Ксенос и фобос

Это в обычное, в жаркое уральское лето, если без катаклизмов, без песчаных бурь, несущих с юга пыль и без снега в конце июня – и такое тоже бывало. Но наступало лето необычное. Не как всегда. И даже без всяких погодных катаклизмов.

Двое смотрели вниз с балкона третьего этажа старого дома. В старых кварталах, на окраине Гайвы, от реки, домов выше просто не было. Толстые стены из шлакоблоков, от времени как будто посеченные пулями. А может, и правда – пулями…

Один был откровенно стар и сед. Именно о таких говорят – дряхлый. Очень худой, с руками, похожими на сухие корявые палки. При всей его худобе лицо оставалось одутловатым, а кожа на лице покрыта глубокими морщинами. Только глаза его оставались ясными, посверкивая из-под седых бровей. Он слегка покачивался в старом скрипучем кресле-качалке, прикрыв ноги пледом, медленно и со вкусом затягиваясь ароматным сладко пахнущим дымом из длинной трубки.

Второй был гораздо моложе. Мешковатый камуфляж не скрывал выправки. Только лицо, опухшее нездоровой полнотой, да глаза красные и постоянно прищуренные выдавали напряжение последних месяцев работы.

– Ну, Дед? – продолжал он свой долгий разговор. – Ты же у нас аналитик от бога… Мы уже не знаем, на что и думать… Я тебе практически все рассказал. Даже и не знаю, что еще. Спрашивай, что ли.

Старший спокойно смотрел с балкона на широкую реку, до которой, казалось сверху, рукой подать.

– Ты думал когда-нибудь, почему у нас вот так странно построена плотина?

– Причем здесь это, а?

– Нет, ты ответь: думал хоть раз или нет?

– А чего тут такого особого? Везде так…

– Не везде. Вот, смотри… Ты где бывал-то? В Киеве был?

– Я в Волгограде был.

– Ну, вот, пусть будет тогда хоть Волгоград-Сталинград. Плотина там тоже выше города расположена, так? Но если что случится, то волна пройдет ниже, потому что весь полностью Волгоград на высоком правом берегу. Затопит левобережье, пляжи затопит, острова. Дачи смоет все, нафиг. А вот город и заводы практически не заденет.

– Ну, так и у нас так же? Нет?

– Да, ну? Река у нас здесь тоже на юг течет, но город-то у нас основной – на левом берегу. Вроде и есть там кручи и холмы. Но основаня крутизна – вот она, где мы с тобой сидим. А вот заводы, Мотовилиха, например, практически вся, от которой город-то собственно и пошел – в самой низине. Смоет там все, снесет. И старые заводы, в первую очередь. Машиностроительный там и прочие.

– Ага. И Кислотный, что ли? – ткнул пальцем в трубы на том берегу тот, что моложе. – Ты об этом?

– И Кислотный – в самую первую очередь. Он же прямо у воды построен.

Старший со значением сделал паузу, затянулся, выпустил клуб дыма.

– И выходит – это давно все рассчитано – смоет почти весь старый город. Он же как раз от заводов, с той стороны поднимался.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Я ничего не хочу сказать. Просто у нас город не такой, как все остальные. Понял? Не такой, как везде. Не как обычно… Вот, ты Скирюка не читал случайно? Это наш писатель, местный. «Блюз черной собаки» не читал у него?

– Нет, а что это?

– Это такая фантастика, но он там как раз подмечает, что город у нас – не такой. Не обычный. И подмечает очень интересно, знаешь. Прочитай. Там такая альтернативная история, как сейчас модно. В общем, фантастика: Хрущев у него становится во главе страны, все как-то по–другому… Я не советую, я просто рекомендую: прочитай или полистай хотя бы.

– Фантастика, действительно… И где он сам сейчас? Может, пригласить, поговорить?

– Не сможем. Он где-то в Подмосковье. Очень быстро собрался и уехал. Я уже справки наводил.

– Ого! Он что, знал откуда-то статистику?

– Нет, он задолго до того уехал. До начала всего этого, еще по осени. А вот то, что город странно стоит и странно построен – в книге отметил.

– Опять мистика разная и прочее там ненаучно-божественное или даже инопланетное?

– А я уже за все подряд хватаюсь. И за мистику, и за ненаучное, и за фантастическое, и за божественное – если хоть как-то сможет объяснить. Или у тебя есть еще какие-то мысли? Или у твоих «аналитиков»? – выделил Дед со смешком.

