Мерзость

– Почему?

– Потому что на Марсе негде взять кредиты! – Тут боцман с Толяном загоготали синхронно. А Колян продолжал убирать остатки борща и бубнил какие-то маты себе под нос.

– Да чё там на Марсе он не выживет! – пытался перекричать гогот Гена. – Да чё там… Да чё там на Марсе не выживет! Ты посмотри на него! Он же даже на «Плутоне» выжить не может! – Гена был очень доволен своей шуткой, но остальные над ней особо не смеялись.

Как только экипажу удалось прикончить обед, по громкой связи капитан сообщил, что руководством компании было принято окончательное решение продолжать рейс. Судно снялось с якоря и отправилось дальше бороздить Охотское море. Холодный ветер со снегом бил по корпусу судна, а враждебное, изрытое льдинами море атаковало его с обоих бортов, заливая покрытую снегом палубу, превращая её в каток. Сквозь снег с мостика ничего не было видно. К несчастью для Коляна, именно его капитан решил вызвать на мостик и выставить вперёдсмотрящим. Колян не продержался на мостике и десяти минут. Сергеич распознал пьяного матроса по запаху и поведению, после чего с позором выгнал его с мостика.

Жизнь кипела на «Плутоне». И лишь в пугающей тишине холодного трюма находил свой покой несчастный старший помощник, запертый в наскоро сколоченный для него гроб, привязанный к переборкам и наглухо завёрнутый в бэги, куда обычно заворачивают сыпучие грузы.

* * *

Далеко «Плутону» уйти не удалось. Уже спустя пару часов судно остановилось. В машинном отделении подняла гул оглушающая сирена, оповещавшая о том, что главный двигатель опять заглох. Раздавались маты мотористов и механиков. Старший механик, забыв, что ему вот-вот начнётся седьмой десяток лет, со скоростью олимпийского бегуна слетел с верхней палубы прямиком в машинное отделение. Стармех начал отдавать какие-то приказы, в которых особо никто и не нуждался, так как подобное происходило по семь-восемь раз за рейс.

Матросы счищали с палубы снег. Их красные лица светились, будто летний закат, из-под чёрных и грязных, покрытых бесчисленными катышками шапок. Нетёсов набирал полную лопату ослепительнобелого снега, который уже начинал таять под холодным северным солнцем, и выбрасывал его за борт. Снег слипшимися комками плюхался в необычно спокойное для этого района море. Антон на секунду засмотрелся в беспросветную синеву, в которой растворялся его снег. Затем посмотрел вокруг: на несколько миль вокруг, кроме «Плутона», не было ни единой живой души. Таинственное, бесконечное море уходило куда-то вдаль. Туда, где далеко-далеко оно надеялось встретить своего столь же прекрасного, столь же пугающего и столь же бесконечного брата – небо. Чёрно-синяя бесконечность рвалась к своему ослепляюще-яркому голубому отражению, но натыкалась лишь на хладнокровную и равнодушную серую пелену морского тумана. Этот немой гигант окружил одинокий кораблик вокруг на несколько миль. Раскинул свои владения, будто гигантский, невообразимо страшный паук сплёл свой шедевр – своё бесконечное полотно серой паутины. Как будто что-то пугающее скрывал в себе этот монохромный студень. Нетёсов подумал, что окружён смертью. На этой нелепой металлической штуковине, столь же холодной, как и планета, в честь которой она названа, кучка мелких людишек пряталась от подступающей вокруг смерти. А там внизу – только страх, только леденящий душу и тело холод, только смерть. Он закрыл глаза и был оглушён воцарившейся тишиной. Где мы? И как мы тут оказались? Куда вдруг пропало всё то жадное до каждого клочка земли человечество? Как будто они были последними представителями этих варварских племён, спрятавшись там, где их теперь никто не найдёт, – на далёком «Плутоне», ведь даже в самом смелом сне невозможно представить, что эта абсурдная штуковина поплывёт. Нетёсов глубоко вдохнул морозный воздух, пропуская через лёгкие весь мир вокруг себя, и выдохнул наружу горячий, такой же серый, как паутина тумана, пар. На секунду вся планета погрузилась в тишину. Мерзкая сирена машинного отделения не нарушала гармонию, судовая рация замолкла, скрежет металлических лопат о палубу испарился, будто пар изо рта Нетёсова, и даже неугомонные чайки не смели нарушать этот мир победившей тишины…

– Антоха, перекур, мужик! – закричал Колян. – Сига есть, Антоха? Ты чё заснул? – раздался лошадиный гогот. – Гена, Антоху мы, походу, потеряли!

