Когда наша не попадала

Пришелец остекленевшими глазами уставился на теремок, и Ивашка, проследив за его взглядом, снисходительно объяснил:

– Не обращай внимания, традиция, однако. Бояны ведь издавна распевают: «Живёт моя зазноба в высоком терему…» А у нас, чай, не Европа какая-то, традиции чтим.

– А как она и петь успевает, и командовать сразу? Да ещё и голос меняет.

– Тю, диковинку нашёл. Да этих причиталок в каждой избе по три-четыре валика хранится. С тех пор как Эдька Сонов сын из Тмутараканского княжества свой агрегат привёз, «песнехран» называется, только ленивый им не пользуется. Он всё пытался его как-то по-иноземному назвать, «фонограф», что ли, только не прижилось. Прогрессор, как говорит мой наставник волхв Щерый – попаданец, ничего не добился.

– А почему прогрессор обязательно должен быть попаданцем? – удивился выпаданец.

– А как же иначе? – в свою очередь удивился такой непонятливости ученик волхва. – Ведь все, кто к нам попадает, так или иначе сразу про прогресс гутарить начинают. То прогрессивный феодализм навязывают, как тот, то ли дьюк, то ли дьяк, не помню, малой совсем был. Попал к нам вместе со своими воинами, князя ещё обидел, назвал его, как говорят, родоплеменным общинником.

– И что? – с огромным интересом вопросил гость.

– А ничего, – отмахнулся парень, махая кому-то. – Получил по башке, раскинул мозгами, и понял напоследок, что был неправ. Вот и дядька мой, сейчас всё решим.

Подошедший вой кивнул племяшу и, мельком глянув на прогрессора, коротко спросил:

– Ну?

– Дядька, вот, к князю привёл. Чудной человек, из огненного круга вывалился. Учить всех собрался. Дозволь пройти.

– Не спеши. Кручина у князя. Привезли ему какие-то свитки из-за моря, ноты называются, что-то там ещё про дипломы говорилось. Так он, видно, музыкой занялся, кручинится над энтими нотами, мне сказал, чтобы я дружинника послал за Спесем.

– Ой-ой-ой, – запричитал ученик волхва. – Дядька, нескоро мы их увидим. Ты же им третьего добавил.

– Мда-а-а… – задумчиво почесал в затылке десятник, – Значитца, треугольник получился, конструкция стойкая. А ежели ещё одного послать?

– Никак нельзя! Это же получится, что ты им ещё одну вершину добавишь. Только уже в пространстве, – присев на корточки, Ивашка быстро сконструировал макет из подобранных палочек и четырёх редек, выхваченных из корзины пробегающего мимо кухонного мальчонки.

Грузно опустившись рядом, дядька некоторое время смотрел на получившуюся фигуру, потом задумчиво добавил ещё одну редьку в основание и недовольно пробасил:

– Тут моего десятка, пожалуй, не хватит. Опять квадратура круга получится, все же упьются и в основание полягут.

Странный звук прервал конструктивную беседу, и собеседники подняли головы. Прибывший стоял с вытаращенными глазами и беззвучно открывал и закрывал рот. Наконец-то ему удалось выдавить несколько слов:

– А геометрию Лобачевского не пробовали применить?

– Не знаю никакого Лобачевского, – насупился десятник. – А ежели ты о Лобастом татарине, так он ещё прошлой весной сам убедился, что параллельные прямые не только пересекаются, но и скрещиваются.

– Это ты про Марфушу, что ли? – расхохотался Ивашка. – Как она любила говорить: «Отстань, ты мне глубоко параллелен»? Сколько у них малых-то?

– Уже трое, да и опять она на сносях. Так что Лобастому не до геометрии, только успевай зарабатывать. Хороший сапожник из него получился. Ладненько, пошли к князю, небось он уже наигрался в музыку с дипломом.

