Письма внучке Соне

Я считаю, что это очень полезное занятие, ведь ты уже давно играешь и с настоящими куклами, и с интернетовскими, это стало привычным для тебя, самым обыкновенным занятием. И ты не боишься заботиться о маленьких детях – уже сейчас. И когда у тебя появится твоя настоящая дочка или сынок, ты мигом вспомнишь весь свой опыт игр с куклами и сразу станешь хорошей, примерной мамой, которая всё-всё знает о детях и как за ними надо ухаживать.

И твоя мама, и твои бабушки – они все играли в куклы, когда были такими же, как ты сейчас. И поэтому знают и умеют всё-всё.

Как ты.

Зачем мы?

Наш Пуххайм – большой городок, чтобы пройти его весь от края до края, вдоль железной дороги и поперёк, понадобится несколько часов, может быть, даже полдня, если останавливаться, чтобы зайти в кофейню, где готовят прямо при тебе брецели и либеркейс, полюбоваться орхидеями и магнолиями перед домами, или просто прочитать объявление о том, что скоро приедет цирк-шапито.

Мы живем совсем близко от столицы Баварии Мюнхена – всего дюжина остановок сабвэя до Мариенплац с огромными затейливыми часами на главной башне города.

До Северного, Балтийского или Средиземного моря от нас лёту целый час, а до Москвы – три часа. Германия сверху кажется витражом, собранным из разноцветных стёкол: непонятно, что изображено, но очень красиво и уютно.

Космонавты видят нашу Землю как картину в раме, в кисее облаков и с белым ореолом, будто она чья-то невеста.

Космический разведчик «Вояджер» снял нашу планету, когда пролетал мимо Юпитера – это маленькая голубенькая точка, еле-еле заметная. Из Космоса она вообще никак не различима в вакууме темноты, будто её и вовсе нет на белом свете.

Зачем мы живём? Такие маленькие крохотные существа, с детства до самой глубокой старости – мельчайшие пылинки времени? Зачем мы учимся, ходим в походы, смотрим фильмы, едим, готовим, иногда ссоримся, иногда шалим, грустим, смеёмся? Зачем мы – не для кого-то, кого, возможно, и вовсе нет, а для себя?

Я уже давно думаю одну мысль: человечество, то есть все мы, и жившие когда, и живущие сейчас, и те, кто будет жить после нас, это очень интересное множество, каждый член которого, каждый человек равен всему этому множеству.

И если это так, а это непременно так, только так, то каждый человек ответственен за всё человечество, а всё человечество ответственно за каждого из нас, неважно, уже умершего, живого или ещё не родившегося.

А это значит, что наши цели, которые мы ставим перед собой, должны быть достойными этого, а не строиться по мелочам: хочу мороженого, хочу богатства, хочу, чтобы меня все боялись или меня все любили, хочу, чтобы мне все подчинялись, а я всеми повелевал, хочу иметь всё и быть всем – это такие несуразные мелочи, если хорошенько подумать из-за пределов нашей Солнечной системы, из-за пределов жизни, которая короче малейшего дуновения и мгновения Космоса.

Мне очень нравится красивая мысль великого немецкого философа Иммануила Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне». А ещё он учил нас, людей: всегда поступай так, как поступил бы на твоём месте Бог или последний человек на Земле.

Очень хочется не отпускать эту мысль от себя и всё время руководствоваться ею, но мне кажется, что это и есть построение и образование – жить и действовать, ориентируясь на самое высокое в себе и других людях.

Строить себя как дом, ухаживать за ним, ремонтировать, украшать – но ведь это и есть построение себя и образование себя. Был такой древний греческий философ Гераклит. Он сказал: «Дом человека – Бог». Мы, стало быть, строим в себе Бога и человек человеку Бог согласно тому, что человечество – это множество людей, каждый из которых равен всему человечеству.

А это, между прочим, значит, что самое важное и непрерывное в нас – наше образование: не учение и не освоение новых знаний или профессий, а обретение образа себя, который, чем дольше образуешься, тем ясней и ярче, но и недоступней. Какая прекрасная дорога, оказывается, эта жизнь, какая она интересная, если всю её отдать образованию, то есть познанию себя, себе подобных и мира.

Зачем ходить в школу?

Действительно – зачем?

Есть люди, которые в школу не ходят и никогда не ходили, по разным причинам. Кто в силу болезни или инвалидности, кто психологически не в состоянии находиться по нескольку часов ежедневно среди людей. А были и такие, что считали: учителя должны ходить к ученикам, а не ученики к учителям. Так поступали русские цари и европейские короли. Представляешь, какие это были несчастные дети, ни к чему не приспособленные, многого не понимающие и не знающие.

А ты знаешь, Сонечка, что изначально слово «школа» означало «отдых»? Это слово придумали монахи, кажется, те самые монахи-августинцы, что создали Мюнхен, ведь само название твоего города означает «Монашеский». Весь день они трудились: в саду, в поле, пекли хлеб, делали вино, варили пиво, кормили и поили скотину, а вечером собирались вместе и учились, считая это если не забавой и игрой, то во всяком случае отдохновением.

