Экипаж машины боевой (сборник)

Армейский комсомол оказался хорошей школой. И главное – необычной. Ведь секретарь комитета обязанностей имел много, а власти никакой. Попробуй в таких условиях завоюй авторитет, организуй работу, убеди начальников в необходимости того, что придумал, мобилизуй комсомольцев. Сумеешь – честь тебе и хвала. Не найдёшь своего места в полку (будешь бить баклуши или бегать на побегушках у замполита) – считай, пропал. Застрянешь на комитете, как и обещал бывший начальник, до седых волос. А потом путь один – в начальники солдатского клуба и в запас, с тремя маленькими звёздочками на погонах…

В авиации у политработников, кто не из лётного состава (а таких – большинство), карьерный рост невелик. На должности замполитов полков, начальников политотделов назначаются только лётчики или штурманы. Не пройдя ступеньки замполита эскадрильи, нечего и мечтать о дальнейшем продвижении. Если станешь к пенсии майором, пропагандистом авиаполка или замполитом батальона обслуживания, уже – удача.

Но Кравцу повезло. Он попал помощником начальника политотдела по комсомольской работе в авиационный полк, который занимался поиском и эвакуацией космонавтов и космических объектов в казахстанской степи. Полк был московского подчинения. Все в нём – на виду. Только служи, не ленись! Через два года Кравец ушёл на повышение в политотдел ВВС. Потом был приглашён в комсомольский отдел политического управления округа.

Там и произошло переодевание его в общевойсковой мундир. Начальник политуправления на дух не переносил авиаторов. Голубые петлицы и просветы на погонах напрямую ассоциировал с расхлябанностью и недисциплинированностью, якобы присущими всем «летунам».

– Чтобы я вас, капитан, в этой форме больше не видел! – приказал он Кравцу, представлявшемуся по случаю прибытия к новому месту службы.

– Есть! – только и осталось ответить бывшему авиатору.

В политуправлении Кравец стал майором, отсюда поступил в военно-политическую академию, после окончания которой и был назначен заместителем командира мотострелкового полка по политической части.

Быть бы Кравцу если не генералом, то уж точно полковником – начальником какого-нибудь политотдела, если бы не пресловутая «перестройка». Она, как и пророчили «злые языки», переросла-таки в «перестрелку». Путч в Москве, показавший полную неспособность высшего руководства не только к управлению страной, но даже к организации самого переворота, закончился фарсом возвращения Горбачёва из Фороса и непомерным возвеличиванием роли трёх «героев-демократов», задавленных во время бестолковых передвижений войск по столице. Офицеры полка, где служил Кравец, тогда отказались выводить танки на улицы далёкого от политики уральского города, остались в расположении части, не выполнив приказ командующего округом генерала Макашова, тут же снятого с должности, когда путч был подавлен. А потом пришло указание о роспуске политорганов.

Тогда-то, оказавшись за штатом, Кравец впервые и узнал, что такое настоящая «безнадёга». К ощущению собственной никчёмности добавилось чувство горечи от раскола великой страны. То, что это – следствие пьяного сговора трёх удельных князей в Беловежской пуще, только усиливало безысходность. Для офицера нет ничего страшнее ситуации, когда он не в состоянии защитить государство, которому присягал. Ведь если тебя заставляют давать новую присягу и ты делаешь это, значит, предаешь прежнюю…

Кравец присягу новой власти не давал. Впрочем, его к этому и не призывали, в отличие от сослуживцев, оказавшихся в бывших союзных республиках. Полгода он находился не у дел, пока наверху не уразумели, что любая армия, даже самого «демократического» толка, не может обойтись без воспитателей, как их ни назови: политработники, капелланы, психологи…

Сначала Кравца назначили помощником командира полка по воспитательной работе, потом эту должность переименовали в «заместителя». К чести Смолина, он всегда относился к Кравцу, как к своей правой руке, видел в нём профессионала и единомышленника. И ещё – человека со связями, способного найти выход в трудных ситуациях. Кравец лично знал многих офицеров штаба округа, со многими находился в приятельских отношениях. А это, как ни крути, один из важнейших двигателей любого дела. Скажем, во время разного рода проверок или когда случается что-то непредвиденное.

Именно на старые связи своего зама и уповал Смолин, предупреждая о грядущем вызове на «ковёр» после самоубийства Грызлова.

