Психотехнологии. (Базисное руководство)
Надо сказать, что Шеллинг с его абсолютно выдающейся научной интуицией подошел к сути решения этой ключевой эпистемологической проблемы совсем близко. Так, например, он не считал отсутствие возможностей идентификации вот этой «невидимой» ипостаси реальности современной ему наукой какой-то вечной проблемой. Здесь Шеллинг совершенно определенно высказывается в том плане, что: «Если нам хотят сказать, что первые истоки органической природы недоступны физическому исследованию, то это необоснованное утверждение ведет лишь к утрате исследовательского мужества… То, что наш опыт не дает нам данных о преобразовании одной и той же организации… о переходе одной формы и вида этой организации в другие формы и виды… не является доводом против такой возможности». И далее он говорит о том, что к таким вот переходам и, соответственно, к теме идентификации непроявленных инстанций реальности в принципе, возможно, имеют отношение временные периоды, с позиции которых следует рассматривать данную сложнейшую проблематику. Однако именно это темпоральное направление философской мысли Шеллингом не развивалось, и скорее наоборот, он все более углублялся в аспекты пространственной организации реальности с вполне предсказуемым результатом – никаких подлинных начал «всего и вся» он здесь не обнаружил. Факт такого фиаско (он считал, что в итоге ничего не так и не добился) Шеллинг переживал настолько, что все его труды были опубликованы не им самим, но его учениками и последователями.
Между тем и все последователи, и мы с вами можем только лишь восхищаться гениальной интуицией и глубиной научного мышления Шеллинга, предложившим осмысленную и проработанную идею «всего», выстроенную с учетом сложнейшей структуры реальности и принципа неустранимости психического из этой теоретической конструкции. Он, пожалуй, был ближе, чем кто либо к реализации третьего Кантовского шага к созданию совершенно новой науки, ибо глубоко понимал суть предложенных Кантом революционных преобразований в репрезентации того, что именуют реальностью. Так, в своей, почти забытой статье «Иммануил Кант» самую большую заслугу этого величайшего философа Шеллинг усматривает в том, что Кант».. прежде всего коренным образом перевернул представление, согласно которому воспринимающий субъект пребывает в бездеятельности и покое, а предмет деятелен, – переворот, проникающий, подобно электрической искре, во все отрасли знания» (Ф. В. Й. Шеллинг, цит. по изд. 1989). То есть нам здесь прямым текстом говорят о генеративной функции психического в отношении информации о каких-либо объектах, но также и об отсутствии любых пространственно-информационных отношений в реальности при исключении субъекта из этих отношений. Информация, исходя из подобных и других, еще более определенных высказываний Шеллинга, – как раз и есть то «парящее», что объединяет объектный и субъектный статус реальности. И вот именно такая констатация в эпоху поднимающегося «воинствующего материализма» была проявлением подлинного научного мужества блестящего философа и смелого человека – Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга.
Выдающийся русский философ Семен Людвигович Франк в своем известном произведении с говорящим названием «Непостижимое» (раздел «Дух» и «душа») обращал внимание на исключительную важность понимания генеративной миссии данных инстанций психического в отношении феномена бытия конкретного человека, но также и на сложность разграничения этих понятий: «В сущности, – пишет Франк, – еще доселе никому не удавалось определить различие между «духом» и «душой» столь ясно и однозначно, чтобы этим установлены были бы точные границы между этими двумя областями». И здесь же он дает перечень вопросов, которые возникают при использовании феноменологического (рефлексивного) анализа этих инстанций психического: «Есть ли «дух» нечто, что принадлежит ко мне, к моей внутренней жизни, как имманентная часть последней, или же он есть в отношении меня нечто численно иное, другое – т. е. нечто мне трансцендентное? Имею ли я сам «дух» в том смысле, что я сам есмь дух (а не только «душа»), или я имею дух так, что я имею отношение к нему как к внешней реальности? Принадлежит ли «дух» ко мне, или он только принадлежит мне наподобие всего другого, чему я могу быть только причастен? Или, быть может, мы должны сказать, что то и другое имеет силу одновременно, что я имею, с одной стороны, начало «духа» как элемент моей душевной жизни, и с другой стороны – через него соприкасаюсь с духовными реальностями, выходящими за пределы моего «Я» (Л. С. Франк, цит. по изд. 1990).
