Каверзные вопросы, или Пока склероз молодой

– Говорят, что есть проблемы со взлетом, я бы с удовольствием пел…

Из зала:

– Мы взлетим.

Кобзон:

– Тогда концерт продолжается.

Назавтра гитарист упал на колени и заголосил:

– Иосиф Давыдович, отпустите! Я больше не выдержу!..

Одни педагоги по вокалу говорят, что надо петь ногами, другие – животом, третьи – спиной. Кобзон поет всем организмом. Поэтому поет легко, как говорит. Говорит, кстати, очень хорошо.

Музыкальность

Однажды в гастролях по Дальнему Востоку мы встретились с группой Кобзона. В разговоре с музыкантами спросили:

– Ребята, скажите, вот поездка тяжелая, много концертов, перелеты, переезды, недосыпы… Часто Кобзон чуть не дотянет, чуть сфальшивит?.. У всех бывает.

– У Кобзона не бывает никогда.

Чисто, ритмично – это азы. Музыкальность этого певца – не красиво спетые ноты или фразы, а умение спеть всю песню целиком, как будто мелодия, начавшись, обрывается только с концом песни. Ощущение такое, что у него внутри скрипка, точнее виолончель, которая всегда играет, только певец еще время от времени накладывает на эту мелодию нужные слова.

Мы ехали вместе в машине. Кобзон что-то рассказывал, его перебили, потом извинились. Он сказал:

– Ничего-ничего, меня перебить невозможно: я же внутренне пою.

Фраза эта стала крылатой. В театре “Шалом” все артисты ее повторяют.

Стиль

Сегодня многие певцы замечательно двигаются, танцуют. Это прекрасно. У Кобзона другой стиль. Он мог бы и прыгать и скакать, но это не его. Он стоит. И поет. Скупой жест, скупая мимика. Все сосредоточено на самой песне. Артист не показывает голос, не демонстрирует актерское мастерство, не выступает. Только поет. И поет так, как будто слушает эту песню вместе со зрительным залом. Со стороны. Такой стиль оказывается очень современным. И вчера, и сегодня, и завтра. Мы его слушаем и тоже “внутренне поем”. Каждый в эти минуты сливается с артистом и тоже чувствует себя Кобзоном. Может быть, в этом главный секрет успеха?

Стоп, стоп!.. Что-то тут не совсем так. Чего-то не хватает. Перечитал про стиль и понял, что эти слова скорее про прежнего Кобзона. А он за последние годы очень изменился. Стал еще лучше, еще глубже… Короче, пришло время прямо и определенно назвать главную причину успеха артиста Иосифа Кобзона…

Талант

В Центральном Доме Актера Вечер памяти Маргариты Александровны Эскиной. Она была любимым директором этого дома, поэтому зал переполнен знаменитыми актерами, режиссерами и другими деятелями театра. Желающих выступить много, некоторые говорят несколько слов или читают короткие стихи, кто-то поет одну песню… Выходит Кобзон. Его здесь любят. Он для драматических артистов свой, не “чистый вокалист”. Поет две песни. Не отпускают. Говорит:

– Тогда песня, имеющая отношение не к Маргарите Александровне, а ко всей нашей культуре. Беранже “Нищая”.

Песня длинная, шесть больших куплетов. Рядом со мной сидит очаровательная Юлия Рутберг, она мне тихо:

– Я тоже люблю Кобзона, но чувство меры…

Я тоже тихо:

– У него свое. И песня такая.

Кобзон допел, зал и не думает с ним расставаться.

– Что вам спеть?

Какой-то зритель:

– “Май вэй”.

Кобзон говорит:

– Хорошо.

И поет. И тут начинается что-то непонятное. Все понимают, что он поет об этих, сидящих в зале, людях. Об их жизни и бедах. Не дали роль, а я бы мог… Теперь время ушло. И звания ждал столько лет… Но это мой путь!.. Квартира, путевки – все не мне… Но это мой путь! Обиды, сплетни… Сколько раз режиссер меня “не видел”… Но это мой путь! И я с него не сверну!

Зал встал. Слезы у многих в глазах. Мы орем (именно). И моя любимая Юля тоже. Я ее после этого еще больше люблю.

А ведь Кобзон “просто” пел. В чем же тут секрет?

Ответ на этот вопрос в другой истории, которую я должен рассказать.

Скандал в Манеже на Выставке современного искусства. Помните, когда Хрущев кричал у картин Фалька: “Пидарасы! Лица не бывают голубые!”.

Скандал напугал всех работников искусств, кроме, разумеется, советских консерваторов.

И на этом фоне в ЦДРИ большой творческий вечер Сергея Михалкова.

Игорь Ильинский читает басню Михалкова “Три портрета”. Басня призывает к буквальному реализму и совпадает с позицией Хрущева. И вдруг – чудо! – великий Ильинский, не меняя ни слова, читает все наоборот, он за художников-модернистов! Такого не ожидал даже сам автор. Михалков сидит на сцене с открытым ртом. Зал ликует. Ильинский уходит за кулисы, ходит там в радостном возбуждении, сверкает хитрыми глазами, подзывает нас с Лившицем:

– Молодые люди, я жизнь прожил, книгу написал о том, как играть, и только сегодня понял: если хочешь что-то сказать зрителям – надо об этом думать.

Вот он, секрет успеха. Конечно, при наличии таланта.

У Ильинского он был.

У Кобзона он есть.

Артистизм

Старый Новый Год в ЦДРИ. Цвет артистической Москвы. Три часа ночи. Стоим в фойе с Анатолием Дмитриевичем Папановым. Он говорит:

– Пойдем в зал, Кобзон будет петь.

Кобзон выходит на развеселую, все видавшую публику и поет “Бери шинель, пошли домой”. И зал замолкает. Никто не ест, не пьет. Все слушают. Папанов наклоняется ко мне:

– Большой артист.

Фестиваль в Португалии. Артисты из 60 стран. Концерты идут на стадионах по 5–6 часов. Группе из Советского Союза во главе с Кобзоном дают максимальное время – 20 минут. Из них самому Кобзону остается 6 минут на две песни. Он поет “Гранаду” на испанском и “Калинку” на русском и португальском. Нашей группе дают 50 минут, и теперь Кобзон поет 8 песен и заканчивает весь концерт.