Пятна на солнце

Он оделся и вышел на улицу. У здания он увидел майора Захарченко, который стоял около «Эмки», ожидая его.

– Заштопали? – спросил он. – Тогда поехали, дорога длинная, мало ли что.

Сорокин кивнул и, отодвинув в сторону лежавший на сиденье автомат, сел в машину. Майор, не обращая внимания на водителя, начал рассказывать Сорокину, как он провел вчерашний вечер в окружении медсестер.

– Слушайте, Сорокин. Все хочу спросить вас, как вы получили ранение? Расскажите.

Александр посмотрел на него. Если бы его спросил об этом штатский человек, то он бы не удивился. Но когда об этом спрашивает человек, на петлицах которого матово блестят две шпалы, это немного странно.

– Как получил? По-глупости, – ответил Александр. – Это было на Украине. В штаб поступило сообщение, что группа мужчин пилит телеграфные столбы вдоль железной дороги. Взяв с собой солдат, я направился на место обнаружения диверсантов. Когда мы прибыли туда, то никого не обнаружили. Часть столбов была действительно спилена. Путевого обходчика, сообщившего эту информацию, мы обнаружили в будке повешенным на парашютной стропе, что подтверждало уверенность в том, что это дело рук немецких диверсантов. Прочесывать лесной массив силами шести человек было глупо, но я все же решил осмотреть прилегавшую к железной дороге местность. Мы построились в две цепочки по три человека с каждой стороны дороги и направились на восток. Когда мы прошли около двух километров, один из сотрудников обратил внимание на землю под одной из шпал: она была заметно темнее. Это говорило о том, что здесь кто-то недавно копался. Сапер, который входил в состав нашей группы, стал внимательно осматривать это место и вскоре обнаружил под шпалой заряд взрывчатки. Обезвредив мину, мы двинулись по следам, оставленным диверсантами. Через час преследования нам удалось нагнать их: по проселочной дороге ехала телега, на которой сидели три здоровых мужика, на коленях одного из них лежал немецкий автомат.

Сорокин замолчал и поморщился от боли в ноге, которая прострелила все его тело. Он поменял положение, и боль постепенно утихла.

– И что дальше? – произнес майор Захарченко. – Вы взяли их? Чего молчите?

– Нет. Двоих убили, а третий ушел. Я погнался за ним в надежде, что возьму его живым, но, похоже, переоценил свои силы. Мужчина оказался физически хорошо подготовленным. Догоняя его, я споткнулся, зацепившись за корневище, и упал. Пистолет вылетел из руки и отлетел куда-то в сторону. Диверсант подошел и направил на меня пистолет. За секунду я успел проститься с жизнью. Он выстрелил мне в ногу и, усмехнувшись, произнес.

– Ну что, капитан? Думаю, что ты еще долго не будешь бегать. Убивать я тебя не стану: в безоружных людей я не стреляю.

Он повернулся и скрылся в кустах. Я лежал на земле, не веря, что остался живым.

Сорокин замолчал. Майор, сидевший на переднем сиденье, тоже молчал. Каждый переживал эту историю по-своему.

– Вы знаете, капитан, – словно извиняясь перед ним, произнес Захарченко. – Я три месяца на фронте, но не убил ни одного фашиста. Поверьте, но мне стыдно об этом говорить.

Стараясь снять возникшую паузу, Александр улыбнулся.

– Не переживайте, майор, ничего страшного, у вас еще все впереди.

Машину сильно тряхнуло, и Сорокин снова поморщился от боли в ноге.

* * *

Александр очнулся в госпитале: как он попал в сюда, он не помнил. Он повернул голову и увидел, что лежит на койке в большой просторной палате.

– Няня! Нянечка! – позвал ее сосед, заметив, что он пришел в себя.

В палату вошла женщина лет пятидесяти и направилась к его койке.

– Наконец-то, – радостно произнесла она, наклонившись над ним.

Она не сразу поняла, чего он хочет, а затем, улыбнувшись ему, приподняла его голову и преподнесла к губам стакан с водой.

– Попей, попей, сынок, – произнесла она ласковым голосом.

