлась правительницей, Мазепа – гетманом, а Евдокия Лопухина женой Петра) – вопрос, по-видимому, риторический. К тому же «нет оснований полагать» – это не аргумент, ибо точно так же нет оснований полагать, что те контакты продолжались (во всяком случае, «ученая» дама ни одного такого факта не приводит).

Если бы г-жа Таирова-Яковлева писала художественные произведения, то, возможно, смогла бы затмить самого Валентина Пикуля (тоже весьма посредственно знавшего историю, что не мешало ему строчить «исторические» романы один за другим). Однако она считает себя ученой, сочинения свои отдает в солидные издательства, и, увы, там их иногда печатают. Остается надеяться, что появление сей дамы в когорте авторов ЖЗЛ – досадное недоразумение.

Вопрос этот немаловажен. Ибо сочинительница, вдохновившись многочисленными похвалами, останавливаться на достигнутом не собирается. Своими творческими планами она поделилась в интервью упомянутым выше украинским газетам. Там «ученая» дама сообщила, что будет сочинять (и, как увидим далее, таки сочинила) еще одну книгу о Мазепе. «В новой книге, – пообещала она, – напишу и обязательно приведу много интересных фактов о том, как этот украинский гетман вообще-то на протяжении двух десятилетий своего правления вместе с московскими руководителями очень успешно создавал Российскую империю. В том числе и с помощью оружия. Вспомним хотя бы победные Азовские походы, которые ни до Мазепы, ни после него никто не смог повторить». Данную тему сочинительница развила и в другом интервью: «Участие именно И. Мазепы, его опыт, знания, советы имели очень большое значение для успехов русского и украинского оружия во время Азовских походов».

Если учесть при этом, что Мазепа вообще в Азовских походах участия не принимал (кстати, победным был только второй из них), то несложно догадаться, каким опусом планировала осчастливить (и осчастливила!) публику профессор Санкт-Петербургского университета.

В заключение – еще одно замечание. Доктору исторических наук, мнящему себя специалистом по истории Украины, следовало бы знать, что орган власти, возглавлявшийся во время революции 1917 года Михаилом Грушевским, назывался Центральной, а не Генеральной радой. О Грушевском сочинительница вспоминает как об одном из авторов, писавших о мазепинской эпохе. И сильно гневается на него, а также на Николая Костомарова, за негативные отзывы о ее герое. Справедливости ради нужно признать, что и Костомарова, и (тем более) Грушевского критиковать есть за что. Вот только не Таировой-Яковлевой упрекать их в «поверхностном» изучении биографии гетмана. Ибо ее произведение о Мазепе получилось не просто поверхностным. Оно получилось скандально слабым, даже позорным. И позор этот большим пятном ложится и на университет, где имеются такие профессора, и на всю российскую историческую науку, где таким «историкам» присуждают ученые степени.

И последнее. Книгу Т.Г. Таировой-Яковлевой «Мазепа» нельзя подвести под русскую поговорку «Первый блин комом». Ком, увы, не первый. На Украине еще в 1998 и 2003 годах издали на украинском языке две книги «ученой» дамы. Обе они также переполнены элементарными ошибками. Чего стоит, например, рассуждение автора о Молдавии середины XVII века как о «независимом государстве» (!).

На первую из этих книг появилась рецензия в малотиражном украинском журнале «Украинское гуманитарное обозрение». Рецензент добросовестно перечислил многие недостатки сочинения, точь-в-точь такие же, какие повторились потом в «Мазепе». Тут и отсутствие концептуальной стройности и логичности изложения, и крайне субъективные, предвзятые оценки исторических персонажей, и грубые ошибки, путаница, игнорирование (а то и незнание) фактов, не вписывающихся в построенную автором концепцию, и слишком уж вольная трактовка исторических источников и т. д. Правда, поскольку в современной Украине (как когда-то в тоталитарном СССР) главным достоинством книг по истории считается не научность их, а идеологическая направленность (с этим, с точки зрения адептов «украинской национальной идеи», у российской «ученой» дамы все в порядке), то сие сочинение автор рецензии все же одобрил. При этом он выразил сожаление, что книга «увидела свет только в Украине, и таким образом российскому читателю неизвестна».