– Да мыслей уже никаких нет. Только и делаем, что статистику собираем, да фантастику выдумываем.

– Вот и у меня нет мыслей. Сижу тут, смотрю сверху, курю и жду чего-то.

– Ждешь, значит?

– А что нам тут всем остается… Ты мог подумать когда-нибудь, что вот так будет? Зона эта…

Двое замолчали, смотря на освещенную солнцем реку. Слева, от водохранилища, дул прохладный ветерок, относя назад запах гари. Дом за спиной был пуст с весны, несколько квартир выгорело дотла, до дыр насквозь с первого этажа на крышу.

В углу балкона блестел пластиком и металлом полевой телефон. На покореженной от влаги тумбочке лежали ракетница и потертый полевой бинокль.

Балкон был пунктом наблюдения за подходами к Гайве со стороны города. Ну, и поговорить спокойно можно было именно там – без посторонних.

***

В мае, после длинных выходных, почти сразу после праздничной демонстрации и традиционного парада на День Победы, земляков вызвали в первый отдел. Они не поняли еще, когда за ними прибежала худенькая секретарша – заочница с их факультета. Какой там первый отдел? С чего бы это? Они же простые студенты – ни допуска у них, ни секретности в их конспектах по древней истории.

Сашка с Семеном (он сразу предупреждал, что – Семен, а не какой-нибудь там Сеня из кино) приехали в Москву в прошлом году и вместе поступали на исторический. Уже на экзаменах познакомились и выяснили, что и ехали они одним поездом, и жили раньше в одном районе Молотова. Школы были разные, но все равно – земляки! Первый семестр пролетел, как не было его. И сессия оказалась не такой трудной, как пугали. Они все же любили историю и все, с ней связанное. Теперь вот второй семестр на исходе, скоро сессия, а их – в первый отдел. Прямо с лекции. Просунула голову в дверь девчонка и сказала громко, что вот того, Александра Пермитина, и еще этого вон, Семена Косогорова – срочно в первый отдел. Лектор оторвался на мгновение, повернулся от доски, на которой как раз с любовью рисовал египетские иероглифы, и махнул рукой: мол, идите, идите, не задерживайте.

Они вышли вдоль стены, спускаясь осторожно по крутым ступенькам большой лекционной аудитории, закинули свои рюкзачки за спину, на одно плечо, и пошли по пустым коридорам, подгоняемые шипением:

– Быстрее вы, там же ждут вас!

Первый отдел был в соседнем корпусе, поэтому быстро не могло получиться никак. Минут пятнадцать прошло с того момента, как раздался стук в дверь посреди лекции, когда они, потоптавшись у двери с темной невидной табличкой, наконец робко постучали:

– Можно?

Оказалось, не просто можно, а даже нужно, и давно нужно. Им предложили сесть на неудобные старые стулья, и начальник отдела, толстый пожилой отставной военный с красным недовольным лицом, коротко и четко разъяснил им, что сегодня в полседьмого вечера они уезжают домой. Что в общежитие – прямо отсюда, никуда не заходя и ни с кем не разговаривая, быстро и тихо. Что? Вопросы? Вы сначала слушайте, а потом спрашивайте. Вещи взять все, какие унесете, потому что обратно вряд ли вернетесь скоро. Проезд оплачивает государство. Будет проверка документов при проходе на платформу – покажете паспорта с пропиской своей. Ясно? Теперь можно спрашивать.

А когда стало можно спрашивать, они примолкли, переглядываясь. Что в родном городе какое-то там шурум-бурум, они немного знали, хоть и не писали ничего об этом в газетах. Правда, в самое последнее время не стало ни писем, ни телефонных звонков из дома. И ребята знакомые из сети совсем исчезли, но Сашка с Семеном на это внимания не обращали, потому что сессия, которая уже была совсем на носу, была важнее.

– Если нет вопросов – исполнять.

– А что, мы одни, что ли?

– Нет. Всех ваших земляков собираем. Но – тихо. И вы не шумите, а быстро в общежитие – и на поезд. Я бы рекомендовал сразу на вокзал и там, в зале, переждать до отправления. Проще так будет. И надежнее, потому что охрана. Я бы очень рекомендовал…

Их выгнали, потому что должны были подойти еще с филфака, а еще надо было с «журналистами» как-то встретиться – они же в центре, в другом месте, а мехмат и биологи уже собираются – они ближе…

В общежитии было тихо, только в нескольких комнатах на всем этаже возились такие же, как они, собирали вещи. Оказывается, земляков в университете было много.

