Лисбет

– Смеешься?

– Отнюдь. Мне это часто помогает привести в порядок мысли. Кстати, я сегодня прочитал такую сказку про твою тезку. Блеск!

Я уже хотел рассказывать, но мы подъехали к отелю.

– За ужином расскажу.

Ужин прошел спокойно. Хозяйка как всегда порадовала нас новыми блюдами. Откуда у нее такое множество рецептов? Особенно были хороши фаршированные ножки гуся. Никогда не ел подобное блюдо. Даже не подозревал о его существовании. А к кофе были поданы свежайшие домашние пирожные. Если буду продолжать так питаться, поправлюсь еще на пару килограммов. Пока наслаждались кофе, я рассказал легенду об Элизабет.

– Видишь, твоя тезка. И какой печальный финал. Ты не опасаешься, что закончишь жизнь, если не монахиней, так одинокой старушкой?

– Нет, не опасаюсь. Почему этого нужно опасаться? Я не одинока. Я дружна с Джоном, кузеном моего бывшего мужа. У меня есть племянник в США. Не родной – сын Джона, – но мы с ним регулярно переписываемся. То есть регулярно поздравляем друг друга на Рождество.

– По интернету?

– Да, а что в том плохого?

– Лиззи, расскажи хоть немного о себе. Ты же обо мне знаешь почти все. А я о тебе не знаю ничего.

– Нечего рассказывать. Ничего интересного.

– Неправда. В жизни каждого имеются интересные события. Ну хоть скажи, как ты стала графиней Колсберг? Я уверен, что твои родители не титулованные дворяне.

– Почему ты так думаешь?

– Пока не надеваешь свои «драгоценности», тебя никак нельзя отнести к графиням. Ты работаешь. У тебя мужская хватка. Ты уверена в себе, стремишься к независимости.

– Все просто. Мои родители действительно никакие не дворяне. Отец – Генри Фармер – удачливый инженер. Что-то там изобрел в области защиты объектов. Получал хорошие заказы от правительства. В пятьдесят пять лет отошел от дел, продал фирму и купил небольшое поместье в Северном Хартфордшире. Приятная деревня Лилли в очень богатом графстве. Денег более чем достаточно. Я у родителей поздняя, единственная. Мама – Нэнси Фармер – никогда не работала, читала книжки. «Французские новеллы», как посмеивался отец. Вся была в мечтах о дворянской жизни, как она описывалась в ее книгах. В восемнадцать лет, сразу после закрытой католической школы, меня – дуру – выдали за немолодого графа Вильяма Колсберга. Я тогда тоже, вслед за мамой, почитывала такие книжки. Мечтала о семейной жизни в красивом небольшом замке. А муж через две недели после свадьбы укатил во Францию. Там у него, оказывается, была вторая семья, вернее любовница с дочерью. Согласно контракту он полностью распоряжался моим немалым приданым. Хватило ему на три года. Отец у меня был крутой – сразу подал документы на развод. Но согласно тому же контракту у меня остался титул графини. А потом пошла учиться, начала работать. Кстати, у моего покойного мужа неплохие родственники. Принимают меня как графиню Колсберг. Пытались помочь. Джон даже устроил меня после колледжа на работу в фирму, где я работаю и сейчас. Вот и вся моя история.

– Покойного мужа?

– Он умер лет пять назад. Я, собственно, не встречалась с ним после его отъезда ни разу. Говорят, он последние годы бедствовал, жил на подачки родственников. Любовница его бросила, разумеется.

– Знаешь, грустная история. Не графа, твоя история. Особенно то, что ты не упомянула о других отношениях, о других мужчинах.

– Сначала времени не было. Старалась доказать себе и отцу, что могу сама пробиваться в жизни. А потом? Потом как-то не встречала хорошего мужчину. Нет, не смейся, мужчины были, двое, как же без них. Но такого, чтобы связать себя с ним узами брака, не встречала.

– А родители живы?

– Отец умер, а мама живет все в том же поместье. У нее все хорошо, денег достаточно. У нее во флигеле живет с мужем дальняя родственница, помогает ей, скрашивает сельскую жизнь. Да и соседи имеются. Она не жалуется. Я к ней заезжаю иногда на Рождество.

– И не говорит, что хотела бы внучку?

– Еще как говорит. При каждой встрече и при каждом разговоре. Но в этом я ей не могу помочь.