Такой вызов не заставил себя долго ждать. В дивизию прикатил начальник управления воспитательной работы округа генерал-майор Павел Николаевич Плаксин.

– Твой лучший друг, ёкарный бабай, на свидание зовёт, – заметил Смолин, получив приказ прибыть вместе с Кравцом в кабинет комдива.

Плаксина в округе побаивались даже генералы, не говоря о простых смертных. В советское время он возглавлял группу народного контроля, проверявшую наличие «нетрудовых» доходов, дач, автомобилей и т. д. Плаксин был из сибирских крестьян. В гору он пошёл, женившись на дочери секретаря Хабаровского крайкома партии. Слыл Плаксин человеком недалёким, но честным и принципиальным. Не терпел всего, что не соответствовало моральному облику строителя коммунизма и его собственным представлениям о службе. Сам был закоренелым службистом и в требовательности к подчинённым порой доходил до педантизма и даже жестокости.

На памяти у Кравца был случай с одним полковником, провинившимся только в том, что на старости лет влюбился в молодую женщину и во имя брака с ней развёлся с первой женой. Инициатором партийного судилища и последующего увольнения этого офицера из Советской Армии, как дискредитировавшего своё звание, был Плаксин.

Однако в словах Смолина о «лучшем друге» была не только ирония, но и большая доля правды. Плаксин благоволил к Кравцу и даже покровительствовал ему как «литературному дарованию».

Всё началось со дня рождения командующего округом. Как принято, во всех управлениях и отделах штаба готовили поздравления имениннику. Но Плаксин решил всех перещеголять. Узнав, что Кравец «балуется стишками», вызвал его и велел за пару часов сочинить оду и отпечатать приветственный адрес в окружной типографии.

– Я не успею, товарищ генерал-майор, – промямлил Кравец.

– Никаких «не успею»! Возьмёшь мою «Волгу», а начальнику типографии я позвоню!

О том, что существует такое понятие, как вдохновение, с генералом вести разговор было бесполезно. Кравец заперся в кабинете, призвал на помощь всех существующих муз и… успел.

Как просил Плаксин, «в цветах и в красках», и главное – в рифму, расписал трудное военное детство генерал-полковника, его успешную службу в Монголии и ГСВГ, учёбу в разных академиях, славную семейную жизнь, вплоть до сведений о детях, внуках, и упоминании о нежных чувствах к красавице-жене. Не забыл и о генеральском хобби: рыбалке и игре в волейбол. Текст, набранный петитом, был золотом отпечатан на лощёной бумаге. К тому же Кравец проявил инициативу и на развороте поздравления оттиснул портрет именинника при всех орденах и медалях. Ещё сырой, пахнущий типографской краской поздравительный адрес был доставлен Плаксину ровно в назначенное время.

Начальник политуправления, даже не поблагодарив, отпустил Кравца.

Не прошло и часа, как дежурный по политуправлению собрал всех офицеров в зале заседаний. Генерал вывел вперёд Кравца и объявил благодарность за образцовое выполнение задания командования. Затем с придыханием рассказал, какое впечатление произвёл на командующего текст поздравления.

– Командующий обнял меня и прослезился, когда прочёл сочинение этого капитана, – указал он согнутым пальцем на покрасневшего Кравца. – Так проникновенно, сказал товарищ командующий, о моей судьбе ещё никто не писал. Вы слышали? Никто! А посему объявляю, что капитан Кравец – есть наш доморощенный талант. И с этой минуты он находится под моим покровительством. Как говорится, талантам надо помогать…

«Бездарности и так генералами станут», – про себя завершил генеральскую тираду Кравец, не зная, радоваться или нет внезапно обрушившейся на него благосклонности.

Расположение Плаксина оказалось долговременным. Он был приветлив с Кравцом все годы службы в округе, немало поспособствовал поступлению в академию и после назначения на должность заместителя командира полка поддерживал его. Правда, ЧэПэ, подобного нынешнему, прежде не случалось, и Кравец не знал, как поведёт себя его благодетель в этой ситуации.

– Как вы довели полк до такого безобразия, отцы-командиры? – устало спросил генерал, когда Смолин и Кравец предстали перед ним. – Дожили, а! Уже солдаты у вас в наёмных рабочих превратились, майоры стреляются…

Они стояли, потупясь, ожидая долгого разноса. Но получилось иначе.