Тихие разговоры в зале ожидания, когда какой-то незнакомый парень рассказывал, как били их, земляков на стройке и гоняли в общежитии. Непонятно, как такое может быть? Это же свои парни, такие же советские!

Быстрая, под бодрую музыку из динамиков, погрузка в вагоны почти бегом по пустому перрону: провожающих просто не было. Может, кого и провожали, но в зал ожидания и на перрон пустили только тех, у кого была прописка. Или место рождения. Туда еще глядели, на первые страницы паспорта.

Поезд шел без остановок, только ночью кого-то еще подсадили в Кирове. Они молча сидели в плацкартном купе, смотря в окно на проносящиеся ели и сосны, сменившие поутру подмосковные дубняки и березовые рощи. Если и разговаривали, то тихо, вполголоса. Знакомых почти ни у кого не было, всех «выдернули» с работы или учебы и срочно посадили на этот специальный поезд Москва-Молотов.

И что теперь?

Ждать было невтерпеж. Снова ложились спать и снова смотрели в окно под стук колес. Читать не получалось. Мысли бродили где-то далеко отсюда. Как учиться дальше? Что с сессией, до которой остался месяц? Останется ли за ними их рабочее место – это у тех, кого сорвали с заводов и строек. Как там дома?

Слухи были страшные: когда все более или менее перезнакомились, разговоры были самые разные. Говорили и о налете инопланетян на город и требовании вернуть всех местных домой – ну, это смешно, ухмылялась молодежь. До такого даже фантасты не додумались. Вполголоса напоминали о военных заводах и лабораториях – ага, ага, кивали все, такое вполне возможно. Но причем здесь мы? Мы-то ведь не там? Мы-то не заразные? Или как?

Чуть больше суток в пути, иногда пропуская те поезда, что по расписанию, официально, да еще надо вычесть часы на сон, да на покурить в тамбуре, да на перекусить и попить чая – кстати, чай и печенье давали бесплатно – к вечеру поезд все чаще притормаживал, даже останавливался пару раз на каких-то полустанках. А потом с какого-то места вдруг снова рванул вперед, как бы догоняя свой график.

Колеса гулко простучали по старому железнодорожному мосту. Все прильнули к окнам, рассматривая Каму, пустые пляжи – а с чего им быть полными в мае, заводы, причалы. Пошли окраины.

– А народа-то нет совсем, – заметил кто-то.

Народа на улицах и правда было мало. То есть, практически не было.

– Ну, так, день-то сегодня какой? Не выходной, чай?

– Какая работа, блин, если эпидемия в городе?

– А кто сказал, что эпидемия? – возражение было резонным.

Им же так никто толком ничего и не объяснил.

Вот и перрон, толчок, последний громкий лязг буферов, остановка, открытые двери, ступени вниз, прыжок на выбитый асфальт перрона – ага, на самый крайний путь загнали, теперь придется переходом тащиться к вокзалу.

У подземного перехода стояли два хмурых мужика с красными повязками на рукаве:

– Куда?

– Туда.

– Смертничек, что ли? Поверху иди, поверху. По сторонам поглядывай – и к вокзалу. Там обязательно зайдите к коменданту.

– Какому коменданту?

– К какому надо, к такому и зайдите. Иначе тут на вокзале и останетесь.

Сашка протолкался через бывших попутчиков вперед:

– А мне вот на Гайву если…

– У-у-у… Это ты долго будешь добираться. Но все равно, – дружинник повысил голос. – Всем обязательно зайти для регистрации к коменданту вокзала – он в первом зале!

Через полтора часа толкотни, предъявления документов, выписки каких-то бумаг – «мы тут учет строго ведем» – Сашка с Семеном вышли, наконец, на привокзальную площадь.

Площадь та – внизу, «под вокзалом», от дверей которого ведут к ней широкие ступени. Поезда идут в пяти метрах выше площади, обходя ее справа и слева. Обычно на ней толпы народа носятся туда и сюда, закупаясь продуктами и напитками разной степени крепости на дальнюю поездку, встречая и провожая поезда, толкаясь в очередях к автобусам и трамваям. Более или менее тихо было только в самом центре, у огромной стоянки такси – стандартных высоких «побед» с желтыми по новой моде шашечками и с фонарем на крыше. Потом, за остановками автобусов и троллейбусов, было трамвайное кольцо, к которому тоже шли колонны бывших пассажиров с сумками и чемоданами.

Но это было раньше.