В этом же смысле примечательны выведенные Л. С. Франком уровни душевной жизни – души как начала жизни, души как носителя знаний, исходящих из «непостижимых глубин бытия», души как носителя формы и стадий сознания. В сочетании с ключевыми, по Франку, характеристиками данной инстанции, таким как «непротяженность», «непространственность», «невременность», «нелокальность», выведенные уровни функциональной активности приводят к тому, что рассматриваемая «часть» психического имеет самое непосредственное отношение к процессу генерации импульсной активности сознания-времени, но также и пониманию того важнейшего обстоятельства, что именно за счет пластических возможностей по оформлению такой импульсной активности, инстанция «души» может обеспечивать доступ к беспрецедентным информационным архивам «глубин бытия». То есть – в нашей интерпретации – выполнять посредническую миссию между идентифицированными статусами сложной категории объемной реальности. Однако у самого Франка вот этот необходимый в данном случае темпоральный аспект организации сложного взаимодействия субъектного, объектного и непроявленного статусов объемной реальности разработан не был.
Последняя и наиболее близкая к нам по времени волна подъема темы панпсихизма, отмечаемая с конца 70-х годов прошлого столетия, по всей видимости, связана с общей неуспешностью идей эмерджентизма. Данные идеи основаны на том допущении, что психика, в частности феномен сознания, возникает на какой-то определенной стадии развития материи, и что до этой стадии ничего подобного в реальности – так, как ее понимают сторонники эмерджентных теорий – не существовало. В солидных научных публикациях конца прошлого века было показано, что такой предельно упрощенный подход к интерпретации того, что есть реальность (психика и сознание – в том случае, если объектные планы реальности могут развертываться без их участия – попросту не нужны) – абсолютно тупиковая метапозиция, которая уже никому и ничего не объясняет. Такого рода утверждения базируются исключительно на убеждениях их авторов, они принципиально недоказуемы. И поэтому эти утверждения не подпадают даже под критерии научных гипотез, как это убедительно показали известные ученые-философы Сьюэл Райт (в статье «Панпсихизм и наука», 1977) и Томас Нагель (в статье «Панпсихизм», 1979).
Сторонники панпсихизма новой волны, такие как Гален Строссон (2006), Дэвид Чалмерс (2015), Джулио Тонони (2015), как раз и пытаются обосновать выдвинутые ими идеи «Квалиа», «Абсолютной реальности», «Интегрированной информации» в духе авангардной науки, признающей только лишь логически выверенные и экспериментально подтверждаемые (на примере так называемых mind-моделей или специально разработанных математических моделей) гипотезы построения реальности. Такова, например, теория «Интегрированной информации» Д. Тонони, которой приписывают точное математическое обоснование и предсказательную силу в отношении процессов сознания. С нашей точки зрения, прогресс в научном обосновании этой последней версии идеи панпсихизма очевиден так же, как и несомненная важность некоторых находок. Так, например, в структуре такого выделяемого им фундаментального свойства сознания как «исключение», Тонони прописывает следующее: «… опыт течет с определенной скоростью – каждый опыт охватывает, скажем, сто миллисекунд или около того, но у меня нет опыта, который охватывает всего несколько миллисекунд…» (цит. по К. Кох, 2014). То есть здесь усматривается некий намек на важность определения параметров форматирования актуальных планов реальности с использованием механизмов сознания-времени. Однако дальше этого ни Тонони, ни Чалмерс (в разработке того, что он обозначает как единицу опыта, или «квалиа») не идут. Таким образом, основной упрек, предъявляемый авторам концептов, выстроенных в духе панпсихизма новой волны, – отсутствие идеи, позволяющей в итоге обнаруживать и тестировать феномен сознания (А. Ревонсуо, 2013) – остается без достойного ответа. То есть и в данном случае мы встречаем все тот же эпистемологический дефицит, препятствующий конструктивному решению проблемы эпохального конфликта «гнозиса» и «логоса».
В концепции информационной (темпоральной) генетики – неотъемлемого компонента общей теории объемной реальности – все вышеприведенные эпистемологические сложности находят свое сущностное решение.
Согласно ключевым гипотетически положениям данной концепции, поистине неисчерпаемый «информационно-генетический» потенциал сложной категории объемной реальности представлен статусом потенциального-непроявленного, который, собственно, и можно обозначить, как энтелехия всего.
Но далее – и это самое главное – генеративная активность данного статуса по разворачиванию панорамы «всего» сопровождается возможностью моделирования-наблюдения актуализированных темпоральных планов этого «всего», каждый из которых не менее легален, чем план «объективной реальности».
Как уже было сказано, такого рода активность как минимум может быть измерена за счёт: 1) фиксации изменения параметров ФИАС; 2) определения степени смещения получаемой таким образом картины мира от стандартных характеристик так называемой объективной реальности; 3) определение степени изменения сущностных характеристик субъекта (т.е. качественных, рефлективных характеристик психического статуса, а не только констатации признаков измененного сознания). Как максимум – исследуемые параметры недифференцированного полюса реальности могут быть доступны для наблюдения и измерения за счет разработки сверхсложных программ моделирования объемной реальности и динамики взаимодействия всех ее компонентов.
