Клоун

Рембо. Устала, и все тут.

Ольга. Отец, я пойду переоденусь, а в антракте вернусь, и мы пойдем вместе. Хорошо? Энрико меня проводит. Да?.. Отчего я вдруг так устала? (Ушла.)

Явление второе

Рембо. Какая милая девочка! Но все-таки я скажу, что женский ум – это нечто такое, чего мужчина не может себе вообразить. Смотрите, сколько вы обе наделали глупостей. Энрико смелый и ловкий мальчик. Это всякий скажет. Шести лет он начал работать без лонжи. Заметь, у него не было ни одного неудачного падения.

Эмма. А когда он разрезал себе руку?

Рембо. Это был пустяк. Так, царапина. Но я вот что хочу сказать. Конечно, Альказар – скверная лошадь, но зачем же об этом говорить мальчику перед выходом? Я уверен, что Альказар ему ничего не сделает, – лошади уважают людей смелых, – но зачем же волновать мальчика, когда он идет на манеж?

Эмма. Не сердись.

Рембо. Нет, нет, я не сержусь. Я вовсе не сержусь. Во-вторых: девочка вдруг говорит ему «прощай». Прощаются только перед смертью.

Эмма. Я ведь не виновата, что ты не в духе.

Рембо(жонглируя двумя шарами). Повторяю же, что я не сержусь. Ну, затем, в-третьих: мальчик идет на манеж, ты его возвращаешь, чтобы перекрестить. Конечно, это прекрасно и трогательно. Но ведь ты раньше этого не делала? И кроме того, есть такая примета: если воротить человека, идущего на дело, то это верный признак неудачи.

Эмма. Суеверие.

Рембо. Да, конечно, суеверие. Однако джеттатура, которую ты носишь, – тоже суеверие. Ну, чем поможет тебе эта коралловая ручка?

Эмма. Позволь, я тебя застегну. (Помогает ему одеться.)

Рембо. Merci… Ты говоришь: суеверие, суеверие, однако ты помнишь, как несчастный Бенедетти сказал утром: «Я не вернусь».

Эмма. Да.

Рембо. И сорвался с турника… А впрочем, довольно, старуха… Не нужно печальных мыслей. Ты знаешь, что я еще придумал для своего выхода? Понимаешь: выбегаю с дудочкой на манеж и кричу: «Я плисол, я плисол, я плисол»…

Музыка перестает. Оба настораживаются, слышны аплодисменты.

Эмма. Ах!.. Что это?

Рембо. Ничего не случилось. Энрико сидит теперь на Альказаре боком и улыбается дамам. Ты знаешь, кого мне напоминает наш мальчик? Покойного Блондена.

Эмма. Я то же самое хотела сказать.

Рембо. Правда. Как часто мы с тобой говорим одни и те же слова. Кстати, мы говорили о приметах. Ты знаешь, есть такая смешная примета: если два человека в одно и то же время сказали одно и то же слово, то нужно взяться за мизинцы и что-нибудь задумать – непременно исполнится.

Эмма(протягивая руку). Ну!

Рембо(смеется). Что ты задумала?

Эмма. А ты что?

Рембо. Нет, ты скажи первая.

Эмма. О мальчике?

Рембо(смеется). Конечно, о мальчике.

За сценой оркестр играет польку.

Ты напрасно за него беспокоишься. Он сильный и ловкий и, я думаю, удачливый.

Эмма(робко). Отчего ты тогда не хотел отдать его в училище?

Рембо. Я думаю, что было бы совсем напрасно. Кровь всегда должна сказаться… (Задумчиво.) Я плисол, я плисол… Ты посчитай: у тебя прадед, дед, отец, все цирковые, у меня тоже. Стало быть, по четыре поколения. Это так же верно, как то, что у предков-пьяниц – потомки-пьяницы.

Эмма. Послушай! Я наконец вспомнила.

Рембо. Твой сон?

Эмма. Да. Это было так страшно. Мне снилось, что откуда-то к нам пришли люди, очень много людей, и они что-то несли на руках и прятали от меня. Они закрывались от меня.

Рембо. Что несли?

Эмма. Не знаю. Не могу вспомнить.

Рембо. Ты правда не знаешь?

Эмма. Нет, я не знаю, не знаю… Не спрашивай меня…

Рембо(свистит в такт мотиву). Да, и мне самому сегодня тяжело с утра. Хорошо будет, когда они женятся. Оба они такие славные.

Эмма. Она милая.

Пауза. Музыка перестает играть. Оба вздрагивают. За сценой аплодисменты.

Рембо(кричит). Конюх!

Входит конюх.

Скажи моему сторожу, чтобы вывел из клетки собак. И пожалуйста, чтобы Бишку никто не смел трогать.

Конюх уходит.

Вот видишь ли, Эмма, почему я так уверен в сыне. Смотри, он одинаково ловок на турнике, и в воздушной работе, и на канате. А если будет нужно, из него выйдет прекрасный клоун.

За сценой музыка играет галоп.

Нет, все-таки Ольга была права. Альказара следовало бы застрелить. Лошадь старая и капризная. Знаешь что? Пойдем сегодня все вчетвером ужинать. Покутим немного, мне так радостно глядеть на их любовь.

Эмма. Смотри, не сглазь.

Рембо(смеется). Ничего, – у меня глаза серые. Однако я буду одеваться. Дай мне, Эмма, пальто и все другое.