К данному сожалению вполне можно присоединиться. Если бы первая книга г-жи Таировой-Яковлевой стала известна в России раньше, то, может быть, никому в редакции солидного научного журнала не пришло бы в голову просить ее написать статью по истории Украины, популярное издательство не пригласило бы сию «ученую» писать книгу, министерство иностранных дел не стало бы обращаться к ней за «исторической справкой», а «коллеги-специалисты» не спешили бы с одобрением столь безграмотного сочинения.

Бездна невежества-2

Новая книга профессора Санкт-Петербургского университета, доктора исторических наук, директора Центра по изучению истории Украины Татьяны Таировой-Яковлевой о гетмане Иване Мазепе не могла не привлечь к себе внимания. Не могла уже потому, что предыдущее ее произведение на ту же тему[1 - Таирова-Яковлева Т.Г. Мазепа. М., 2007.] получилось необычайно скандальным (см. предыдущую главу). Та «монография» (так не без гордости именует свой печатный труд Татьяна Геннадьевна) оказалась переполнена грубейшими ошибками, наглядно продемонстрировавшими вопиющее невежество автора, что вызвало в ее адрес множество критических замечаний и даже насмешек.

Читатели вправе были ожидать, что оконфузившаяся рассказчица недостоверных историй об украинском гетмане попытается реабилитировать себя. Такая попытка действительно состоялась. Судя по всему, Таирова-Яковлева добросовестно проштудировала разгромные рецензии на свое творчество. Большинство ошибок, на которые указывали критики, она старательно исправила. Многие нелепости, содержавшиеся в первой «монографии», в новом тексте отсутствуют. Мало того, сочинительница открыто признала отдельные свои упущения (правда, только такие, вину за которые можно свалить на других[2 - Например, на С.М. Соловьева, неправильно указавшего фамилию собеседника Мазепы во время пребывания будущего гетмана в 1679 году в Москве, или на неназванных переводчиков дневника П. Гордона.]). Работу она провела воистину титаническую (исправлять-то ой как много пришлось!). Можно было бы похвалить Татьяну Геннадьевну за трудолюбие, но…

Но так уж вышло, что, выправив одни погрешности, «ученая» дама тут же в неменьшем количестве допустила другие. Их разбору и будет посвящена настоящая глава. Сначала, однако, о хорошем. Нужно признать: в некотором отношении вторая «мазепинская» книга – шаг вперед по сравнению с предыдущей. Кое в чем автор, безусловно, приблизилась к истине. К примеру, она больше не приписывает любимому гетману исключительную заслугу вывода Украины из Руины. Наоборот, отмечает роль в указанном процессе Ивана Самойловича, а Мазепу показывает продолжателем усилий предшественника[3 - Таирова-Яковлева Т.Г. Иван Мазепа и Российская империя. История «предательства». М., 2011. С. 16. Далее страницы этого издания указываются в тексте в скобках.].

Гораздо сдержаннее высказывается Таирова-Яковлева и о так называемой «Батуринской резне». Речь уже не идет об уничтожении «всего гражданского населения», «всех женщин и детей», «15 тысяч украинцев»[4 - Она же. Мазепа. С. 223.]. Вместо этого отмечается, что «погибло множество защитников и жителей города» (с. 357). С такой формулировкой отчасти можно согласиться. К сожалению, подобных примеров сравнительно немного. Они просто теряются в общей массе ошибок, легковесных суждений, откровенно неправдоподобных домыслов. Невежество сочинительницы обнаруживается сразу, с первых же страниц новой «монографии», уже во введении, претенциозно озаглавленном «Отказываясь от мифологии».

Достигнуть задекларированной цели (то есть отказаться от мифологии) у автора не получается по причине слабого знакомства с эпохой, о которой взялась рассказывать. Темой повествования она не владеет, а потому не умеет отличить мифы от правды. Ляпы в книге следуют буквально один за другим. Утверждается, например, что «Мазепа не был «пажом» польского короля», а «был отправлен ко двору Яна Казимира в качестве «покоевого» (дворянская должность)» (с. 10). Где же здесь миф? Паж – та же дворянская должность. В научной литературе слова «паж» и «покоевый» часто употребляются как синонимы[5 - См., например: К родословной гетмана Ивана Мазепы // Киевская старина. 1886. № 12. С. 758; Модзалевский В.Л. Малороссийский родословник. Т. 3. Киев, 1912. С. 288.]. Проблема, вероятно, в том, что не все профессора Санкт-Петербургского университета с такой литературой знакомы.