А сегодня приехавшие одним с ними поездом как-то быстро «рассосались», и на пустой площади прохаживался патруль из трех работяг с одной охотничьей двухстволкой за спиной у одного и кобурой с пистолетом на поясе, видимо, старшего. На замусоренном асфальте стояли две простенькие легковушки, возле которых переминались такие же молодые парни, тут же шагнувшие вперед:

– Куда везти?

– Вы такси, разве? – удивился Семен. – А где шашечки?

– Тебе ехать или шашечки? Если шашечки, так сиди на чемоданах и жди. Если ехать – давай договариваться. Куда тебе?

Семену было нужно наверх, за рынок. Сговорились на двух рублях, что было очень дорого по прежним-то временам. Но сейчас времена другие.

А Сашку не повезли.

– Нет, на Гайву не поедем. Потом не выбраться оттуда, – непонятно говорили оба водителя. Семен уехал, а Сашка потащился с рюкзаком и чемоданом к трамваю. Трамваи, вроде, ходили. Пока они стояли на площади у машин, плавно проскользнули по кольцу две сцепки.

– Стоять! – тут же подошли патрульные. – Документы!

Сашка полез за убранным далеко во внутренний карман куртки паспортом, но ему пояснили:

– Регистрацию покажи.

Листок бумаги с печатью коменданта изучили внимательно, посмотрели сочувственно:

– Ты, это, парень… Садись-ка лучше на четверку и езжай до самого конца. У моста не выходи – на тот берег никто тебя не повезет. Ну, а от Мотовилихи – там сам как-нибудь. Тебе на Молодежную надо добраться. А там, через ГЭС, пешком дойдешь. Не бойсь, там темно теперь не бывает. Там вэ-вэ стоят. На Гайве-то далеко тебе? На Репина? Ну, считай, к ночи доберешься.

Никого вокруг больше не было. Все уже разъехались, разошлись куда-то. Почему нельзя до моста, а там ловить автобус? Почему нет автобусов и такси? Ну, толпы нет – это понятно, если там эпидемия или еще что такое… И почему дружинники, да еще с двустволками? Отвечать на вопросы было некому.

Трамвай подошел, как по заказу, «четверка». Кондуктора не было, а когда Сашка попытался подойти к кабине водителя, то навстречу вышел напарник – они по двое там, оказывается.

– Чего надо?

– Так, билет же оплатить?

– Давно дома не был? Городской транспорт в городе бесплатный. По решению Совета.

– Во как! Коммунизм уже наступил у нас, что ли?

– Коммунизм – не коммунизм, а твои копейки нам не нужны. Садись, вон, и в окошко пялься. Далеко тебе? До самого конца? Вот и дыши тихо. Только ты, парень, того, далеко-то не отползай. Тут и садись, а то нет никого, смотрю. Попутчиков-то нет у тебя.

Попутчиков не было. Сашка ехал один в вагоне, сразу за стеклом кабины водителя, откуда все время посматривал на него второй, не занятый вождением.

В детстве возвращение в родной город после каникул, на которые его забрасывали в деревню к бабушке, всегда было праздником. Сам воздух тут был другим. И стройки, стройки, стройки… Всегда появлялось что-то новое даже за каникулярные три месяца отсутствия дома.

А тут его не было более полугода: на зимние каникулы он не приезжал, потому что удалось выехать от университета в подмосковный пансионат с однокурсниками. Город был каким-то чужим. Тусклые темные окна домов. Магазины со свежей кирпичной кладкой вместо витрин. Редкие группы прохожих. Светофоры не работают. Трамвай бодро стучал колесами по стыкам, строго останавливаясь на каждой остановке.

Вот и конечная, трамвайное кольцо под кручей. Сашка спрыгнул на старую брусчатку. Сверху, из дверей, посоветовали сразу идти на площадь и ловить попутку, если повезет, а то и сразу пешком двигаться по тракту. Так надежнее. Часа два – и доберется, даже с вещами. До поворота, до Молодежной – это станция электрички, но никто электричку ему не рекомендовал, потому что, судя по всему, не было никаких электричек.

Он поблагодарил кивком, махнул рукой и двинулся вниз по улице. На спине рюкзак, в правой руке увесистый чемодан. Нет, два часа – это они слишком мало назначили. С таким весом он мог и до ночи ковылять. Ну, так же и сказано было при отъезде: взять все, что сможешь утянуть – обратно за вещами не вернешься.

