Книга совпадений. Чудеса на дороге к Богу. Рассказы

– Что ты будешь делать после Мцхеты? – спросил я, и ей перевели.

– Я разве тебе не сказала в первую ночь, когда мы сидели у костров?

– Нет! Я не помню такого разговора.

– Я никуда не уйду из Мцхеты.

– Почему, ты разве там живешь?

– Нет, но теперь я там буду жить.

– Но ведь ты учишься и работаешь в Тбилиси!

– Тебе неправильно перевели: я училась и работала в Тбилиси. Но теперь меня ждут в Мцхете, в женском монастыре.

– Как паломницу?

– Как послушницу.

И это был шок! Вот как! Оказывается, моя прекрасная спутница должна пройти эти сорок два дня и потом сразу уйти в монастырь!

И, возможно, святая Нина просто подарила ей чудесный сегодняшний день, чтобы у нее была возможность еще раз все обдумать, чтобы решение было окончательным.

И, судя по всему, она его приняла.

Ах, Нина, Нина! Удивительная, не похожая ни на одну из девушек, встреченных мной в жизни. Тонкая, трогательная, умная! Она решила посвятить свою жизнь Богу. И эти сорок два дня крестного хода – это ее путь в женскую обитель. Скорее всего, навсегда.

И я понимал, что был ее искушением и ее проверкой, которую она достойно прошла. Я вспомнил тот момент, когда между нами прогремела молния чувств. Но святая Нина всегда была поблизости, рядом с нами. Вот почему именно в этот момент нас нагнали остальные крестоходцы.

Мне уже сигналил из своей машины нетерпеливый Русик: пора ехать. Я пожал крестоходцам руки, а Нину поцеловал в щеку. И даже в вечерних сумерках было видно, как она зарделась и немного отпрянула.

Мне ничего не оставалось делать, как сесть в машину. Когда мы разворачивались, в дверцу постучали. Водитель притормозил, я открыл дверцу. Там стояла Нина. Она протянула мне четки:

– Я хочу сделать тебе подарок. Эти четки из Бодбийского монастыря, где похоронена святая Нина. Целую ночь четки лежали на ее мощах.

– Спасибо, Нина!

Все паломники махали мне руками. Это было так трогательно. А среди них мельком я увидел лицо старика, который был так похож на того деда на скамейке у московской часовни! И он тоже был с собакой. Но рассмотреть я его не успел.

По ночным грузинским дорогам мы возвращались назад. Я перебирал в руках четки, размышлял о Нине и ее выборе, о тех людях, которые отправились в этот крестный ход. Мне было трудно представить, что почти на полтора месяца, вот так, как они, можно отпустить себя из современной жизни. Ведь у меня столько обязательств, связей, имен, дат, которыми, кажется, я не имею права пренебречь. А у этих людей разве все по-другому? Но приближается 1 июня, и что-то особенное происходит в их сердцах, чем нельзя пренебречь, что оказывается самым главным. Когда кажется, что все вокруг зависит только от того, пожертвуешь ли именно ты всего лишь сорока двумя днями. Ведь все, что происходит с этим миром, связано только с шагами, которые ты делаешь, и молитвами, которые ты творишь.

* * *

Когда я вернулся домой, в Москву, настало время снова пойти в тот самый московский храм, где я брал благословение у отца Иннокентия. Он просил четки из обители святой Нины – я их привез. Те четки, которые мне подарила моя спутница, я решил пожертвовать ему. Мне было тяжело хранить этот подарок. Размышления о судьбе Нины, о том, что у нас случилось, и о том, чего не произошло, ранили мое сердце. А четки мне бы все время об этом напоминали.

Но на литургии я его не увидел. Надеялся, что он выйдет позже, когда будет молебен.

И его снова не было.

Я пошел в свечную лавку спросить, где же батюшка.

Женщина в лавке грустно посмотрела на меня:

– Так вы ничего не знаете?

– Нет? А что случилось? Я был в отъезде.

– Умер батюшка Иннокентий. Умер три дня назад. Сейчас отпевание начнется. Вон видите в правом приделе – это его гроб.

Я был ошарашен! Как же так!

Не веря сказанному, я пошел в правый придел, увидел гроб. Несколько людей понуро стояли рядом. Пожилая женщина, наверное мать отца Иннокентия, плакала, пытаясь сдерживать в храме свои рыдания.

Я вернулся в свечную лавку:

– Не знаю, что делать! Батюшка перед отъездом попросил ему четки привезти. Я привез. Из грузинского Бодбийского монастыря святой Нины, освященные на ее мощах.

– Да что вы? Когда это было?

– Неделю назад, в воскресенье!

– В прошлое воскресенье – это была его последняя служба. У вас с собой эти четки?

– Да! Вот они!

– Давайте!

Женщина с четками в руках отлучилась из лавки. Я видел, как она подошла к родственникам, что-то им сказала, они закивали головой и положили четки в гроб.

Возвращаясь домой, я по-прежнему пребывал в растерянности и в удивлении, как все промыслительно в нашей жизни. Мы многого происходящего не понимаем, а все имеет смысл, значение и последствия. Вот так мудро устроен мир.

Кризис жанра

Конечно, после такого путешествия и таких событий я должен был измениться и всю жизнь свою изменить. Но не тут-то было. Оказавшись без работы, без любимой девушки и любых обязательств, я загулял. Меня с радостью навещали старые друзья, на которых прежде из-за работы просто не было времени. Раньше мы все время созванивались, обещали друг другу: «Обязательно встретимся, посидим, выпьем за нашу дружбу». И не делали этого. А теперь я был в их распоряжении. Я сам их обзвонил. С упоением рассказывал, как съездил в Грузию, сокрушался, что по глупости потерял работу. И конечно, получал утешение, на которое и рассчитывал: что может быть милее застолья со старым другом, который поймет, выслушает, посоветует что-нибудь, думал я.

Звонок отца Фомы разбудил меня рано утром. Растерянно я невпопад отвечал на его приветствия и оглядывался вокруг. Я не понимал, где нахожусь. Какое-то чужое пространство, вокруг вповалку спали незнакомые люди. Что я делаю среди них? Я стал вспоминать, как старые друзья накануне вечером позвали меня в ресторан. Вечеринка очень быстро превратилась в бурное застолье. Потом к нам присоединились два солиста из цыганского театра. После мы все поехали к их друзьям… А где же я теперь?

Отец Фома что-то пытался сказать в трубку… Я только разобрал, что он находится в Петербурге. Накануне мы заранее договорились с моим старым другом Георгием, что он батюшку встретит и поможет ему в делах. Но Георгий на вокзале не появился и его телефон не отвечал. Потом связь с отцом Фомой совсем пропала.

Как он знает? Когда я оступаюсь на своем пути – сразу же звонит отец Фома. Как он это чувствует?

Почему так неустойчиво это место, где я проснулся? Как будто мы на воде! Так это же яхта! Как мы попали на яхту? Я вышел на улицу и понял, что вчера мы с цыганами вдобавок ко всему уехали в Подмосковье… Какой-то яхтенный клуб. Надо уходить. Что я здесь вообще делаю? Через лесок, по тропинке я вышел из этого места на большую дорогу. Денег не было. Телефон показывал, что батарейка села и он скоро отключится. Я шел по дороге, казалось, бесконечно. Набрал Георгия: с ним-то что случилось? Он ответил голосом не лучше моего:

– Да!

– До тебя батюшка не может дозвониться!

– А мне стыдно с ним говорить, я звонок сбрасываю! Как бы выбраться из этого состояния…