– Хорошо, но сейчас еще не созрела политическая ситуация, нет у нас сил свалить Хруща. Когда говоришь, мы начнем действовать?
– Действовать мы начнем на пленуме в 1964 году. Но надо провести действительно большую подготовительную работу по вербовке сторонников и нейтрализации силовиков.
– Говоришь, меня как временную фигуру рассматривают?
– Как временную, потому, что и Шелепин, и Подгорный, и некоторые иные товарищи видят себя лидерами государства.
– Ничего, Саня, мы еще побарахтаемся.
– Это точно, Ильич! Кстати, нам очень большую службу сослужит заведующий отделом административных органов ЦК КПСС по союзным республикам, бывший гэбист генерал-майор Николай Миронов. К тому же у него личные счеты с Серовым и Козловым.
– Да, Миронов мой товарищ по работе еще с Днепропетровска, он тоже будет участвовать в заговоре?
– Умный мужик и школа НКВД-ГБ чувствуется. Он очень хорошо тебе поможет. Кроме того начались неурожаи, которые также очень сильно повлияют на политическую ситуацию в стране и позиции Хрущева уже в этом году. Вот тут трон под Никитой и зашатается.
– Все равно, Саня, все будет решаться здесь в столице.
– Это точно, как говорили вожди революции, для победы надо собрать нужный кулак в нужное время в нужном месте.
– Понял тебя, значит, готовимся дальше. Сейчас иди в кадры ЦК КПСС, там на тебя дело завели, – глянув на мое вытягивающееся в удивлении лицо, продолжил, – шучу, оформлен твой перевод в аппарат Презилиума верховного совета КПСС. Так что давай, январь тебе сроку передать дела и с февраля приступай. Все бытовые вопросы решишь в отделе управлении делами.
«Слушаюсь!» – четко ответил я, пожал руку Ильичу второму и убыл для решения текущих дел.
«История пришла в движение, завертелось колесо совершенно новых событий, в которых и я смогу принять участие», – такие мысли посещали меня, пока я шел коридорами учреждения в нужные мне отделы.
Дома все было организованно по накатанной колее. Вначале я уехал один, чтобы зацепиться за новое место, освоиться, стать своим среди чужих, потому что я понимал, что своих там у меня практически не будет. Там, где большая власть, друзей нет, есть только интересы. И чтобы удержаться и растолкать остальных, желающих быть у Олимпа, надо будет приходить со своей командой. И никаких сантиментов, лучший враг – мертвый враг, но в данном случае, просто вытолкнутый с политической арены в небытие.
Была у меня встреча со своими соратниками. Ледков, Клепченко, Недогаров, Конышев, Воронов, Боголюбов, Женя Киричев, Шубин, Горяев, Донов, Бурят, Сандаг, Кирилов, Вова Шаламов и ряд других парней, точнее сказать, уже почтенных мужей, собрались у меня в доме обсудить наши перспективы.
– Вот такие дела, ребята, нас ждут. Мы уже не молоды, все у нас даже в новых реалиях как-то устаканилось, так что, подумайте, прикиньте, кто со мной дальше до победного, а кто по разным причинам останется в стороне от политики.
– Говоришь, дело верное?
– Дело верное, но, Рома, сам понимаешь, что все может быть в таких делах, как говорится «лес рубят – щепки летят». Основная наша страховка – это не болтать, держаться Брежнева, но быть готовыми взять штурвал страны в свои руки.
«Вон ты куда метишь, – задумчиво протянул Горяев, – я всегда подозревал, что ты живешь иными категориями, чем мы, обычные люди. Я-то думал, ты хочешь пристроиться в столице на теплое место и доживать свой век спокойно, а ты вот что планируешь – страной руководить».
– Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, хотя первым лицом я не планирую становиться, но и статистом оставаться не желаю. Но сам я ничего не сделаю – вы нужны мне там, друзья мои! В общем, думайте, кто со мной до Победы, а кто останется наши тылы прикрывать.
– Мы прошли столько вместе, что грех бросать тебя на финише, я с тобой до конца, и пусть будет то, что будет!
– И я, и я тоже…
Вечером друзья разошлись. Галя и Лена сидели рядом со мной.
– Саш, ты уверен, что это тебе надо?
– Да, уверен, принцессы вы мои, что все будет хорошо!
– Что же, ты знаешь, что делаешь, как ты говоришь «делай, что должно, и пусть будет, что будет»!
Внешне я был решителен и спокоен, но внутри был определенный мандраж, характерный большому изменению в жизни. Но в тоже время я чувствовал, как в глубине души пробуждался азарт охотника, ведь передо мной забрезжили новые перспективы и теперь, лишь от меня и госпожи Фортуны зависело, насколько удачно я «ухвачу за хвост» птицу Счастья.
Несколько дней было отведено на сборы, сдачу текущих дел новому исполняющему обязанности первого секретаря горкома Роману Александровичу Конышеву и личное прощальное расшаркивание в обкоме. Вскоре его утвердили по моей рекомендации – кто же из-за такого пустяка захочет ссориться с человеком, которой переходит работать в центральный комитет партии.
Прибыв в Москву, я поселился в трехкомнатной квартире, которую мне выделили с учетом семейного положения в хорошем доме, в котором проживали ответственные работники аппарата управления государством. Я знал из телепередач будущего, что в таком доме вентиляционные трубы вполне могли сводиться в подвале дома на дежурного офицера КГБ – слухача, который следил за домашними разговорами руководящих кадров, выявляя их политические пристрастия и отношение к строю. Поэтому дома я собирался, если и говорить с семьей или гостями, то только о мудром курсе, проводимом руководством страны.
