Хроники одной бензоколонки

Я слезаю с табурета с кусками скотча на пальцах, сажусь рядом с тем посетителем и объясняю ему концепцию культурных несоответствий и необходимость фильмов категории B и даже категории Z. «Ужасы, порно, апокалипсис, зомби, – убеждаю я, подсыпая перца ему на тост и невольно поправляя его галстук, – это бунтарское кино. Как авангард, в каком-то роде». Он говорит:

– Нет, не думаю. Это как то, что я сейчас жую: просто дно.

38 БЭ

Я думаю. И он, пожалуй, прав. Тост сыр-ветчина – полное дно.

38 ЦЭ

Я смотрю на зеленый неон гостиницы «Маяк», на странно, беспорядочно мерцающую «я» над плакатом со вставшей на дыбы лошадью.

39

Позже, посреди ночи, я откладываю книгу и смотрю телевизор: беззвучные кадры новостного канала (звук я выключил специально).

Лишенные звука, эти кадры вдруг обретают некую глубину: глубину пророческую, последних дней мира.

Видеосюжеты (торжественный визит французского политика на завод по заморозке рыбы) не соотносятся с бегущей строкой внизу экрана: «срочная новость: В Венсенском зоопарке выстрелом в голову убит носорог». Теракт, сведение счетов, простой вандализм – версий не дается.

40

Посетителей (мужчину и женщину), сидящих за стойкой уже минут десять, эта новость, похоже, не тронула. Они пьют кофе и разговаривают, поглядывая на экран краем глаза: переводят дух, отдыхают перед предстоящей дорогой, которая приведет их в Дюнкерк, где они будут реструктурировать фабрику по производству микроволновых печей, как я понял из разговора. Женщина произносит: «Return on equity». И мечтательно повторяет, как мантру: «Return on equity»[11 - Как термин – рентабельность собственного капитала. Звучит похоже на выражение «вернуться к справедливости».].

Какой-то миг постмодернистская поэтичность этого англицизма еще витает в воздухе бензоколонки.

40 БЭ

«Return on equity…» – думаю я. То ли жутковатый жаргон, то ли научно-фантастический фильм.

Разговор у них оживляется. Бегущая строка: «Убийство носорога в Венсене: полиция сбилась с ног». Видеоряд по-прежнему мимо: там карта Франции, метеосводка говорит, что на побережье в основном облачно.

41

Хотел бы я быть Бодрийяром и, сомкнув пальцы, вещать ученикам: «Телевидение не знает ночи. Это вечный день».

42

Я прислушиваюсь. Та парочка переключилась на политику. Женщина говорит: «Где стена, там и народ».

43

Жан-Поль, по обыкновению, опоздал, так что мой рабочий день завершается на слове «стена».

Я устало шагаю по плохо освещенному запарижью (кто-то предлагает мне крэк – вежливо отказываюсь: «Спасибо, не сегодня») и размышляю над фразой: «Где стена, там и народ». Это напоминает мне какое-то другое выражение, которое я слышал недавно, и оно еще долго сидело тогда в голове. Но какое? Пытаюсь припомнить. Ухватить вслепую тот обрывок фразы, услышанный где-нибудь в коридоре, переходе метро или баре.

Бездомный хватает меня за рукав и просит денег, чтобы поспать в гостинице. Ему не хватает одного евро. Я останавливаюсь, рассеянно шарю по карманам, протягиваю ему что-то – мелочь, как мне кажется. Бездомный уходит своей дорогой и исчезает за углом.

Я продолжаю стоять напротив закрытой пиццерии под названием Speed Rabbit Pizza[12 - Пицца Быстрый Кролик.]: желтые буквы на красном фоне, навроде китайских знамен, какое-то время занимают меня. Рядом – «Паша Кебаб», открыт. Продуктовый тоже. Вдруг в голове звучит поговорка (эхо той фразы): «Где туманно, там жди обмана». Так сказала газете «Курье Пикар» кандидат в президенты Мартина Обри, критикуя своего однопартийца, – тот еще питбуль, убежденная в собственной непогрешимости. Какая связь с «где стена, там и народ»? Не понимаю. Ассоциация далекая, структурная. Я озадаченно бреду дальше. Пригород спит, и у меня вдруг закрадывается сомнение. Я останавливаюсь у жестяного забора стройки, украшенного граффити: no past no future[13 - Без прошлого нет будущего.]. Роюсь в карманах, стоя у этой уже устаревшей надписи, и наконец понимаю, что вместо мелочи дал бездомному свою флешку.

44

Жизнь соткана из неприятностей – мелких в масштабах вселенной, но постоянных. Что было на той флешке? Что я потерял? Я чищу зубы, глядя на себя в тусклом зеркале, и пытаюсь решить эту загадку, припомнить: попсовые фильмы («Безумный Макс 1, 2, 3»; «Китайцы в Париже»…), фильмы «новой волны», скачанные – не без зазрений совести – с пиратских сайтов, японские порнофильмы, два-три рабочих документа и… мой новый роман, вернее… мой первый роман. Я замираю с щеткой. Сокрушенно вздыхаю. Я больше нигде его не сохранял. На флешке – единственная версия. Ну что: я потерял все. Прощай, мой бестселлер. В рабочих документах есть мое имя. Мое имя. Порнофильмы. (И фотки меня в одеянии японки.) Мне конец. Будут шантажировать, это точно. Я полощу рот и поднимаю голову. В зеркале отражается кусок сине-зеленой неоновой вывески отеля напротив:

Амур зол

45

Как-нибудь я пойду ночевать в «Амур зол».

46

На следующее утро я сижу на заправке весь в сомнениях. Пять вечера, и я уже два часа думаю о том, давать ли объявление о пропаже флешки в газету. И какое именно, на сколько дней, какие газеты может читать бездомный, каковы шансы, что он наткнется на мое объявление?

Обслуживая посетителей на автомате, я думаю: в общем-то нетрудно предположить, что бездомный читает либо бесплатные, либо самые популярные издания, и в конце концов заключаю, что бездомный может читать только «Либерасьон».