То есть если для наблюдения удаленных или микрообъектов в традиционных, пространственных плоскостях реальности нужны были телескопы либо микроскопы, то для наблюдения и измерения пластичной объектно-субъектной структуры темпоральных планов объемной реальности необходимы оснащенные соответствующим программным обеспечением суперкомпьютеры или своеобразные темпоскопы. Вот этих вполне научных способов репрезентации реальности, собственно, и не хватило гениальным мыслителям прошлого, как и идеи о том, что психическое целое как раз и выполняет функцию такого темпоскопа. И вот эта очевидная и уникальная подсказка, как оказалось, всегда была у нас «в кармане» в виде феномена «гнозиса», уже почти препровожденного в пыльные исторические архивы. Но поскольку, с учетом всего сказанного здесь, данный способ познания сложнейшей категории реальности практически полностью реабилитирован, обоснован как вполне научный и более того – как инструмент авангардной науки, то и проблема эпохального конфликта «гнозиса» и «логоса» находит сущностное решение за счет понимания отношений дополнительности этих базисных способов познания реальности.
Отсюда понятно, что психическое целое – это и есть теперь уже вполне наблюдаемая и измеряемая информационная (темпоральная) генетика «всего». И что вот эти дифференцируемые по весьма произвольным и противоречивым критериям ипостаси психического целого, такие как: Абсолют или Бог – дух – душа – вне-сознательные инстанции психического – осознаваемая «часть» психики – наконец-то имеют все шансы обрести свои темпоральные границы. Вся проблема заключалась в том, что эти «неуловимые» инстанции искали в пространстве, между тем как подлинная стихия этих интереснейших инстанций психического – время.
Понятно так же и то, что развернутая функция психического целого – помимо того, что за счет актуализации информационного потенциала инициируется феномен жизни (дух живо-творящий, согласно известным гностическим интерпретациям) – состоит еще и в том, что получаемая за счет активного жизненного процесса обновленная информация транслируется в полюс вечности-бесконечности (или потенциальный-непроявленный статус объемной реальности), в котором и происходит непрерывный рост и качественное преобразование – т. е. подлинные мутации в условиях неограниченной свободы полюса вечности-бесконечности – информационной сущности объемной реальности.
И здесь мы еще раз обращаемся к базисному алгоритму генерации сложнейшей категории объемной реальности, идентифицированному по результатам наших исследований. Первый блок такого алгоритма, завершающийся открытием множества информационных планов объемной реальности (генеративная активность психического – фиксируемый импульс активности сознания (ФИАС) – феномен субъективного времени – первичная информация – память – личность – актуальные планы «объективной» и «субъективной» реальности (вторичная информация) – модификация ФИАС – генерируемые атрибуты «объемной» реальности) в рамках концепции информационной (темпоральной) генетики дополняется еще и вторым важнейшим блоком: трансляция полученной субъектом информации в непроявленный статус реальности – свертывание актуальной информации в структуру потенциальных информационных генов – качественные преобразования информационных генов (креативная мутация) в полюсе вечности-бесконечности – актуализация обновленных информационных структур в объектном статусе объемной реальности – целенаправленная модификация объектных характеристик определенного плана реальности в соответствии с обновленной информационной программой. Таким образом, используемая стартовая схема, проясняющая суть концепта информационной (темпоральной) генетики, обретает здесь свое начало и завершение.
Из данной итоговой схемы, помимо уже обозначенной нами возможности осмысленного управления импульсными характеристиками категории времени, выводятся и другие важные следствия, представленные в следующих тезисах:
• обосновывается возможность осмысленной трансформации общего информационного полюса реальности – его объективных и субъективных компонентов – в заданном направлении, и, следовательно, возможность корректного моделирования генерируемых таким образом атрибутов «объемной» реальности;
• устанавливается важнейшая взаимосвязь и взаимозависимость категорий «объективной» и «субъективной» информации, обосновывается необходимость постоянного информационного «круговорота» этих категорий, обеспечивающего непрерывное развитие информационного полюса реальности;
• обосновывается необходимость серьезной ревизии и реконструкции эпистемологических установок уже не только сектора наук о психике, но также и корпуса науки в целом;
• обосновывается тот факт, что психотехнологии – по «корневому» признаку обращения к феномену психопластичности, отслеживаемому на всех исторических этапах становления данной традиции – как раз и являются идеальной моделью для исследования и реализации всех обозначенных здесь беспрецедентных возможностей авангардной науки.