Встретили меня в рабочем коллективе отдела, состоящем из 20 человек кто-то вполне доброжелательно, кто-то насторожено, а кто-то и не заметил моего появления. Я был принят обычным, как сейчас говорят, госслужащим.
– Саня, поступишь обычным сотрудником, а в течение полугода я потащу тебя наверх. Постарайся зарекомендовать себя грамотным и ответственным работником.
– Все понял, Леонид, буду работать, как надо.
Я попал работать в приемную Президиума Верховного Совета, где меня сразу поставили на довольно ответственный участок по работе с клиентами на должность типа «конфликтного менеджера». Обрабатывал я приходящую от народных масс в адрес Президиума корреспонденцию, но в основном встречался с людьми, лично приходящими с жалобами. Учитывая снобизм москвичей, работающих в таком важном учреждении, ведь туда обычный человек не попадет на работу, эту должность никто не любил, потому что никто не любил общаться с возмущенной публикой, непонятно по какой причине беспокоящих очень ответственных работников.
Пришлось быстро входить в курс специфики моей новой работы, знакомиться с сотрудниками юридического и экономического отделов для возможных консультаций. Ходил я на работу в строгом костюме с прикрепленными планками фронтовых наград на пиджаке. К тому же, учитывая мой возраст и опыт общения с народом, пожалуй, лет 80 за две жизни, то давалось мне это вполне легко. Попадались, конечно, невменяемые граждане, общение с которыми было сложной процедурой, что было связано в первую очередь со сволочным характером этих граждан, но и с ними решались дела.
Я не отфутболивал народ, потому что, если уж жалуются в Президиум, то значит для многих это, действительно, была последняя надежда на решение жизненного конфликта, а спокойно разбирался. Что можно было сразу понять и решить по делу, то после приема готовил письма-требования в соответствующие инстанции в городах страны проработать вопрос, разобраться и повторно доложить об исполнении, обычно принимая сторону потерпевших. Были жалобы мне непонятные или требующие дополнительных разъяснений профильных специалистов. Тогда они отправлялись со служебной запиской по нашим отделам для подготовки общего ответа. Всю эту переписку я фиксировал в журналах исходящей и входящей корреспонденции, завел отдельный график с датами, чтобы не пропускать их и долбить смежные отделы, если потребуется, соблюдением сроков.
В первые дни, идя по коридору, я впервые увидел человека в этой конторе, который шел навстречу и улыбался. Этим человеком оказалась сотрудница аналитического отдела Светлана Матлешева, так что у меня появилась первая и пока единственная приятельница, с которой мы иногда болтали в коридоре или столовке. Большинство же встречаемых мной товарищей были какими-то мрачными или вечно озадаченными, одним словом, держали марку чиновников, занимающихся «очень важными делами».
Дни тянулись вполне однообразно, так что ничего интересного не было, я работал, часто «давил клопов» на печатной машинке, верстая свои шедевральные отчеты, в общем, занимался обычной бюрократической рутиной.
Начальник отдела был довольно неприятный субъект, подверженный перепадам настроения. То есть, если дома у него были проблемы, а судя по его настроению, они у него были практически каждый вечер, то он срывал свою злость на подчиненных. Конечно, мне было неприятно, когда на меня, 50 летнего человека принимался орать 38-летний умник, но пока я терпел. Нужно отдать ему должное, что он довольно хорошо ориентировался в конъюктуре и держал нос по ветру, где надо поддакивая начальству, а где надо переводя стрелки за просчеты в работе на смежные отделы, топя их начальников. Немного осмотревшись, я пригласил на прием Сандага, как представителя какого-то ведомства, чтобы он посмотрел на коллектив своим телепатическим взглядом.
Мне нужно было не просто догадываться, а точно знать, кто из моих коллег чем дышит, то есть, кто кому «стучит», кто кого подсиживает и кто относится к какой структуре, типа органов партконтроля, КГБ или еще какой, неизвестной мне организации.
Сандаг, сидя возле моего стола, как будто сдавал какие-то отчеты, делал кое-какие пометки на листах бумаги и что-то кратко записывал.
Просидев примерно час, старичок был мною проведен к выходу, а листы бумаги с его пометками мы с ним уже разбирали после моей работы, сидя за столиком в кафе.
«Как тебе новый сотрудник?» – задал вопрос начальник отдела Козлов своему доверенному лицу, начальнику моего сектора Баранову.
– Смурной он какой-то, непонятный, несколько раз к самому Брежневу заходил, как говорит Виктория, секретарша Брежнева.
– А по работе как характеризуется?
– Грамотный, обязанности свои изучил, не подкопаешься, пытался повесить на него всякого говна, которое никто делать не хочет, так он меня ткнул, что это не его задачи.
– Ты смотри, Баранов, не хочет, значит, все тянуть, ну да я его поприжму премиями.
– Аристарх Валентинович, по-моему ему плевать на премии, лично мое мнение, что он временщик в нашем отделе.
– Ну, это понятно, в возрасте же уже, видать перевели досидеть до пенсии и свалить с хорошими преференциями на нее. Но я ему бодрую жизнь устрою, что это он отказывается работать. Сам залетный, из какого-то колхоза приехал, а уже права качает.
– Смотри сам, Аристархович, но меня он отшил вполне уверенно, так поставил на место, что я, его начальник, чувствовал себя, как его подчиненный.
– Ну, тебе-то 35 лет, а ему 50, вот и робеешь перед возрастом, правда, с каких это пор, ха-ха. Хотя, может не торопиться, посмотреть еще на него?