Надо сказать, что в далёкие давние времена дети начинали работать с 4—5 лет: ребёнок – это тот, кто уже может работать: ухаживать за совсем маленькими, домашней скотиной и птицей, мести полы, носить к очагу дрова, даже готовить что-нибудь несложное. И в школу они бегали, чтобы отдохнуть от бесконечной домашней работы, ну, и заодно, чтобы узнать что-нибудь новенькое, например, что будет, если к двум прибавить два.

Люди, как муравьи и пчёлы, привыкли жить и работать сообща. Но если у насекомых это умение заложено генами и держится на инстинктах, то людям надо этому учиться: учиться вежливости и бережному отношению друг к другу, учиться понимать друг друга, учиться быть мирными и миролюбивыми. Хорошо, что у людей есть детство, в течение которого они осваивают нормы и правила поведения и общения друг с другом, представляешь, какая была бы без этого кутерьма у взрослых?

Но главное, зачем стоит ходить в школу, не в этом.

Вот, какая история однажды случилась у меня.

Несколько лет я преподавал в Центральной музыкальной школе при Московской Консерватории по классу географии. Это была очень специфическая география – музыкальная: мы учились путешествовать, ведь все музыканты вечно гастролируют по разным странам и городам, ребята писали эссе о географии своих музыкальных инструментов, рассказывали друг другу о музыкальной жизни разных городов: Вены, Парижа, Лондона, Нью-Йорка, Москвы, Берлина и других. А ещё у нас было много музыкально-географических игр.

И у меня в 9-ом классе был забавный валторнист из города Шуи, маленького старинного городка. В конце каждого урока он говорил нам, чем мы, на самом деле, занимаемся и что всё это значит. Однажды он закончил урок так:

– я понял, что мы тут делаем: мы не географию изучаем, мы познаём себя в географии.

Мне показалось, что это – замечательная формулировка. Действительно, нам ведь вовсе не обязательно знать и запоминать все эти правила, законы, формулы, которые описывают всё на свете, но нам очень важно знать, кто мы такие в самых разных зеркалах: в зеркале гимнастики ты – такая, а в зеркале поэзии – вот такая, совсем другая, а в математике – третья, а в кулинарии – четвёртая. И чем больше у тебя таких зеркал, в которых ты видишь себя разную, тем интересней ты как человек – самой себе и другим людям, тем полнее и красочней твой портрет.

Многие люди не понимают этого и считают учёбу в школе обязанностью, которую им навязывают. Мне кажется, они просто обкрадывают себя. А потом всю жизнь они обкрадывают себя, думая, что работают только за деньги, а не из интереса к работе и любопытства: «что я ещё могу и умею?»

Забытые вещи и слова

Здравствуй, Сонечка!

Между нами всего семьдесят лет, в сущности, пустяк времени – история человека насчитывает 4 миллиона лет, а, возможно, и много больше.

Но как же изменилась вокруг жизнь! И сколько появилось новых вещей и новых слов: когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, мы не знали, что такое компьютер, мобильник, целлофан, холодильник, стиральная машина, телевизор, дезодорант, шампунь, стиральный порошок, фломастер, шариковая ручка, туалетная бумага, мопед, скутер, искусственные ткани вроде капрона и лавсана, хотдог и гамбургер, почти все самолеты были военными. Нет, в мире всё это или почти всё уже было, но Россия тогда была очень отсталой страной, и в нашей жизни ничего этого просто не было.

Однако многие вещи, привычные и необходимые в жизни моего детства, теперь напрочь исчезли и вряд ли появятся вновь, во всяком случае, не хотелось бы, чтобы они вернулись. Я расскажу лишь о некоторых из них.

Керогаз, примус и керосиновая лампа

Это – керогаз. В домах часто не было даже печного отопления, и люди готовили еду на керогазах, которые заправлялись керосином. Ты не поверишь, но много домов не имели даже кухонь, и люди использовали керогазы в своих комнатах (квартиры были у очень немногих), вонь была ужасная, ещё и потому, что люди жарили на рыбьем жире. Рыбий жир выдавался всем детям бесплатно, по одной бутылке в месяц, это был единственный источник витаминов. Но многие домохозяйки использовали этот рыбий жир для жарки, потому что в магазинах других жиров и масел либо не было, либо они были очень дороги для простых людей. От меня рыбий жир прятали, потому что я мог выпить сразу целую бутылку. Почти все дети ненавидели этот рыбий жир, который добывался вовсе не из рыб, а из китов и дельфинов, которых тогда беспощадно истребляли.

А это – примус. Он тоже работал на керосине, но гораздо компактнее, чем керогаз и, увы, более взрывоопасен. Прежде, чем поджечь горелку, надо было несколько раз накачать её выдвижным поршнем, что слева в баллоне с керосином.

Были специальные керосиновые лавки, где можно было купить, помимо керосина, иглы для примуса, щётки от копоти, а также хозяйственное и туалетное мыло, синьку (бельё стирали в баках, которые водружались на керогазы, в воду добавляли хозяйственное мыло, наструганное на терке, а в конце, при полоскании в холодной воде, добавляли синьку, чтобы белье казалось белым до голубизны, а в самом конце стирки, занимавшей несколько часов, добавляли крахмал, чтобы белье хрустело как новое; белье время от времени мешали огромной деревянной палкой, чтобы мыло, синька и крахмал распространялись более или менее равномерно; сушили стиранное на бельевых верёвках во дворах, у каждой семьи были свои веревки и прищепки).