Концепт диалогизированного когнитивного стиля
Качественное уточнение и экспликация вышеприведённых тезисов, характеризующих модель объёмной реальности, позволили конкретизировать понятие пластичной когнитивной оптики, которое в нашем случае наполняется вполне определенным и достаточно строгим содержанием, отличающемся в этом смысле от «вольницы» радикальных вариантов постмодернистских и постнеклассических эпистемологических подходов, и которое мы обозначили как диалогизированный когнитивный стиль.
Такое определение указывает на имеющуюся здесь возможность адекватного перевода разноформатных «языков» описания весьма далёких друг от друга актуальных полюсов и планов объемной реальности без какого-либо когнитивного диссонанса. Последнее обстоятельство (т. е. наличие неустранимого когнитивного диссонанса), по материалам проведенного эпистемологического анализа, как раз и является основной причиной затяжного кризиса, или даже тупика, в котором пребывает доминирующая ныне диссоциированная эпистемологическая платформа.
Новый инструмент системного мышления (который при желании можно обозначить ещё и как новый тип рациональности) – диалогизированный когнитивный стиль – в первую очередь актуален для исследования тех объектов и событий, устойчивость которых несопоставима со стандартными параметрами ФИАС. Основная сложность исследования таких сущностей заключается в том, что получаемая от них информация так или иначе (и чаще всего без всякого осознания) переводится в стандартные масштабы ФИАС без должной ссылки на необходимые условия её адекватной репрезентации. В данном случае осуществляется скрытая подмена одних форматов реальности, в которых была получена определенная информация, другими – в которых данная информация будет заведомо искаженной и не соответствующей объемно-закономерной структуре «чужеродной» пространственно-временной матрицы.
Против засилия такого отнюдь не проясняющего и, конечно, не научного, а наоборот, псевдонаучного способа интерпретации реальности резко возражал М. Хайдеггер в своём знаменитом произведении «Что зовется мышлением?» (цит. по изд. 2007). В связи с важностью данного тезиса мы приводим его целиком: «К чему такие вопросы о деле, относительно которого каждый справедливо соглашается, что оно, мол, ясно всему миру как день – то, что мы на земле, а в данном избранном примере стоим напротив дерева. Но не будем слишком поспешны с такими допущениями, не будем принимать эту ясность слишком легко. Мы сразу же отказываемся от всего, лишь только нам такие науки, как физика, физиология и психология с научной философией, со всей их оснащённостью примерами и доказательностью объясняют, что мы, собственно, не видим дерева, а в действительности воспринимаем некую пустоту, в которой определённым образом рассеяны электрические заряды, мчащиеся с великой скоростью туда и сюда… Откуда берут эти науки полномочия на такие суждения? Откуда берут эти науки право определять местоположение человека, а себя приводить в качестве мерила этого определения?… Но мы сегодня склонны скорее повалить цветущее дерево, чем отказаться от наших якобы более ценных физических и физиологических знаний». Собственно говоря, приведённая цитата есть пример когнитивного диссонанса, присутствующего в самой основе доминирующей диссоциированной эпистемологической платформы, и никак не решаемого с помощью традиционного когнитивного репертуара, инструментов анализа, основанных на искаженной системе репрезентации исследуемых аспектов реальности.
Предполагаемая в модели объёмной реальности новая версия адекватного – для различных статусов и темпоральных уровней контурируемой реальности – перевода одних актуальных форматов в другие, как раз и представлена технологиями диалогизированного когнитивного стиля. И вот этот способ экологического в своей основе мышления позволяет и сохранить цветущее дерево Мартина Хайдеггера в своей прекрасной целостности, и адекватно воспринимать субатомный уровень организации объектной реальности, но также – и, пожалуй, это здесь главное – понимать, в каком именно полюсе объемной реальности вот эти будто бы совершенно разные информационные объекты могут «встречаться» без какого-либо намека на конфликт.
В этом смысле диалогизированный когнитивный стиль, конечно, прелюдия – первое приближение к обновленным эпистемологическим основам авангардной науки. Ибо любые, сколь угодно изощренные эпистемологические конструкции изначально формируются в креативной лаборатории психического, а затем уже переносятся в обновленные матричные конструкции авангардного поля науки и далее – в объектную реальность. Что, собственно, мы и пытались показать в концепции информационной (темпоральной) генетики.
