Время перемен 1

– Сколько лет?

– 16.

– Не надорвешься? Хотя ты парень крупный, здоровый.

– Здоровый. И мне еще надо тренироваться.

– Это зачем?

– Боксом занимаюсь, а тут серьезная физическая нагрузка ожидается.

– Ты знаешь, что можем приять на полставки, как несовершеннолетнего.

– Знаю, но могу работать и больше, сверхурочно – деньги нужны.

– Ставка грузчика 140 рублей. Ты, «как молодой специалист», работающий четыре часа, будешь получать 70 рублей в месяц. Все понятно? Тогда иди, оформляйся.

А на станции «Орел – товарная» мне сказали, что лучше не оформляться, а приходить к 21.00, найти старшего вечерней смены, договориться с ним, примкнуть к бригаде и разгружать вагоны. Оплата шла наличкой.

Поступать в престижный институт я не стремился, особенно учитывая то, что станет с выпускниками институтов через 7-8 лет, поэтому планировал немного иную судьбу для себя, а там уж как получится. Конечно, учебу я собирался подтянуть, чтобы стать хорошистом, но делать из себя отличника не хотел. А институт, конечно, нужен, всем работодателям требовались люди с формальным высшим образованием, поэтому, может быть, и окончу заочно, выбрав какой-нибудь попроще, так сказать «для особо одаренных». Были у меня и на семью, ставшую волей судьбы моей родной, планы, которые потихоньку стали созревать в моей голове.

В общем, в управление меня приняли на полставки, а на железку я ходил без оформления по вечерам разгружать вагоны, там была чистая сдельщина. Вагон стоил 100 рублей. Собиралась бригада из 3-4 человек – студентов или грузчиков и перетаскивали всевозможные ящики, коробки, тюки или мешки либо в грузовики, которые развозили продукцию по городским складам, либо на железнодорожные склады. На хорошую, легкую и чистую продукцию ставили штатные бригады, а на всякую гадость, типа мешков с солью, цементом и так далее – пришлых варягов, то есть нас. Работать на открытом воздухе было холодно, сыро и противно, но я продолжал трудиться на благо своего кармана.

Я не отлынивал, потому что, если будешь сачковать, то остальные могут обделить при дележе денег, да и больше брать тебя в бригады не будут. Все вкалывали на износ – хотелось же побыстрее разгрузить вагон, а не торчать там всю ночь, ведь утром многим надо было идти на основную работу или учебу. А кто-то приходил именно под выходные, чтобы в воскресенье или в праздник отлежаться. Иногда приходилось разгружать полный вагон, и тогда мы еле шевелили руками и ногами, а частенько бывали полупустые вагоны, которые мы часа за четыре и оприходовали. Поэтому бывало, что под выходной и два вагона разгружали за смену. В общем, после каждой смены у меня появлялась наличность, в размере, как минимум 25 рублей за вагон, а то и больше. Правда, ходить каждый день на разгрузку, особенно поначалу, я не мог, потому что не хватало сил и все тело болело, пока не втянулся в режим таких тренировок.

А вот в управлении было по-другому. Я вначале кидался побыстрее закончить работу, чтобы отдохнуть перед вечерней сменой на станции, но там была своя фишка. Люди работали на «повременке» и оттого, что ты быстрее все перетащишь, никто тебе доплачивать не будет. К тому же там народ сачковал, растягивая ее на смену, заодно пытаясь перевалить работу на молодого активиста. После двух-трех дней я понял, что ничего не выгадываю от того, что стараюсь быстрее завершить заданную мне работу, и просто за те же деньги на меня наваливают еще тяжестей, поэтому так же перестал спешить.

Привезли штабеля строительного леса, вагонку, брус, паркет. Прибежал главный инженер управления: «Так, мужики, паркет и вагонку грузите в склад номер четыре и побыстрее, оплата по отдельному тарифу, а половую доску, как обычно, в первый склад».

Шестеро старых, в смысле, давно работающих работяг, стали возиться с элитным материалом, а я и еще один доходяга из новеньких принялись таскать в склад доску. Таскали мы медленно, потому что, во-первых – она была тяжелая, а во-вторых – куда торопиться.

Ко мне подошел бригадир: «Парни, так дело не пойдет, вы тут до ночи решили таскать доску?!»

– Лично я буду таскать ее 4 часа, а потом иду домой или оформляй сверхурочные.

Глаза бригадира налились кровью: «Ты чего, сосунок, условия мне ставить будешь? Так вмиг вылетишь с этой работы. Я понятно тебе сказал?»

– Слышь, Остыпыч, ты сдуйся немного, а то лопнешь. Если я сегодня отсюда по твоей милости вылечу, то завтра ты на пожизненный больничный выйдешь. И отдельный тариф без тебя ребята делить будут. Я понятно тебе сказал?»

– Ты чего, пацан, мне угрожаешь!

