но где-то, может быть,
В глубинах сумрачных уже встает
грохочущее, с ревом:
«А, может, все еще случится?»
март 2001
Калифорнийские холмы
Калифорнийские холмы,
зеленые и золотые,
под небесами до невинности пустыми,
о чем молчите мне,
калифорнийские холмы?
Какие недосказанные мифы
про силикон и томагавки от навахо
скрывает ваша в неге нагота?
Запекшиеся пятна странной соли —
лернейской гидры кровь не упадет
на ваши развороченные недра
и к яростным колючкам не пристанет
пот с лошади кричащей амазонки.
В придуманной стране придуманные формы:
зачем вы здесь, среди моей тоски,
калифорнийские зеленые холмы?
Разутая, расхристана, раздета,
моя душа, святое наказанье,
о, не мечись меж склонов и дорог,
не отдавайся эхом в тишине несчастий,
за вереницей траков не тянись,
и успокойся – там, на дне печалей,
на самом дне непознанных глубин
все то ж: чем боле мы себя теряем,
тем более находим мы себя.
На умирающем от жажды и неверья
нетрезвом языке лопочущих славян
я вам кричу, немые и глухие,
метафорой и горечью давясь.
И нас качает от несыгранных страстей,
от грохота прибоя за хребтами,
от темной тени, брошенной в себя
безжалостной судьбой, от уходящей боли,
а с болью – жизни, нужной и никому ненужной,
средь хоровода груды и грудей
холмов калифорнийских, с золотым зеленых.
Март 2001
На ветру
Несет свой крест в песке
Хозяин дельтоплана,
А позже тот несет хозяина креста
И в ожидании сошествия Христа
И продолжения Божественного плана
Скрывается. В туманном далеке
Шевелится хребет от Санта Круза,
Над облаками – небо. Как всегда
По Пятницам тоску наводят Крузо,
И бесконечно т?чится волна.
А мне граниты памяти постыли,
И ветры шалые, пустые, ни о чем,
И время встало в сумраке унылом,
И солнце гаснет пламенным мечом.
Вернусь в ночную горькую квартиру,
Зажгу две свечки, как глаза у тьмы,
И побреду по замкнутому миру
Своей надежды, воли и мольбы.
Апрель 2002
Сонет захода
«Отмщения!» – взывали небеса,
они пылали яростью и гневом,
они кричали: «Подлость и измена!»
на разные лады и голоса.
И в них читались горечь и обида,
несправедливость, мерзости игра,
шла предзакатная кровавая коррида,
казалось – навсегда иль до утра.
Миг приговора и проклятья затянулся,
вибрируя в расплавленные пульсы.
Там, наверху, ярились чудеса,
Ненужные покинутому мне,
Я плесканул в стакан небрежно каберне…
«Отмщения!» – взывали небеса.
Август 2002
Под небом
Иные небеса, чужие небеса
Несутся надо мной, являя чудеса.