Сашка вышел на площадь, такую же пустую, как привокзальная. На остановке автобуса не было ни одного человека. Еще было достаточно светло, но уже зажглись многочисленные фонари. Он постоял минуту или две, прислушиваясь. Тут никогда не было тихо! Оживленная трасса, иногда пробки, как в Москве, растягивающиеся на пару километров перед закрытым переездом. Разговаривать, стоя на остановке, приходилось, чуть не криком.

Местных-то он не боялся, потому что у него друзья были тут, на круче, в новых кварталах. Кстати, может быть, к друзьям? Тут же ближе, чем пешком по тракту до Молодежной?

Он приподнял чемодан, глядя вверх и назад, на улицу-лестницу. Снова опустил. Нет, домой бы сейчас. Что там, дома? Не заночевать бы тут, в тишине, на автобусной остановке. С вещами до Молодежной… Нет, не дойти, пожалуй. А так хочется домой!

Пахнуло ветерком от недалекой реки, потом опять накатило терпким тополиным запахом. С такой погодой, глядишь, скоро и пух полетит.

Откуда-то от заводов почти бесшумно выкатился уазик защитного цвета, повернул налево, на Соликамскую. Потом вдруг крутнул по площади еще раз и подъехал почти вплотную, высветив Сашку включенными фарами. Из открытого окна послышалось спокойное:

– Чего стоим, кого ждем?

– Автобуса, – ответил Сашка так же спокойно. А чего бояться в своем городе?

– Шутник… Автобуса. И не боишься, что тарелочки налетят, пришельцы с собой заберут?

– А чего их бояться?

– И то правда. Чего нас бояться? Ну, залезай, студент.

Вернее, прозвучало это как вопрос. Мол, студент, что ли?

– Студент. Был, – пропыхтел Сашка, засовывая в заднюю дверцу под ноги сидящим чемодан и скидывая рюкзак.

– Ну, как был, так и будешь еще. Может быть, будешь. Поехали!

Сзади сидел еще какой-то мужик, который подвинулся, переспросил спокойно:

– Что, студент, правда? И вас, значит, тоже? – и снова уткнулся в окно.

Сашка тоже стал смотреть в окно. Сначала направо, но там мелькали сначала темные старые дома, а потом просто откос, заросший зеленой травой и кустарником. А зато впереди все было освещено фарами автомобиля и горящими через каждый пятьдесят метров фонарями. Ну, прямо как на плотине, подумал Сашка. Раньше по трассе фонари не ставили, помнилось ему. Или просто давно не ездил ночью?

– Вить, данные взял по Мотовилихе? – негромко переговаривались попутчики.

– Взял, взял, – бурчал сосед слева.

– Думы есть уже?

– Да какие думы? Процент практически тот же. Ничуть не меньше, думаю, если не больше. Приедем, посчитаем уже, как положено.

Не тормозя, перескочили через пути на переезде. Шлагбаум поднят, семафор не работает. Впереди зарево – это освещение плотины. И вдруг – стоп. Там, где стояла будка гаишная, где развилка и дорога еще и направо уходит, под мост, в Левшино, в порт, стоял БТР, уставив в темноту пулемет, а дорога была вся заставлена бетонными блоками.

– Вылазь, студент, – скомандовал сидящий впереди. – Пройдешь к посту, предъявишь документы, покажешь вещи. Не бойсь, дождемся тебя за постом.

Машина тронулась медленно, притормозила перед шлагбаумом, к окошку склонился автоматчик в грузном бронежилете, кивнул, махнул разрешающе. Уазик пополз между раскиданными блоками, а Сашка поплелся с рюкзаком и чемоданом к обложенному кирпичом посту.

– Студент?

– Ну, студент!

– Не нукай, пацан. Думаешь, с майором приехал, так грубить можешь? Открой чемодан. Так. Расстегни рюкзак. Это что? Термос? Открой. Покажи. Не дергайся, спокойно все делай. Все у тебя? Куда едешь?

– Там написано.

– Что там написано, я вижу. А что ты скажешь?

– Гайва, Репина, семнадцать, квартира тринадцать. Я там живу. Ну, жил раньше.

– Совпадает.

Сержант подышал на маленький штемпель-печатку, приложил к нижнему углу «подорожной».

– На въезде в поселок покажешь. И всегда носи с собой. Свободен.

Машина стояла неподалеку, два седоватых мужика среднего роста разговаривали с тем, что сидел за пулеметом в оборудованном гнезде. Расслышалось только:

– …Вы уж тут поаккуратнее, мужики. Сами себя бережем, не дядю чужого…

– Да понятное дело, товарищ майор!