– А ты что, поругаешься или подпрыгнешь повыше в этом случае, чтобы меня испугать? В общем, я тебя предупредил, будешь мне гадости делать – я тебя под этим паркетом и закопаю.

Бригадир был мужик крепенький, бывалый и наглый, поэтому решил сразу проучить молодого. Все же грузчики – мужики физически довольно сильные. Он резко махнул кулаком, немного достав меня по челюсти. Но тут же получил в ответ по печени и резко согнулся, схватившись за бок.

– Остапыч, еще одна такая выходка и тебе придется менять город, если хочешь быть целым, я тебя здорового не отпущу.

– Больно-то как, чего ты хочешь, долю или что?

– Доля в деле – дело хорошее, но я тут пассажир временный, мне ваши тайны не нужны. Работать буду нормально, а ты с зарплатой не обижай, может быть, премию подкинешь или реально сверхурочные плати и все будет тип-топ. Договорились или мне увольняться?

– Договорились.

Мы доносили доски пошустрее вместе с четырьмя работягами, которые были направлены к нам в помощь. Отработал я шесть часов, как и в ряде следующих дней, но бригадир, согласно уговору, по концу месяца добавил мне почти половину сверхурочных часов, а бухгалтерия выплатила полагающуюся зарплату.

«Остапыч, может, проучим пацана, зажмем его и накостыляем, чтобы не выделывался?» – к бригадиру подошел угрюмый мощный грузчик под сорок лет по имени Петр.

– Знаешь, Петя, бьет он сильно, да еще обещал меня инвалидом сделать, если я буду мешать ему подрабатывать. А парень и, правда, работает по-честному, в наши дела не суется. Пусть трудится и дальше, тянет на себе нашу работу. Так что не трогай его, а то он и тебя отправит полежать в досках.

– Работает он честно, согласен, а ты думаешь, что он отделает нас?

– У меня чуйка, что справится с нами, даже уверен в этом. Чувствуется, что умеет драться, а бьет так жестко, что я чуть не помер, когда он мне в печень засадил. Веришь, я после его удара, как дышать надо забыл, пока не оклемался.

Дома мать была встревожена. После того, как я несколько ночей за полночь еле приползал домой, она пристала к отцу.

– Петя, поговори с сыном, чем он там занимается, я у него деньги в столе нашла.

– Много?

– 75 рублей, откуда у него пол моей зарплаты в загашнике?

– Да, непонятно, но уже поздно воспитывать. Попадется, дурак, пусть сам расхлебывает.

– Отец ты или нет, поговори с сыном!

– Люся, поздно уже говорить, правда, он сильно изменился, я не узнаю его, но поздно. Да и как ты себе это представляешь? Начну угрожать наказанием, так он меня самого в бараний рог скрутит. А мои слова, они ему, как о стенку горохом.

– Ты же не был таким, сам опустился и сын непонятно чем стал заниматься. Я уж с того воскресенья аж обрадовалась, что сын так сильно изменился, надежда на счастье появилась, а теперь не пойму, что с ним. Еще и на бокс ходит. Объясни мне, для чего он учится драться?

– Чтобы от хулиганов отбиваться.

Тут я прискакал с управы и побежал на кухню подкрепиться.

«Витя, куда ты на ночь глядя?»

– На вокзал!

– Витя, ты что, пассажиров трясешь? Посадят же тебя, только за ум взялся, учебу подтянул и на тебе!

– Каких пассажиров! Я грузчиком работаю на железке и в стройуправлении. На железке за разгруженный вагон сразу дают 25 рублей, а в конторе – по концу месяца и аванс обещают.

– Ой, Витя, а я уж все передумала, откуда у тебя деньги. Я протирала твой стол, заглянула в ящик и случайно нашла их.

«Я видел, что деньги кто-то трогал. Спасибо, мам, но я сейчас свою комнату сам убираю, ты же видишь. Но спасибо, а деньги нам на дело семейное нужны», – мне была приятна ее забота и внимание ко мне, поэтому вместо привычного обращения «мать» я назвал ее мамой.

Даже отец как-то стал иначе ко мне относиться, узнав, что я заколачиваю деньги горбом. Но пить меньше не стал. Радовало хоть то, что он был тихим выпивающим, а не буйным, то есть напьется и ложиться спать, а не учиняет разборки.

А жизнь шла своим чередом. Я также учился в школе, правда, видок у меня был еще тот – осунувшийся, не выспавшийся и какой-то замученный. Ну, а как иначе, если ломило все тело, и приходилось постоянно напрягать себя, превозмогать эту усталость организма, чтобы просто встать со стула. Конечно, я знал, что это со временем пройдет, организм втянется и все станет в норме. Несмотря на усталость, внешне я также старался чисто одеваться, быть в наглаженной рубашке и школьных брюках, постриженный и причесанный.