Раздался грохот в «машине», главный двигатель наконец-то завёлся; где-то на мостике раздался хрип бортовой рации, на связь вышло какое-то судно; тяжёлая лопата упала на палубу, и раздался смех Гены над шуткой Коляна; и только крик чаек так и не предал потерпевшую поражение идиллию.

Матросы отправились в курилку. Оттуда было слышно, как мотористы и старший механик выходят из тонувшего в шуме двигателя машинного отделения.

– Набрали обалдуев по объявлению, с вами как бы не потонуть на этом корыте! – ругался стармех, но в его голосе не было злобы.

– Деда, не волнуйся! Работают профессионалы! – отвечал один из мотористов.

– Профессионал, куда там, – не унимался дед. – С вами каждый день особенный – точно последний.

Матросы заполнили курилку горьким дымом. Вошёл боцман:

– Сука, опять слив в гальюне не работает! Ещё и щеколды там, на дверях, сломались!

– Да эта посудина вообще по швам расходится, – ответил Гена. – Тут при качке всё судно вибрирует так, будто сейчас пополам развалится.

Боцман засунул палец в нос и начал с усердием там ковыряться. Затем он нашёл то, что там искал, вытащил находку и растёр её о грязную переборку курилки.

– Да и хрен с ним, с гальюном, – заключил он. – Починим, как перегруз кончится. Нам с вами друг от друга всё равно скрывать нечего.

Матросы бесшумно усмехнулись.

– А чё, – продолжал боцман, – помню, в Китае был. Там очередь гигантская была… И короче, китаец какой-то прям из очереди вышел и в метре от остальных все свои дела сделал. И никого не стеснялся. Я считаю, это правильно. Это же всё естественно! Зачем прятаться друг от друга?

На несколько секунд повисла тишина, которую прервал Колян:

– Так и до животных недолго опуститься. Мы же люди, а не собаки какие-то. Так можно и гадить, где едим. Естественно же. – Колян изо всех сил пытался делать вид, что всё хорошо, но на самом деле был в глубокой печали. После того как он был замечен пьяным на мостике, капитан кричал на него около часа, не щадя свою прокуренную глотку. После третьего подобного нарушения лишил Коляна премии – двадцать тысяч рублей – и обещал, что спишет его, как только они вернутся в порт.

– Я считаю, это по-свински! – заявил боцман на эту ситуацию. – Он же знает, что у нас у всех тут семьи и дети. Нельзя работяг премии лишать!

– Ну, паскуда! А о жене и ребёнке моём кто подумает? – гремел Колян. – Ещё и сказал, что не будет мне рекомендацию на другое судно писать! Мол, я и там только и буду, что бухать! Да с чего он вообще взял, что я на другом судне буду так же бухать?

– С того, что ты здесь постоянно бухаешь, – ответил на его риторический вопрос Антон.

Колян посмотрел на Нетёсова, как на предателя родины.

– Так это на этом ржавом корыте я так! А там-то нормальное судно будет!

– А какая разница, какое судно? Ты же остаёшься прежним. Мы тебя сколько раз предупреждали?

– Нечего их защищать, Антошка! Все эти начальники такие! – вставил Гена, делая особо презрительное ударение на слово «начальники». – Тоже мне, шишки важные. Всё на простых рабочих держится! На нас держится! А эти только о деньгах думают! Как бы деньжат побольше в карман положить! Вы сами гляньте, где мы сидим с вами щас! На пороховой бочке! Тут же сломано всё! От главного двигателя до щеколд на дверях в гальюн! Двигатель сломан, брашпиль сломан, рулевое устройство тугое, грузовые стрелы то и дело ломаются! Да тут даже шлюпка спасательная не опускается! Механизм сломан! Да нас в ремонт ставить сто лет как нужно! А у нас всё лишь бы быстрей наживу поймать! Лишь бы денег на людях сэкономить здесь и сейчас!

– Начнём тонуть и даже спасаться негде, – поддержал Колян. – Хоть ложись рядом с Захарычем и помирай. Да и то трупов отправят дальше рыбу грузить. Как оказалось, им даже трупы не помеха…

– Страна у нас такая, Коля, – продолжал всех перебивать Гена. – Все только о деньгах говорят и думают! Как и чиновники наши. При Союзе такого не было!

– Давайте ещё друг другу поплачемся в жилетки, мужички, – сказал боцман. – Я в каюте буду, через тридцать минут продолжаем работать.

С этими словами он покинул курилку, несколько секунд матросы сидели в полной тишине, пока не услышали, как захлопнулась дверь в каюту боцмана.