В горницу к князю ввалились втроем. Хозяин сидел за дубовым столом и вертел в руках какую-то раскрашенную верёвку с узелками. Завидев десятника, он встрепенулся:

– Ну что? Скоро ли Спесь придёт?

– Нет, княже, – смущенно потупился дядько. – С волхвом они это… празднуют что-то. Может быть, завтра с утречка попробую…

– А-а-а. Понятно, ну ладно, иди, служивый. Да скажи там, чтобы валик сменили. С утра слушаю, уже наизусть выучил, скоро сам причитать буду. Так, а вы с чем на мою голову? Что за вести принесли? Впрочем, можете не говорить, ничего хорошего…

Ивашка не удержался и всё-таки спросил князя о верёвке. Тот хмуро посмотрел и отбросил её в сторону, как удавку.

– Тьфу на них. Вот с караваном передали, то ли бриты, то ли какие небриты. Скотты натуральные, побери их Велес. Говорят, из-за моря прислали, вот и гадай теперь. То ли самому на ней повеситься, то ли Спеся повесить? Говорил же я ему: не лезь в устья, иди наверх по реке. И штукенцию энту от желтолицых подарил, чтобы планы составлял. Компаса называется, а всё равно читаешь его лоции и диву даешься. «На три лаптя правее светила, плыли долго, брага кончалась… Пристали к берегу, кого-то били, потом пили, хмельное дрянное, опять побили, поплыли дальше».

– Так, княже, ходил он наверх, – с вежеством поправил владыку Ивашка. – Он же волхву рассказывал…

– Да помню я! – с досадой отмахнулся князь. – А ты хоть помнишь, что он рассказывал потом?

– Да, – неохотно согласился ученик волхва. – Опять пили, били, снова пили. Но, судя по его синякам и заплывшему глазу, народ там крепкий живёт.

– А толку-то, – продолжал жаловаться властитель. – После его путешествий мне вон списки шлют. И все ругательные. Куда бы его отослать лет этак на десять? Вот ты, – обратился он к попаданцу, – человек новый, может, посоветуешь что?

Тут неожиданно подал голос и гость, к которому уже стали относиться, как к предмету мебели.

– А вы его в Антарктиду отошлите, пусть там флаг княжеский поставит. На будущее пригодится. Вот наступит новое время, а у вашего княжества и природные ресурсы, и территория своя, огромная.

Князь уронил свиток, поднялся со своего богато украшенного резьбой кресла и прошёлся по горнице, рассеяно трогая разные диковины. Ивашка зачарованным взглядом проследил за руками вождя. Ох, как он хотел добраться до этих заморских вещичек, но увы. Вот палец бережно коснулся стеклянной птички, смахивая с неё несуществующую пыль. Прочная была птичка, парень даже покраснел от воспоминания, как ухитрился уронить вещичку две зимы назад, когда волхв его правителю представлял… Тут, как раз вовремя, ожил странный механизм в темном углу. С хрипом и скрежетом начали бить колокольчики, и из многочисленных окошек вывалились сверкающие Луна, Солнце и звездочки.

– А, чтоб тебя! – беззлобно ругнулся князь, вздрогнув вместе со всеми, и обернулся к советчику. – А что, или кто, это – Антарктида?

– Ну, континент такой, земля. Она ещё льдом вся покрыта, – заспешил с объяснениями пришелец. – Там ещё зверюшки живут забавные. Пингвины называются, все черные, а живот белый, плавают здорово.

Князь и Ивашка грустно переглянулись и, сожалеючи, вздохнули:

– Лет пять назад али более привозил Спесь такую зверюшку. Шибко ругался, обещал, что туда больше ни ногой, ни веслом. Жалко зверя, летом от жары помер. Ну ладно, разберемся. У тебя-то что за забота, мил человек?

