Миллионщица

– Ладно, только деньги сразу. Мясо есть кому таскать, или женщине придётся?

Дамский угодник засмеялся.

– Перетаскаем, дорогая, перетаскаем. Иди, на весы гляди, подумаешь потом – обманул.

Приблуда оказалась упитанной и обогатила оборотистую скотопромышленницу на два миллиона тридцать пять тысяч рублей.

Сложив деньги в сумочку, Клавдия не уходила. Кавказец развёл руками.

– Всё отдал, красавица.

– Тебе ещё мясо надо?

– За неклеймёное и расчёт сразу, больше одиннадцати не дам. Поезжай к Мурзе, может, он дороже примет, или к…

– Ладно, – перебила Клавдия, – будешь мне сейчас весь свой Кавказ перечислять. Мне ты глянулся, но только уговор – и цена, и расчёт.

– Деловая ты женщина. Как зовут-то?

– Клавдией.

– Вот что, Клавдия, скажи своим тёлкам, чтоб на этой неделе ноги не ломали. На следующей пусть ломают, примерно в среду-четверг.

К участку Клавдия подъезжала с опаской, но беспокоилась зря – всё было спокойно, только Тушкан, бегавший свободно, пытался разгрести маскирующий хлам.

На следующей неделе улов сладился двукратным, вся операция прошла удачно, только закручинившийся Вася похмелялся два дня. Как оказалось, бражничество совестливого супруга пришлось весьма кстати и спасло от больших неприятностей. Любое, самым наилучшим образом спланированное предприятие может провалиться из-за нелепой случайности.

На второй день мужниного запоя Клавдия, нарубив и поставив вариться свёклу, перегоняла молоко на сепараторе. Услышав угрожающе рычащий лай Джеммы, выглянула из предбанника, ожидая увидеть очередного ходока за пойлом, но ошиблась. По двору, приближаясь к стайке и глядя под ноги, шла женщина в зелёной куртке и резиновых сапогах.

– Эй, подруга! – окликнула Клавдия. – Чего потеряла?

Та обернула озлобленно-несчастное лицо и ответила с вызовом:

– Тёлку потеряла!

– Дак я чо, тёлку твою приманываю?

– Люди говорили, у вас тут запрошлой ночью скотина мычала.

– У нас своя корова есть, вот и мычала. Вон бродит, – махнула Клавдия рукой вдаль. Разговаривая с нежданной визитёршей, приблизилась к ней, остервенело ухватила рукав куртки, защемив тело, и повлекла к стайке, заполошно крича: – Идём, идём, поглядишь, может, и вправду твою тёлку прячу.

Не успел стихнуть Клавдин голос, как хлобыстнула дверь предбанника, и на белый свет во всей запойной красе вывалился Вася. Похлопав глазами, потерев опухшее лицо, вопросил хрипло, прерывисто:

– Ты чо орё-ошь-от?

– Ой, горе ж ты моё! – запричитала Клавдия. – Неделю не просыхает, иде он её берёт, проклятую? Всё одной – и корова, и свиньи, уж живот надорвала, так ещё и воровкой обзывают! – заголосила и… заплакала. Отпустила куртку гостьи и обеими ладонями размазывала по лицу слёзы.

Гостья по очереди хмуро оглядела супругов, пробормотала: «О господи! Везде одно и то же», – и побрела прочь со двора. За спиной хлопнула калитка, и в этот момент из-за стайки, закусив зубами конец волочившейся по земле длиннющей кишки, появился радостный Тушкан. Клавдия обомлела, медленно повернула голову назад – незадачливая владелица убиенной тёлки шла, не оглядываясь. Клавдия опрометью метнулась к Тушкану, одной ногой наступила на злополучную кишку, другой отшвырнула взвизгнувшую собачонку прочь. Завалив разрытую яму и для верности накидав на бугор обрезки горбыля, вернулась в баню. Вася сидел на табуретке воле электроплитки и трясся мелкой дрожью.

– Чо так холодно?

– Свет отключали, – ответила зло. Матюкнувшись, подала мужу поллитровую банку сметаны и ложку. – Ешь и завязывай свою пьянку. Не кончишь – выгоню.

– Как это выгонишь? Ты мне жена или кто?

– Мне недолго и развестись. Сказано – завязывай.

На следующий день очухавшийся после запоя Вася заглянул днём в свинарник, сообщил сердитой супруге:

– Чего-то наши свиньи уже ни сырую, ни варёную свёклу не жрут. Сколь утром вывалил, столь и осталось, по загородке раскидали и затоптали.

– А то я без тебя не знаю. Кончились корма, а свёклы уж обожрались. Вон, бачок отрубей в предбаннике стоит и всё. На ночь завариваю.

– Картошки надо было посадить.

– Кто бы с ней возился, с этой картошкой? Ну, на будущий год распашем участок за домом, огород-то всё равно надо садить, с деревни не навозишься.

Вася сел на порог, поразмышлял.

– На мельницу не ездила?

– Ездила. Нет у них ничего. Обещают через месяц гречишных отрубей дать. Так через месяц свиней уж колоть надо будет, – Клавдия налила чашку молока, взяла кусок хлеба, села на диван. – Я как одна всё успею? Вот всё, чтоб до праздников в рот не брал. В деревню надо съездить, может, там чего добудем.

Машина медленно катилась по деревенской улице, Клавдия поглядывала по сторонам, высматривая нужных знакомцев. Непогода сделала село пустынным, лишь впереди маячила одинокая фигура, смутно кого-то напоминая. Клавдия присмотрелась внимательней. В фуфайке с торчащими из локтей клочками ваты и уделанных в навозе сапогах, свесив вперёд голову, словно та отяжелела от всепоглощающих дум, и уж шея не держала её, по лужам брёл мужичок.

– Ну-ка догони его, – велела мужу, Вася прибавил газ и, когда машина поравнялась с деревенским Сократом, произнесла: – Останови, вот этот гусь мне и нужен.

Приоткрыв дверку, высунула голову и позвала угрюмого прохожего:

– Толян, а Толян! Поговорить надо.

Мужичок вывернул голову, вглядываясь в лицо неожиданно окликнувшей его женщины.

– Чего ж не поговорить? Можно и поговорить. Вылазь – побеседуем, раз приспичило.

– Нет, лучше ты к нам залазь, на заднее сиденье. Только ты уж того, сапоги маленько обшоркай.

Наполнив салон крепкими запахами крупнорогатых млекопитающих, нужный знакомец вольготно расположился на предложенном месте. Клавдия развернулась к нему.

– Признал меня?

– Как не признать? Признал, Клавдия ты, – сообщил Толян, сделав ударение на втором слоге. – Моргуновых была, а сейчас не знаю чья.

– Ну, если признал, тогда за встречу, – Клавдия, щёлкнув крышкой, достала из бардачка закупоренную капроновой пробкой бутылку самогонки, ещё пять стояли в ногах в сумке, подала старому другу. – Стакан дать?

Вопрос остался без ответа, влага с весёлым бульканьем переливалась из одного горла в другое.

– Х-ха, – выдохнул Толян, отымая бутылку ото рта. – Крепка-а, но, – прищёлкнул языком, – свекольная.