– Да что чиновники, что начальники все эти, – продолжил разговор Колян, – всё одно! Все, кто на руководящие должности пробивается, те ещё мудозвоны. Ты сам посмотри, наш кэп даже не смотрит на нас, когда разговаривает. Всё через боцмана передаёт. Мы для него и не люди вообще! Ниже меня на полголовы, а всё равно умудряется сверху вниз смотреть. Да и боцман наш, – это он сказал почти шёпотом, – ведь такой же. Глянь, какая шишка важная. Мы же с ним здесь полтора года назад ещё работали – тогда оба матросами были. А в этот раз прихожу, говорю: «О Серёга, здорова!», а он мне: «Ещё раз меня так назовёшь, я тебя в море через люмик выкину», говорит: «Для тебя я Сергей Альбертович». Тоже мне, посмотрите, достижение! К пятому десятку из матроса в боцманы выбился. Потом мне лично говорит: «Ты при командирах со мной так не разговаривай! Я бати твоего старше и твой непосредственный начальник!» При «генералах» с ним нельзя так, не поймут в его тусовке высших чинов. – Колян слабо улыбнулся, блеснули пьяные глаза. – Не понимает, что для них он точно такое же говно на подошве, только с большим стажем, чем мы!

– Начальники! Ты чего думал?! – улыбнулся Гена. – Только такие и пробиваются в начальники, чтоб у рабочих кусок хлеба отобрать. Я так и считаю, что среди обычного пролетарского народа гораздо больше хороших, честных и достойных людей. А те, кто командуют, так все там успели запачкаться. Я потому в начальники и не мечу. Правильно говорю, Антошка?

– Да, да, верно, – безучастно подтвердил Нетёсов.

На какое-то время все замолчали, будто выдумывая новые темы, на которые можно друг другу пожаловаться.

– Вот и плаваем тут, как хрен пойми кто! – продолжил Гена. – Всё судно разваливается! Да весь торговый флот наш разваливается. Каждое судно точно катафалк. Зато в кадры приезжаю и вижу: наш самый главный в свой чёрный «лексус» задницу закидывает!

– Да потому в ремонт и не отправляет, что на этом сэкономить нормально можно. А судно ходит, люди работают. Я слышал, он себе и хату уже отстроил и «лексус» у него не один там в гараже. Красавчик, что сказать.

– Ага, блин, скоты! – Гена даже покраснел от злости. – Я, может, тоже хотел бы на «лексусе» разъезжать!

– И ведь так по всей стране. Живём, как бомжи какие-то! А чиновники на наши налоги себе дачи строят. Базара нет, я бы тоже себе и коттедж отстроил, и квартир бы купил! Но почему им всё достаётся? И себе в карман тянут везде! В больницах, в детсадах, школах. Народ у нас вороватый, вон в других странах о людях заботятся. Велосипеды в Японии бесплатные прям на улицах стоят! Бери – катайся! Или в Австралии зонтики на улицах бесплатные, чтоб, если дождь начался, люди не промокли! У нас же всё бы уже себе домой стащили!

– Да, воруют на каждом углу! С другой стороны, а как иначе? Конечно, и нам в итоге приходится воровать, чтоб жить как-то! Я вон в пятом году в Японию гонял тоже на «рефке», мы постоянно целые брикеты с рыбой домой уносили! Тогда на эту линию все и попасть хотели, потому что всегда что-то стащить можно. А чё поделаешь? Жизнь такая!

– Хочешь жить – умей вертеться, – подтвердил Колян слова Гены. – Я сам вон год назад в Корее был, мы на следующий день уже отшвартовываться должны были. Я в магазин иду и вижу, кореец пьяный просто в дрова посреди дороги валяется. Я сначала думал его в сторону хоть оттащить, чтоб вдруг машина его не переехала. Взял я этого корейца, а у него кошелёк на дорогу выпал. Ну, я кошелёк-то забрал и чухнул на судно, пока бухарик этот в себя не пришёл. Да и кто за меня хватится, мы уже на следующее утро отошли.

– Вот до чего нас довели, скоты, блин! – краснел Гена. Затем поднял глаза на Коляна. – И чё, много собрал?

– Да чё там… – расстроенно проговорил Колян. – Налички вообще не было, только банковские карты и права. Пришлось в море выкинуть.

– Так, стоп, – не выдержал Антон. – Я из вашего разговора так и не понял… по вашему мнению, воровство – это плохо или хорошо?

Колян с Геной переглянулись. Первым заговорил Колян: – Конечно, плохо, Антоха. Но ты пойми, что не мы такие – жизнь такая. Просто из-за них нам приходится выживать любыми способами!

– Ага, – подхватил Гена. – Это жизнь, Антошка, привыкай. Ты ещё молодой, многого в жизни не понимаешь. Как я уже говорил: хочешь жить – умей вертеться!

– Так чем вы отличаетесь от тех козлов, которые на вас наживаются? Тех, кто воруют ваши деньги и экономят на ваших жизнях?