На глазах у Ивашки выпаданец разом принял горделивую позу и стал вещать. Вои славные ходили на закат и восход, направо и налево. Били всех, кто попадется. А кто не попадался, тех ловили и тоже били. Мечи, все из какой-то высокоуглеродистой стали, рубили всё, до чего дотягивались воины. Не менее славные селяне рубили новыми топорами вековые деревья и пахали землю всё теми же новыми плугами. Куда они эти деревья девали, было непонятно, потому что и дома, и крепости весело, с энтузиазмом строили из какого-то «бетона». Впрочем, когда пророк упомянул о гигантских кузнях, что были выше княжеского детинца, тогда стало ясно, куда денутся деревья. Заводили заводы для выращивания рыбы, и даже последний смерд вволю кушал не то что осетрину, а даже заморскую рыбу мойву! К середине речи и князь, и ученик начали скучать. А к концу патетического выступления о славных победах под руководством бога Прогресса и верного архангела его, в светлом круге появившегося, откровенно зевали.

– Что-нибудь нового услышал? – спросил князь у Ивашки, когда «великий архангел» наконец-то смолк.

– Ничего реального, – прикрыл ладонью зевок юноша. – Все отхожие ямы давно забетонированы, и зачем крепость из него строить? Дерево не в пример лучше будет. Оно же живое. Дамасскую сталь коваль скует, если надо будет. Только возни с ней много. А по остальному… Рыбы в реках и озерах столько, что весной и Спесь на берегу сидит, по реке проплыть невозможно. Решай сам, княже. Только вот как хромой Петс помер, ямы-то чистить некому…

– Вот и хорошо, есть, стало быть для тебя, иноземец, занятие, если вздумаешь остаться у нас. Бога своего ждать. Ну и мы подождём, потому что неблагодарное это дело, Прогресс пихать, он же и обернуться может…

Глава вторая

Где наша не попадала

Спесь сидел на палубе и грустно чесал давно не стриженую голову. Ладья, отремонтированная так, что стала совсем новой, ходко бежала по течению. Почти вся команда отсыпалась после горячих проводов. Очередная «експедиция» началась успешно… То есть никто ничего не помнил. Над раздольем реки зазвучала песня, и Федоров сын с надеждой поднял глаза. Но, увы, оказывается, это храпел привязанный, по традиции, к мачте скальд. Сонов Эдька всё пытался свой «песнехран» всучить, но на кой лях он нужен в море? Ни выпить, ни подраться с ним. То ли дело Эйрик, прибившийся к ватаге в одном из походов. Как запоет, особенно с похмелья, так даже раки из воды выскакивают на берег и драпают куда подальше. Интересно, а кто на руле? С трудом повернув голову, отчего в ней закружилась карусель, Спесь воззрился на корму. На руле был Гриць. Самый могучий и стойкий ватажник. Только сейчас он просто лежал на правиле, распугивая волны могучим храпом. Паническая мысля попыталась достучаться до сознания, но потом обиженно сплюнула и навсегда исчезла из головы.

Неожиданно ладья остановилась, да так резко, что даже храп Гриця на секунду прервался. Спесь Федоров сын с трудом поднялся и добрался до борта. Оказывается, ладья, влекомая быстрым течением, уткнулась в здоровенную белугу, вольготно развалившуюся на стрежне.

– Вот я тебя! – грозно крикнул (по крайней мере, попытался) Спесь, делая вид, что тянется за острогой. – Тебе шо положено? По дну ползать, питаться, так сказать. А людишкам не мешать и судовождению помех не творить! В уху пойдешь?

Белуга широко зевнула, потом лениво встала на хвост и покрутила плавником у виска. После чего неслышно, но тем и обиднее, рассказала Спесю, что она думает о судовождении, лично о нём самом и в общем о его ватажниках. Не дожидаясь ответной реакции и сверкнув на солнце влажными боками, грациозно перевернулась и ушла на положенную ей глубину, послав на прощанье хвостом добрую бочку прохладной воды. Омовение бодряще подействовало на команду, некоторые даже открыли один глаз.

– Всем вставать!! – Свирепо зарычал капитан. – Дожились, в родной реке каждая таранка на смех поднимает! Общий сбор!!!