– Что так? Что-то по женской части?

– Нет, не хочу от случайного мужика родить. Да и не к чему мне это. Совсем другие заботы. Все, хватит об этом. Иди-ка ты в свой пивной бар.

Пивной бар

И я пошел. Но сначала долго выспрашивал у хозяйки, куда ходят местные мужчины. Она сначала не могла понять, зачем это мне? Считала нас с Лиззи счастливой парочкой, сбежавшей подальше в глушь, чтобы побыть вместе. И вдруг я убегаю от нее, ищу мужское общество. Но все же объяснила. Такси здесь не дождешься в субботу, поэтому я пошел пешком, хотя накрапывал дождичек. Благо было недалеко. Собственно, в этом городишке все недалеко.

В пивной, когда я зашел, было немноголюдно. Да и само помещение не предназначено для шумной толпы. Два столика слева от входа и один столик побольше – справа. Вокруг него шесть стульев. Слева два молодых парня молча пьют свои вторые кружки. Первые рядом, уже пустые. За правым столом неторопливо разговаривают двое почтенных бюргеров. Одного я узнал. Это господин Брукмайер – управляющий замком. Его сосед, судя по одежде, священник. Местные жители испокон веков лютеране, но я не очень четко знаю, как его называть: пастор, евангелический священник или как-то по-другому.

Брукмайер увидел меня и приветливо помахал рукой, приглашая сесть рядом. Наверное, правильно, я ведь приезжий, уважаемый историк. Да и возраст соответствующий. Но это то, что мне нужно. Общество уважаемых и уважающих себя бюргеров, неторопливая беседа за кружкой доброго немецкого пива. Пастор рассказывал длинную историю о сердобольной прихожанке, которая приютила у себя беженку из Ливии, и пытается ввести ее в истинную веру. Мы с интересом слушали историю, запивая маленькими глотками пива. Потом я заказал для всех троих еще по кружке. Хорошее пиво располагает к дружеской беседе. Я спросил пастора:

– Как посещает службы новая прихожанка из Ливии?

– Почти как все, но чаще.

– А все?

– Обычно в воскресенье на службу приходит не менее пяти-шести процентов прихожан. Для нашего помещения это нормально. Не пусто. Хотелось бы больше, но это значительно лучше, чем в евангелических приходах Саксонии или Берлина. Однако в большие праздники, на Рождество например, церковь не вмещает всех желающих. Приходится верующим приходить пораньше, чтобы занять место.

Я обратился к Брукмайеру:

– А как служащие замка? Ходят в воскресенье в церковь? Ведь многие работают с туристами.

– Ходят те, кто не работает в воскресенье. Те, кто работают в помещениях Общества, в романском дворце.

– И господин библиотекарь в том числе?

– Нет, господин Либкнехт – католик. Он из швабов, они там почти все католики.

– Понятно. А новая прихожанка понимает, что читают во время службы?

Я обратился уже к священнику.

– Конечно, нет. Она еще плохо знает немецкий язык. Но она старается. Она будет хорошей лютеранкой.

О моем вероисповедании они тактично не спрашивали. Я хотел заказать еще по кружке, но Брукмайер запротестовал:

– Нет, так не положено. Теперь закажу я.

Мы уже хотели пригубить содержимое третьей кружки (у пастора и Брукмайера это была, вероятно, четвертая), но в пивную вошел, снял фуражку, аккуратно сложил мокрый зонт и привычно сел за наш стол полицейский. Я с ним не был знаком, но догадался, что это начальник полицейского поста в городе. К нему сразу обратился пастор:

– Что нового расскажете нам, господин Шульцмахер? Вы у нас источник всех новостей.

– Я думаю, вы могли бы быть для нас источником. Ведь это вам все наши кумушки приносят самые свежие новости.

– И небылицы. К сожалению, не могу вам рассказывать. Вы бы со смеху покатились, если бы услышали, что они мне рассказывают. А я слушаю с вниманием и сочувствием.

– Да, такая у вас служба. Я у себя на службе не могу сочувствовать моим «клиентам».

Я начал чувствовать, что не смогу выпить третью кружку. Как эти мужики спокойно пьют четвертую кружку, да еще с таким удовольствием? Внимательный пастор тихо подсказал мне:

– Вам туда, слева от стойки имеется дверь.