Сорокин посмотрел на нее и невольно удивился, как она походила на его покойную мать. Внешнее сходство подкреплял и голос женщины: он был таким же ласковым и нежным. Александр сделал несколько глотков и снова впал в забытье. Нянечка поправила одеяло и неслышно вышла из палаты.

Сколько он был без сознания, он не знал. Очнулся он среди ночи. В палате было темно. Где-то в дальнем углу кто-то негромко храпел. Несмотря на закрытое и проклеенное бумагой окно, были слышны глухие выстрелы зенитных орудий. Три дня назад ему сделали повторную операцию. Как сообщил врач-хирург, который его оперировал, ему здорово повезло, так как у него началось нагноение, которое грозило перерасти в гангрену.

– Не спишь? Вот и я не сплю. Никак не могу привыкнуть к тишине, – прошептал ему сосед по койке. – Курить хочешь?

– Хочу, – коротко ответил Александр. – Хочу так, как никогда не хотел.

– Тогда пойдем. В палате курить нельзя, врачи ругаются.

– Не могу. У меня нет костылей, – также шепотом ответил ему Сорокин.

– Это не проблема. Сейчас что-нибудь придумаем.

Сосед исчез за дверью палаты и вскоре вернулся с креслом-каталкой.

– Давай, садись, я быстро домчу тебя до курилки, – полушутя произнес он.

Он помог Сорокину перебраться в кресло и, толкая коляску здоровой рукой, повез его в курилку. Он протянул Александру кисет и лист газеты. Видя, что капитан не может свернуть цигарку, он помог ему. Глубоко затянувшись дымом, он выпустил его в потолок и, повернувшись лицом к нему, произнес:

– Меня зовут Степан, а тебя как?

– Александр Сорокин.

– О том, что ты Сорокин, я уже знаю. Вот имени твоего я не знал, а обращаться по фамилии как-то нехорошо.

Услышав разговор, в курилку вошел дежурный врач в звании старшего лейтенанта.

– А ну, давай по палатам! – в приказном тоне произнес он. – Сорокин, ты только пришел в себя и сразу же курить. Тебе еще рано двигаться.

– Так я практически здоров, товарищ военврач, – в ответ на его слова, ответил Александр. – Нельзя же дважды с одним ранением лежать в госпитале.

– Скажи, Сорокин, спасибо тому майору, который привез тебя прямо сюда, а то мог бы и ногу потерять: пуля задела костную ткань, и в ране оказалось много костных осколков, вот они и беспокоили тебя все это время. Пришлось чистить рану.

– А как же те врачи, которые мне делали операцию до этого? – спросил Александр врача. – Что они, этого не видели?

Врач засмеялся и посмотрел на него.

– Ты что, Сорокин, только родился? Ты не равняй полевой госпиталь с нашим заведением. Ты видел, сколько там раненых и искалеченных. Если видел, тогда не спрашивай об этом. Там главное – человека на ноги поставить и отправить в бой. А сейчас идите в палату. На то и ночь, чтобы люди спали.

Они бросили недокуренные цигарки в мусорное ведро, и Степан повез его обратно в палату. Александр долго лежал на койке с открытыми глазами. Он протянул руку и взял с тумбочки стакан с водой. Где-то далеко по-прежнему ухали зенитки, отражая очередной налет немецкой авиации на Москву. В палату, осторожно ступая, вошла няня. Она прошла по ней, останавливаясь около каждого раненого бойца, поправляя одеяла и прислушиваясь к их дыханию. Около Сорокина она остановилась.

– А ты, что не спишь? – спросила она его. – Тебе как раз и нужно спать. Во сне человек поправляется и набирается сил.

– Что-то не спится. Вот слушаю, как стреляют зенитки, как где-то рвутся бомбы. Вы знаете, я никогда до этого не был в Москве и не мог представить, что окажусь в этом городе во время войны.

– Ничего, сынок. Вот выпишут тебя из госпиталя, тогда и посмотришь Москву. Этот город красив в любое время и даже в войну. Я тебе сейчас валерьяны накапаю, от нее ты быстро уснешь.

Она вышла из палаты и вскоре вернулась с мензуркой, в которой находилась микстура.

– Вот выпей, сынок, – произнесла она.

Она перекрестила его и вышла из палаты. Вскоре он крепко заснул.