На эту же проблему указывают тезисы, следующие непосредственно за процитированными: «Нет ни одного источника, кроме литературного произведения (так называемого «памятника») А. Пасека, лично ненавидевшего Мазепу, подтверждающего рассказ о романе Мазепы c Фальбовской и о «коне». Об этом унизительном для Мазепы эпизоде не упоминает ни один из его врагов-современников – ни запорожцы, ни В. Кочубей, ни С. Величко. Кроме того, этот эпизод не вписывается в хронологию известных о Мазепе фактов, относящихся к 60-м годам ХVII века» (с. 10).

Однако «Памятные записки» Яна Пасека (у Таировой-Яковлевой приведен неправильный его инициал, но это, наверное, опечатка) – не художественное произведение, как следует из контекста, а серьезный исторический источник. Запорожцы могли жаловаться на какие-то распоряжения гетманской власти. Кочубей писал об измене царю. При чем тут амурные похождения Мазепы в юности? Казацкий летописец Величко вообще не сообщает никаких подробностей о службе будущего гетмана при королевском дворе. К тому же перечисленные Татьяной Геннадьевной «свидетели» могли не знать о случившемся когда-то давно в Польше. Не думаю, что сам «герой» скандала сильно распространялся на сей счет.

Зато знали об этой истории и писали о ней, помимо Пасека, такие современники Мазепы, как польский мемуарист Эразм Отвиновский, французский посол в Речи Посполитой маркиз де Бонак, словацкий путешественник Даниэль Крман[6 - Стоит также заметить, что записки Пасека впервые были опубликованы в XIX веке, а о скандальном происшествии с Мазепой историки знали уже в XVIII веке.]. О двух первых автор «монографии» не упоминает (может, не подозревает об их существовании?), а на «Дорожный дневник» Крмана ссылается много раз. Достойно удивления, что описания интересующего ее эпизода[7 - Крман Д. Подорожнiй щоденник. Киiв, 1999. С. 35.] сочинительница не приметила. Разве что указанный источник она просматривала слишком уж поверхностно (если вообще просматривала, а не заимствовала цитаты у других авторов). И еще: вопреки утверждению «ученой» дамы, столь не нравящееся ей происшествие вполне вписывается в «хронологию известных фактов». В этот раз Татьяна Геннадьевна не вдается в объяснения, но из предыдущей «монографии» ясно: сообщение Пасека она относит к 1662 году и увлеченно «опровергает» ссылками на пребывание Мазепы при дворе короля в начале 1663 года. Между тем Пасек указывает четко: скандал случился «на другой год» после 1662-го, то есть в 1663 году[8 - Пасек Я.Х. Из записок // Русский архив. 1878. Т. 3. С. 346.]. Остается предположить, что и этот источник Таирова-Яковлева изучала не очень внимательно.

«Мазепа верно служил Дорошенко, пока не попал в плен к запорожцам в 1674 году», – читаем в разбираемой книге, автор которой уверяет: на службу к Самойловичу Мазепа пошел лишь после того, как Дорошенко «уже отказался от булавы» (с. 6). «Исключительная верность и последовательность!» – умиляется по сему поводу сочинительница. И тут же добавляет: «Только если смотреть на факты через черные очки, можно это оспаривать» (там же).

Трудно сказать, через какие очки смотрит на прошлое слагательница оды верности, но факт остается фактом: попав в плен, Мазепа выдал все, что знал о Дорошенко, а взятый на службу Самойловичем, участвовал в 1676 году в походе против своего бывшего гетмана. В результате этого похода окруженный русскими войсками Дорошенко и был вынужден отказаться от булавы.

Наверное, нельзя здесь судить Мазепу слишком уж строго: он просто испугался и спасал себя. Но и приходить в восторг от его «верности и последовательности» оснований, кажется, нет.