– Сейчас не время для объяснений, – неожиданно произнёс генерал. – От лица командующего округа объявляю вам обоим о неполном служебном соответствии. А теперь идите и готовьтесь к выполнению боевой задачи.

У самой двери он задержал Кравца:

– Смотри, Александр, больше меня не подводи! А то ты меня знаешь…

– Постараюсь, товарищ генерал-майор!

– Уж постарайся.

Смолин ждал на крыльце. Повернувшись спиной к ветру, он нервно курил, зябко поводя плечами.

– Ты же бросил? – удивился Кравец.

– Бросишь тут, ёкарный бабай… Что задержался?

– Да так. Плаксин попросил не подводить больше.

– Понятно, – Смолин ещё пару раз затянулся и бросил окурок в урну. – А всё-таки мы с тобой, комиссар, везунчики: легко отделались. Я думал, снимут…

3

– Товарищи офицеры, ещё раз довожу, что включает экипировка военнослужащего для боевых действий. Попрошу принять это, ёкарный бабай, как моё неукоснительное требование, – Смолин сделал паузу и обвёл строгим взглядом офицеров полка, прибывших на совещание. – Итак. Куртка ватная двубортная – один комплект. Куртка и брюки хэбэ («афганка») – один комплект. Шапка-ушанка – одна штука. Сапоги кирзовые – одна пара. Портянки зимние – две пары. Ремень поясной – одна штука. Фляга для воды – две штуки. Оружие по штату. Боеприпасы – два боекомплекта…

«Хорошо, что походные Ленкомнаты теперь не нужны… – Кравец, вполуха слушая комполка, подумал о своем, о “комиссарском”. – Вот мороки-то с ними было бы…»

Вспомнилась «целина». За годы замполитства он дважды выезжал с автомобильным батальоном на уборку урожая. Тогда, по воле всемогущего ЦК, помощь колхозам в перевозке зерна приравнивалась к выполнению боевой задачи под лозунгом: «Бой за хлеб!» В «бой» бросались и солдаты-срочники, и «партизаны» – мужики, призванные из запаса. И у первых, и у вторых – только водка да бабы на уме. Если же учесть, что целинный батальон – это тысяча человек и пятьсот машин, разбросанных на огромной территории, то управлять этой «ордой» было делом нелегким, если не сказать – невозможным. Какая уж тут партийно-политическая работа! Удержать бы «целинную вольницу» в повиновении, избежать бы аварий, драк с местными да междоусобной поножовщины…

На целине сборно-щитовые Ленинские комнаты – чистая профанация воспитательной работы. Даже там, где они были, их использовали не для проведения политинформаций, а для свиданий с девками, перекуров и игры в карты. Все начальники это знали, но никто ничего поделать не мог. Была линия партии. Её надо было выполнять. Готовить планшеты, отражать на них состав политбюро, следя за изменениями в рядах его членов, которые мрут один за другим, вывешивать на стенах разные лозунги далёкого от жизни содержания. Делать это приходилось хотя бы ради самосохранения. «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте» – холёный проверяющий из московской опергруппы – и за недостатки в оформлении Ленкомнаты может снять с должности. За пьянство не снимет, за плохие показатели по перевозкам зерна – тоже, а вот за пропущенную очередную Звезду на груди Генсека – запросто! За это получишь по «самое не хочу», как любит выражаться Смолин.

– В вещевом мешке у каждого бойца должны быть в наличии… – нудно продолжал Смолин, – плащ-накидка – одна штука, котелок, кружка, ложка, комплект сменного белья (летнего и зимнего), полотенце – одна штука, туалетные принадлежности – один комплект, письменные принадлежности: конверты, ручка блокнот… Затем, сухпаёк на трое суток, хозяйственный пакет…

– Разрешите, товарищ полковник? – подал голос командир первой мотострелковой роты старший лейтенант Морозов. Красавец-атлет, энергичный и деятельный офицер, он пользовался авторитетом у Смолина и знал об этом.

– Говори, – разрешил Смолин.

– Докладываю, товарищ полковник, – поднялся со стула старлей. – Туалетных принадлежностей нет, ни у нас на полковом складе, ни на дивизионном. Я вчера лично проверил…

– Зам по тылу, что такое? – перебил ротного Смолин.

Заместитель командира по тылу подполковник Анисимов через месяц готовился увольняться в запас. Лысый и тучный, он только руками развёл: