Олеся

– Это у тебя всё ручные птицы? – спросил я, догоняя девушку.

– Ручные, – ответила она отрывисто и даже не взглянув на меня. – Ну вот, глядите, – сказала она, останавливаясь у плетня[29 - Изгородь из плетённых прутьев, ветвей [Словарь русского языка. Т. 3. Изд. 3. М.: Русский язык, 1987. С. 140].]. – Видите тропочку, вон, вон, между соснами-то? Видите?

– Вижу…

– Идите по ней всё прямо. Как дойдёте до дубовой колоды[30 - Короткое толстое лежачее бревно [Словарь русского языка. Т. 2. Изд. 3. М.: Русский язык, 1986. С. 74].], повернёте налево. Так прямо, всё лесом, лесом и идите. Тут сейчас вам и будет Ириновский шлях.

В то время, когда она вытянутой правой рукой показывала мне направление дороги, я невольно залюбовался ею. В ней не было ничего похожего на местных «дивчат», лица которых под уродливыми повязками, прикрывающими сверху лоб, а снизу рот и подбородок, носят такое однообразное, испуганное выражение. Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати – двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала её молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту её лица, раз его увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнув к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, тёмных глазах, которым тонкие, надломленные посредине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперёд с решительным и капризным видом.

В полесских поверьях почти отсутствует описание внешнего вида восточнославянской ведьмы. Иногда это «простоволосая женщина в белом» или полностью нагая. Иногда отмечается, что «у неё сросшиеся на переносице брови», «усики на верхней губе», «хмурый взгляд или то, что она никогда не смотрит людям прямо в глаза». «По единичным записям, ведьму можно распознать по наличию маленького хвостика или спрятанных под платком рожек».

    Народная демонология Полесья: Публикации текстов в записях 80–90-х гг. XX века. Т. 1. М.: Языки славянских культур, 2010. С. 37.

– Неужели вы не боитесь жить одни в такой глуши? – спросил я, остановившись у забора.

Она равнодушно пожала плечами.

– Чего же нам бояться? Волки сюда не заходят.

– Да разве волки одни… Снегом вас занести может, пожар может случиться… И мало ли что ещё. Вы здесь одни, вам и помочь никто не успеет.

– И слава богу! – махнула она пренебрежительно рукой. – Как бы нас с бабкой вовсе в покое оставили, так лучше бы было, а то…

– А то что?

– Много будете знать, скоро состаритесь, – отрезала она. – Да вы сами-то кто будете? – спросила она тревожно.

Я догадался, что, вероятно, и старуха и эта красавица боятся каких-нибудь утеснений со стороны «предержащих[31 - Облечённые властью лица, органы власти [Словарь русского языка. Т. 3. Изд. 3. М.: Русский язык, 1987. С. 365].]», и поспешил её успокоить:

– О! Ты, пожалуйста, не тревожься. Я не урядник, не писарь, не акцизный[32 - Акцизный чиновник [Словарь русского языка. Т. 1. Изд. 3. М.: Русский язык, 1985. С. 31]. Контролировал поступление косвенных налогов на некоторые товары широкого потребления (например, табак, вино, сахар) в казну [Федосюк Ю. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. М.: Художественная литература, 2022. С. 56–57].], словом – я никакое начальство.

– Нет, вы правду говорите?

– Даю тебе честное слово. Ей-богу, я самый посторонний человек. Просто приехал сюда погостить на несколько месяцев, а там и уеду. Если хочешь, я даже никому не скажу, что был здесь и видел вас. Ты мне веришь?

Лицо девушки немного прояснилось.

– Ну, значит, коль не врёте, так правду говорите. А вы как: раньше об нас слышали или сами зашли?

– Да я и сам не знаю, как тебе сказать… Слышать-то я слышал, положим, и даже хотел когда-нибудь забрести к вам, а сегодня зашёл случайно – заблудился… Ну, а теперь скажи, чего вы людей боитесь? Что они вам злого делают?

Она поглядела на меня с испытующим недоверием. Но совесть у меня была чиста, и я, не сморгнув, выдержал этот пристальный взгляд. Тогда она заговорила с возрастающим волнением:

– Плохо нам от них приходится… Простые люди ещё ничего, а вот начальство… Приедет урядник – тащит, приедет становой[33 - Или «становой пристав» – полицейский чиновник, заведующий станом [Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Т. 4. Изд. 2. СПб., М.: Тип. М. О. Вольфа, 1882. С. 321].] – тащит. Да ещё прежде, чем взять-то, над бабкой надругается: ты, говорят, ведьма, чертовка, каторжница… Эх! Да что и говорить!

– А тебя не трогают? – сорвался у меня неосторожный вопрос.

Она с надменной самоуверенностью повела головой снизу вверх, и в её сузившихся глазах мелькнуло злое торжество…