Но если в сфере авангардной науки этот новый способ системного мышления с необходимостью должен транслироваться в эпистемологическую основу разрабатываемого научного архетипа, более гибкую и адекватную, чем жесткие ограничения естественно-научного архетипического полюса, то в сфере философии диалогизированный когнитивный стиль может применяться без всяких предварительных условий и процедур.
И здесь самое время еще раз вспомнить Мартина Хайдеггера и его понимание сущностного содержания метафизики. Таковое, по Хайдеггеру (цит. по изд. 2007), заключается в том, что: «Основное дело метафизики – всерьёз и по-настоящему спрашивать». При этом главный метафизический вопрос Хайдеггер ставит следующим образом: «Как обстоит дело с Ничто? Почему вообще есть Сущее, а не наоборот Ничто?». Полагаем, что в свете всего сказанного понятно, что в данном случае речь идёт об идентификации и соотношении потенциального-непроявленного и объектного статусов сложной категории объемной реальности. И да, – это есть основной вопрос философии, но мы бы переформулировали этот важнейший вопрос следующим образом: «Каким образом возможно Бытие (Сущее) и Небытие (Ничто) в одной и той же реальности? В каких отношениях находятся „бытийный“ и „небытийный“ статусы этой реальности?». И если теперь попытаться переформатировать вот эту последнюю версию главного метафизического вопроса в задачу, которую необходимо решить, то здесь можно вспомнить и двух других выдающихся ученых и мыслителей, которые представили эту задачу следующим образом: «Необходимо найти такой язык, который должен показать истинную суть обозначенных категорий проявленного и непроявленного» (выдержка из беседы Джидду Кришнамурти с Дэвидом Бомом «О самом важном», 1996).
Так вот, диалогизированный когнитивный стиль как раз и является тем самым темпоральным «языком» первичной Аристотелевской и Хайдеггеровской философии, с которой на самом деле должна начинаться вся подлинная наука, но ей же и заканчиваться (то есть метафизика буквально – это теперь не то, что «после физики», но и «до физики»).
В этом смысле диалогизированный когнитивный стиль – это еще и ответ всем критикам философии (метафизики, в понимании Аристотеля и Хайдеггера), требующим немедленной «отмены» вот этой, по их мнению, абсолютно не нужной, «умозрительной» дисциплины. По странному стечению обстоятельств, «легион» таких критиков представлен именно апологетами естественно-научного подхода, обосновывающими свою агрессивную позицию следующими аргументами:
• философское знание в своей основе – синтетически-априорное (т. е. предшествующее необходимому исследовательскому опыту), а поэтому – умозрительное и спекулятивное;
• там, где философия опирается на данные проведённых научных исследований – она вторична, по сути не сообщает ничего нового из того, что не было бы известно науке; то есть в таком своём качестве она абсолютно не нужна;
• философия не имеет своей собственной методологии в строгом смысле этого слова; основной вектор используемых данной дисциплиной исследовательских методов – историография – в существенной степени подвержен субъективным, зачастую полярно противоположным интерпретациям;
• философия, следовательно, лишь мимикрирует под науку – это псевдонаука, которая приносит больше вреда, чем пользы, и поэтому её нужно заменить общей методологией науки, научной картиной мира, психологией научного творчества и научного мышления, логико-эмпирической реконструкцией динамики науки;
• философия не способствует формированию целостного мировоззрения, то есть утратила своё основное предназначение; вместо этого она предлагает фрагментарные, противоречивые концепты, где почти каждому тезису соответствует антитезис;
• философия излишне абстрактна, ее язык сложен для усвоения; таким образом, философия не проясняет, а усложняет поиски решения сложных проблем бытия современного человека;
• и, разумеется, в качестве эссенциального объекта для всего вышесказанного выступает метафизика – концептуальное ядро философии как целостной дисциплины.
Даже и при беглом знакомстве со всем этими претензиями понятно, что концепция информационной (темпоральной) генетики и представленный здесь инструментально-методологический ряд, в том числе и рассматриваемый концепт диалогизированного когнитивного стиля, во-первых, полностью реабилитируют уничижительный в интерпретации такого рода критиков термин «умозрительного». Подлинная наука просто обязана начинаться и завершаться адекватным «умозрением», позволяющим избегать искаженных допущений на старте исследовательского процесса, но также крайностных, по сути неверных интерпретаций в процессе и в завершении любых проводимых исследований. А во-вторых, именно эти вышеприведенные и нижеследующие теоретические построения и концепты как раз и являются собственно методологией первичной философии, позволяющей находить сущностные решения для противоречий и конфликтов любой степени сложности (вспоминаем эпохальный конфликт гнозиса и логоса, метафору «цветущего дерева» и «бытийно-небытийные» вопросы Мартина Хайдеггера).