– Завтра проеду, посмотрю, что тут и как…

А дальше был проезд по ярко освещенной плотине, на которой тоже стояли БТР и прохаживались военные с оружием, присаживаясь к кострам, горящими вдоль всей трассы.

– Ну, ни фига же себе, – присвистнул Сашка.

– А ты думал… Плотина, так ее. Беречь надо.

Опять проверка документов, страшные остовы сгоревших крайних домов. А вот и его дом. И даже свет горит в окнах.

– Ну, иди, студент. Кажется, тебе сегодня повезло. Два дня тебе на устройство и разговоры. Потом ждем на горке, в институте. Нам умные люди нужны. Да и по возрасту ты уже подходишь. Усёк?

– Так точно, товарищ майор! – вытянулся возле машины Сашка.

– Ну, точно – наш человек. Значит, через два дня. Скажешь на воротах, Сидорчук вызвал. Запомнил? Пристроим тебя к делу, студент.

…

Мать плакала. Отец прятал лицо в темноте коридора, разводил руками, мол, вот так, сына. Сашка вернулся домой.

Глава 12

…Приблизительно за двадцать лет до начала действия фильма зарегистрировано падение метеорита. В этом районе начали происходить аномальные явления, стали пропадать люди. Место получило название Зона и поползли слухи о некоей таинственной Комнате, где могут сбываться желания: самые заветные, самые искренние, самые выстраданные. Власти оцепили Зону военными кордонами и колючей проволокой. Главный герой фильма – недавно вышедший из тюрьмы человек, его зовут Сталкер. Он живёт в бедности с больной дочерью и женой. Сталкер зарабатывает на жизнь, организуя нелегальные экспедиции в Зону, несмотря на протесты своей жены. Его наняли быть своим проводником Профессор и Писатель. Фильм начинается с того, что трое героев, оторвавшись от военного патруля, проникают в Зону.

Из рецензии на фильм «Сталкер»

– Здесь остановите, пожалуйста.

Водитель послушно тормознул, прижавшись к правой обочине узкой лесной дороги. Вторая машина дисциплинировано остановилась в пяти метрах позади, мягко хлопнули двери, трое охранников тут же распределились по секторам.

Светлый сосновый бор, что тянется напротив центра города, за рекой, издавна был местом строительства богатых дач, а также местом, где строили санатории для туберкулезников и сердечников. Чистый воздух, напоенный сосновым ароматом, солнечный свет, играющий оранжевыми отражениями на прямых гладких стволах высоких сосен, чистый подлесок, рыжий толстый мягкий слой сосновых иголок под ногами – все здесь было приятно глазу и телу. Главное – не дать разгореться пожару, если что. Весь лес был утыкан красными щитами с плакатами, призывающими беречь лес и запрещающими разводить костры.

А шагнешь от леса к реке – там длинные чистые песчаные пляжи, на которых не бывает посторонних – слишком неудобно добираться.

Сделав шаг в сторону от дороги, Марк оглянулся и приглашающее помахал рукой: мол, что же вы?

– Подождите здесь, – буркнул главный бритоголовым охранникам.

– Но, мало ли что там…

– Да, ладно тебе! Двое нас здесь, видишь? Вдвоем будем, а не один я. А если что – так и всей толпы не станет – сам знаешь, как оно теперь бывает. В общем, ждите нас здесь.

Семен неуклюже выбрался из машины и, разогнувшись во весь свой двухметровый рост, двинулся за ученым. Тот остановился буквально в пяти шагах от дороги. Ну, не в пяти, конечно, но машины оставались видны в просветах между солнечно горящими стволами.

– Вот, смотрите…

– Куда?

– Ну, вот, видите – это муравейник. Большой муравейник. Конечно, там не миллион особей, а раз в десять меньше, думаю, но все же можно попытаться что-то вам объяснить на таком примере.

– Ну? Ну, объясняй уж, что ли! Пытайся!

Семен очень не любил, когда подчеркивали его необразованность. Вернее, ему казалось, что подчеркивали. В те годы, когда можно было учиться – он «фарцевал», за что и попал в первый раз под каток закона и зоны. Там «показался» кому-то из авторитетов, хотя специально как-то не выпячивался. А выйдя, сразу занялся торговлей продуктами и алкоголем, что во всем мире тесно связано с криминалом. Вроде, и не бандит он, не вор в законе, но и не простой человек. А по масштабам провинциального города, так и вовсе – фигура. Только диплома нет.