III
Гудвин ежедневно заезжал на стройку и лично контролировал ход работ. Благодаря цоколю и архитектурному убранству крыши, особнячок выглядел выше. Сужающиеся кверху вазы, установленные на парапетных столбах, придавали ему стройность. Особенно удался фасад с декоративной лепкой в виде растительного орнамента. Дверной проем, оформленный портиком и литым навесом, опирался на массивные колонны. Удручала лишь маленькая территория вокруг дома, не позволяющая разбить газоны.
Гудвин собирался реализовать еще одну задумку. По пути в театр он созвонился с порекомендованным ему художником.
– Алло! Мне бы Игоря Олеговича Краско… Здравствуйте, вас Гудвин беспокоит. – Николай притормозил на светофоре. – Хотелось бы встретиться. Вечером? Хорошо!
С небес спускалась ноябрьская ночь. Свернув с шоссе, автомобиль въехал в арку, ведущую во двор.
– Игорь Олегович, я почти на месте. Ничего, что задержался? Дела, сами понимаете, – Гудвин убрал телефон и припарковался.
Дверь открыл крупный мужчина с гладко выбритым красным лицом. В левой руке он держал заляпанную краской палитру, в правой – кисть и папиросу.
– Добрый вечер! Проходите. Можете не разуваться. В мастерской я не особо утруждаю себя соблюдением чистоты и порядка. Более чем на день их не хватает.
Жестом он пригласил Гудвина в комнату, заставленную подрамниками, гипсовыми бюстами с отколотыми носами и всякой ерундой. В дальнем углу стояла Венера Милосская с обеими руками, у окна – старинные напольные часы.
– Чем могу быть полезен? – обратился Краско к гостю, которого часто видел по телевизору
– Портрет мне нужен. Хочу дом украсить своим живописным ликом; оставить память потомкам, если таковые будут, и удовлетворить тщеславие. – Гудвин театрально засмеялся.
– Ну что ж! Напишем, коли надо. Расценки знаете? Удовольствие не из дешевых. – Художник высморкался. – Извините, простыл слегка.
– Ничего страшного. Деньги – не проблема! Но я не могу позировать часами.
Услышав, что гость не будет торговаться, Краско посветлел.
– Этого не нужно. Принесите фото, остальное – мое дело.
– Фотография у меня с собой. – Гудвин вытащил из внутреннего кармана конверт. – Только костюм другой надо, а то…
– Не переживайте, костюмчик какой нужно, такой и сделаем.
– Вот и славно! Меня интересуют сроки. Как долго будет выполняться работа? Хотелось бы к новоселью сделать себе подарок.
– У меня много заказов… – Лоб художника сложился гармошкой. – Но за двадцать пять процентов сверху я напишу ваш портрет вне очереди.
«Однако, вы, батенька, вымогатель!» – не выдавая раздражения, подумал Гудвин и согласился на доплату. Дома он прокрутил в голове весь разговор с Краско. «Никогда не забывайте, что театр живет не блеском огней, роскошью декораций и костюмов, эффектными мизансценами, а идеями драматурга», – всплыли в памяти слова Станиславского. «Ничего, Игорь Олегович, ты с лихвой отработаешь накрученные проценты. У меня имеется хороший сценарий!»
Гудвин набрал номер портретиста.
– Игорь Олегович, добрый день! Как продвигаются дела?
Краско с отдышкой ответил:
– Здравствуйте! Все хорошо. Подъезжайте в выходные. Хотелось бы узнать: в каком костюме вы предпочитаете себя видеть?
– Что-нибудь в стиле эпохи возрождения. Это возможно?
– Для настоящего волшебника нет невозможного! – простужено засмеялась телефонная трубка.
В назначенное время Гудвин перешагнул порог мастерской. Пожав руку художника, он проследовал за ним в комнату. Краско снял с мольберта накидку. С холста на Гудвина смотрел мужчина, похожий на него, как зеркальное отражение. Утомленный праздным образом жизни, в колете с высоким стоячим воротником он выглядел потрясающе! Волнистые волосы ниспадали на плечи, подчеркивая тонкие черты лица. Портрет получился замечательным, но Николаю хотелось прижать хвост зажравшемуся, как ему казалось, мастеру.
– Знаете, – он выдержал паузу, – неплохо. Но можете ли вы дополнить портрет головным убором: феской или беретом?
Краско не ожидал, что заказчик начнет вносить коррективы.
– Что ж, как изволите! Феску так феску! – ответил он и, нервно потирая руки, добавил: – Извините, у меня много работы.
Накидка вернулась на место.
Гудвин сидел в глубоком кресле и любовался танцующим в камине огнем. Вот оно, тихое домашнее счастье, – с тикающими ходиками, с котом, свернувшимся на твоих коленях! Радости Николая не было предела: ни соседей, никаких посторонних звуков. Хочешь привести женщину или друзей – приводи. Хоть днем, хоть ночью – никто слова не скажет, не возмутится разбросанной обувью, запахом табачного дыма и громкой музыкой.