«Мазепа не изменял В.В. Голицыну, так как приносил присягу не фавориту, а царям Петру и Иоанну» (с. 10), – следуют новые рассуждения о верности. «Ученая» дама защищает своего героя от упреков историков. Хотя должно быть понятно: речь идет не о государственном преступлении (нарушении присяги), а о личной неблагодарности гетмана по отношению к человеку, благодеяниями которого пользовался и благодаря которому получил булаву.

«На протяжении многих лет Петр отказывался покровительствовать Палию… приказал Мазепе его арестовать и сослать в Сибирь. Роль гетмана в этом случае весьма пассивна», – утверждает Таирова-Яковлева (с. 9). И она же это утверждение впоследствии опровергнет, сообщив, что Мазепа настойчиво слал в Москву доносы на полковника, а затем арестовал его, «не дожидаясь распоряжений царя» (с. 174). Случаи противоречия «ученой» дамы себе самой будут встречаться в книге регулярно.

«Мазепа не соблазнял Мотри Кочубей. Их переписка свидетельствует об исключительно платоническом характере романа» (с. 10). Но о платоническом характере романа «свидетельствует» только сам Мазепа в письме, специально предназначенном (как можно предположить) для глаз отца девушки. Супруги Кочубей говорили об обратном: гетман совратил их дочь. Кому верить? Об истине можно догадываться, но не заявлять что-либо категорически.

«В ХVII–XIX веках брак пожилого состоятельного человека с юной девушкой был распространенным явлением… Во времена Мазепы 80-летний значный товарищ П. Забела женился на молодой вдове и имел от нее двоих детей» (с. 10).

Ну, во-первых, доживший (если в родословной правильно показана дата рождения) до 109-летнего возраста и заводивший детей после 80 лет Петр Забела – случай скорее редкий, чем распространенный. Во-вторых, сватался старик все же к сорокалетней вдове, а не к шестнадцатилетней девушке (да еще и своей крестной дочери). Проводить аналогии тут неправомерно.

«Так как Мотря была крестницей Мазепы, он намеревался просить у киевского митрополита разрешения на этот брак и, учитывая заслуги гетмана перед церковью, наверняка бы его получил», – считает сочинительница. А вот Мазепа совсем не был уверен в положительном решении церкви, что доказывают его неоднократно публиковавшиеся (в том числе – Татьяной Геннадьевной) письма[9 - Таирова-Яковлева Т.Г. Мазепа. С. 264.].

«Совершенно неясно, почему сватовство 65-летнего вдовца – Мазепы рассматривается некоторыми как «блуд», а женитьба старого генерала на Татьяне Лариной – как идеал любви и верности» (с. 10).

Незнакомство Таировой-Яковлевой со знаменитым произведением Александра Пушкина отмечал в рецензии на первую ее «монографию» о Мазепе доктор исторических наук С.Н. Полторак[10 - Полторак С.Н. О мазеповедении и иудознавстве // Клио. 2007. № 3. С. 131.]. К этому мнению можно присоединиться. Пушкинскую Татьяну всегда превозносили как идеал верности мужу, но не любви (любила-то она Онегина). Недостаточно высокий уровень образованности «ученой» дамы (иначе незнание «Евгения Онегина» расценить невозможно) обнаруживается здесь явственно, несмотря на все ее ученые степени и звания.

А подтверждается сей уровень репликой автора книги по поводу имевшей когда-то место в Южной Африке театральной постановки пьесы о гетмане: «Нам трудно представить себе Мазепу в исполнении коренного жителя Африканского континента» (с. 8). Представлять чернокожего актера в указанной роли нет необходимости. Почти до конца прошлого века Южно-Африканская Республика являлась высокоразвитым государством белых, о чем известно очень многим людям и без высшего образования. (Люди с высшим образованием об этом, наверное, знают все, ну, кроме одного профессора Санкт-Петербургского университета.)

Теперь об историографическом обзоре, включенном во введение. Такие обзоры, краткий рассказ о работах тех, кто писал на соответствующую тему ранее, являются неотъемлемой принадлежностью научных (или претендующих на научность) трудов. У Татьяны Геннадьевны обзор не получился. И не мудрено: прежде чем говорить о работах «предшественников», желательно эти работы хотя бы прочесть, что она делала далеко не всегда.