По городу блуждала метель. Витрины магазинов пестрели еловыми лапами с разноцветными шарами и дождем из фольги. Народ готовился к встрече Нового года. Гудвин решил пригласить к себе коллег и бывших соседей, насладиться их восторгом от обставленной по-барски холостяцкой берлоги. Дело было за малым – заб-рать портрет и повесить его на видное место.
– Алло! Игорь Олегович, что там у нас? Вечером заскочу!
По подсчетам Гудвина еще оставалось время на то, чтобы потрепать нервишки художнику и до праздников забрать портрет.
– Черт, я никак не пойму, чего здесь не хватает?! Все вроде на месте и что-то не так! Может быть, волосы сделать чуть короче или руки на груди сложить? А? – предложил он, решив до конца насладиться ролью душевного экзекутора.
Как большинство творческих личностей, Краско болезненно реагировал на все, что касалось его работ. Привыкший к похвалам и восхищенным взглядам, он настолько уверовал в свою гениальность, что любые замечания считал за оскорбление и намеренное принижение его способностей. Слушая капризы Гудвина, он пытался погасить в душе огонек ярости, но тот разгорался сильнее, превращаясь в адский пожар. Задетое самолюбие толкало Краско к самым непредсказуемым действиям. В такие моменты лучше всего выйти на улицу, проветрить мозги, что художник обычно и делал, но сейчас он не сдержался. Негативная энергия кипятком выплеснулась наружу.
– Вы, молодой человек, сами не знаете, чего хотите! Если вам кажется, что я не достаточно профессионален, то закажите портрет другому мастеру! Я удержу причитающееся за выполненную работу, остальное верну! – Он скомкал тряпку с пестрыми разводами.
Глядя на «маляра», Гудвин презрительным тоном подвел черту:
– А что вы так реагируете? В конце концов, я деньги плачу! Постарайтесь завершить к тридцатому декабря!
Не прощаясь, он нарочито громко хлопнул дверью. Краско проводил заказчика озлобленным взглядом.
– Сопляк, понимал бы чего! – Он подошел к холсту. – Что его не устраивает? Волосы покороче, руки на груди… Да как разговаривает, словно барин с холопом! Ты посмотри на него, сроки назначает, того и гляди в морду плюнет!
Художник взял со стола перочинный нож и с ненавистью резанул по холсту. Лицо на портрете с треском расползлось.
«Старый хрен! Заломил цену, как за Тинторетто, еще и кочевряжится!» – остановившись у табачного киоска, Николай полез за кошельком. Шумная ватага подростков сбила его с ног. При падении Гудвин ненароком разбил витрину. Огромный кусок стекла гильотиной обрушился сверху. Подбежавший старичок всплеснул руками и забил тревогу:
– Скорую! Вызовите скорую!
В палате до Николая дошло, о каком казенном доме говорила соседка по коммуналке. Выписавшись из больницы, он плюнул на портрет и на заплаченные за него деньги. Краско он больше не звонил. Ужасный шрам, располосовавший щеку и бровь, отнял все роли, на которые он рассчитывал. Гудвина приглашали на съемки в бандитские сериалы, но предложения играть второстепенных героев он принимал за оскорбление. В театре для него тоже ничего не находилось. Не зная, чем себя развлечь, Николай стал завсегдатаем игорных заведений. За зеленым сукном казино он забывался и испытывал азарт, присущий авантюристам всех мастей. Ему нравилось наблюдать за скачущим по игровому полю шариком, ощущать легкий холодок между лопаток. Постепенно Гудвин увлекся карточными играми. С упорством добросовестного ученика он постигал хитрую науку.
IV
Свежестью и запахом приближающейся грозы веяло из открытого окна. Застенчиво, боясь потревожить притаившийся в углах сумрак, в комнату вползал рассвет. На кровати, заложив под голову руки, лежал Гудвин. Его обезображенная шрамом физиономия походила на посмертно снятую маску. Изредка Николай обреченно вздыхал, вспоминая минувший вечер: «Почему не остановился? Сорвал банк, встань и уйди! Зачем испытывать судьбу? Такой куш упустил, а еще долги отдавать! Черт, у кого же занять денег, чтобы рассчитаться? Завтра крайний срок – хоть дом продавай!» Суматошный бег мыслей прервало чье-то покашливание. «Боже, кто здесь? Я же один из казино вернулся!» – Гудвин приподнялся на локтях. В углу, скрытый полумраком, на пуфике сидел старик.
– Ты кто такой? – раздраженно спросил Гудвин, припоминая, где мог его видеть.
Гость подошел и сел на краешек кровати.